Страница 72 из 75
— Да пытать уже некого, великий.
— Пытайте тех, кого захватите.
— Хог. Только мягкотелые перестали сдаваться в плен. Уже знают, что их ждет.
— Война есть война. Рано или поздно попадутся. Строго накажи не убивать раненых, особенно шишуахам, знаю я этих головорезов. Объяви хорошую награду за каждого пленного. Ты хорошо меня понял, Уэкей?
— Со всех сторон, великий.
— Есть другие новости? — Еэ
— Говори.
— Остатки сивов прижаты к Ледяным горам.
— Еще не уничтожены?
— Нет. Но в Южные пески никто не ушел. Хачичеи уже прислали посольство. Благодарят.
— Хог. Я приму их завтра. Это все?
— Нет, великий. Мягкотелые выпустили белую стрелу. Су Мафусафай повернулся и стал смотреть на Уэкея. Такое случалось не очень часто.
— Мягкотелые? Выпустили белую стрелу?
— Еэ, великий. И уже не одну.
— Белая стрела означает предложение переговоров. Во время войны можно договариваться только о мире. Что затевают эти мягкотелые? Разве мы побили их на снегу?
— Я бы так не сказал, великий.
— Тогда почему они хотят предложить мир?
— Трудно понять. Мы слишком мало знаем мягкотелых.
— А вот они про белую стрелу знают. Много наших видели эти стрелы?
— Многие.
— Значит, не скроешь?
— И не надо, великий. Ты заставил мягкотелых просить мира, а не они тебя. Никому из схаев такое не удавалось. Пусть об этом знают все. Это — слава.
Мафусафай долго смотрел на своего маш-борзая. Потом сказал:
— Ты хорошо превратил поражение в победу. Иди разговаривай с мягкотелым. А я подумаю, что делать с хачичеями.
Они встретились утром на берегу речки Алтын-Эмеле. Чуть ли не минуту молча рассматривали друг друга. Снизу на них смотрели тысячи ящеров, а сверху — пехотинцы восьмой дивизии.
— Меня зовут Мартин Неедлы. Я хее офсамаш. Моими устами говорит верховный машиш Поммерна Бернар Второй
Ящер продолжал молчать. Прямо как комендант Шторцена.
— Будешь ли ты скрывать свое имя, машиш? — спросил Мартин.
Вертикальные зрачки ящера сузились.
— Перед тобой, мягкотелый?
— Тогда скажи.
— Я маш-борзай Сунхариги Уэкей. Моими устами говорит Су Мафусафай, верховный машиш Схайссов.
Мартин хлопнул себя по животу.
— Хог! Твое звание выше. Но наш маш-борзай не говорит на схайссу. А быть вдвоем против тебя одного не позволяет честь. Ты будешь говорить со мной, Сунхариги Уэкей?
— О чем?
— О мире.
— Ты первый об этом сказал, мягкотелый.
— Еэ.
— Тебя это не смущает? — Нет.
— Тогда садись первый.
Это был тонкий момент. Тот, кто садится первым, становится стороной просящей. Мартин усмехнулся. Что ж, пусть потешит свою гордость. Тем более что, согласившись говорить с младшим по чину, маш-борзай тоже делает уступку. Хотя и не столь наглядную. Умен этот Уэкей.
Мартин расстегнул пряжку и отбросил пояс с саблей далеко назад. После этого сел. Вооруженный Уэкей стоял теперь над ним и это видело множество глаз с обеих сторон. Решив, что достаточно унизил врага, Уэкей тоже отбросил пояс и медленно сел.
— Мир заключают тогда, когда это выгодно обеим сторонам, мягкотелый.
— Или тогда, когда никто не может победить.
— Нас гораздо больше.
— Ваша сила убывает, а наша прибывает, — спокойно заметил Мартин
Маш-борзай не стал этого оспаривать. Он выбрал другой довод.
— Вас спасает не сила, а теснота.
— Теснота никуда не денется.
— Зачем тогда просите мира?
— Не просим, а предлагаем.
— Ты первый сел.
— Да. Для того, чтобы разум победил глупость, я пожертвовал гордостью.
— Красиво говоришь. Хорошо, я понял тебя. Но ответь, если вы не боитесь поражения, зачем тогда предлагаете мир?
— Мы не любим убивать.
— Трудно поверить, что вам стало жалко схаев.
— Тогда попробуй поверить в то, что мы сами не любим умирать.
— Хог. В это верю.
— Зачем без пользы истреблять друг друга? Давайте остановимся.
— После того, как вы убили тысячи схаев? Мы обязаны отомстить. Таков обычай.
— Но есть и другой обычай, который вы обязаны соблюдать.
— Великий Мосос! Ты собираешься учить нас соблюдать обычаи?
— Нет. Я хочу дать вам способ остановить войну, не нарушая обычаев.
— Это невозможно.
— Возможно, если позволишь развязать вот этот мешок.
— Мне неинтересно знать, что в мешке у мягкотелого.
— То, что может остановить войну.
— Ваши деньги для нас цены не имеют.
— Там не деньги. Еще раз говорю, там то, что может остановить войну без ущерба для чести схаев. Сейчас это зависит от тебя, маш-борзай Сунхариги Уэкей. Если ты откажешься, погибнут новые тысячи. Возможно, сородичи тебя и не осудят. Но простишь ли ты себя сам? — Ты хитрый жабокряк, мягкотелый! Развязывай. Мартин медленно, чтобы не насторожить ящера, потянул тесемку. Мешок раскрылся.
— Хогитиссу! Это еще что, воин Мартин?
— Цветомиры.
— Великий Мосос! Сколько?
— Сто. Десять десятков.
— И ты требуешь сто дней мира?
— Еэ.
— Это может решить только сам верховный машиш Схайссов.
— О Су Мафусафае будут рассказывать предания. В Схайссах никто не имел столько цветомиров.
С сожалением, которое не смог скрыть, ящер сказал:
— Мы не берем подарков от мягкотелых. Усмехнувшись про себя, Мартин поспешил ему на помощь:
— Все видели, что мира просил я. Так? — Еэ.
— Я сел первым. — Еэ.
— Значит, цветомиры не подарок. Это выкуп за мир. Очень дорогой выкуп. За него погибло много воинов.
Маш-борзай Сунхариги Уэкей встал.
— Ты хорошо подготовился к переговорам, мягкотелый, — сказал он.
Он наклонился и взял мешок.
— Ответ получишь завтра.
— Великий машиш Су Мафусафай согласен на перемирие, мягкотелый. На девяносто восемь дней.
— Почему не на сто?
— Два цветомира были сильно плохие. Завяли.
— О! Претензии по качеству. Но два завявших цветомира могут стоить один день
— Брось торговаться. Через девяносто восемь дней в горах уже будет снег. А вам как раз и нужно дотянуть до снега. Так?
— Трудно от тебя что-то скрыть, машиш.
— Вот и не скрывай, — мимоходом бросил ящер. — А граница должна быть прямо здесь. — Он провел черту между собой и Мартином. — Та часть ущелья, которую мы завоевали, будет Схайссами. Мы не уйдем.
Мартин стукнул себя по животу.
— Я понимаю. Нельзя отдавать то, за что погибли воины. Будет неуважение к мертвым.
— Хорошо понимаешь. А что ответишь?
— Отвечу вот что. Схаи доблестно сражались и вызвали уважение своим мужеством. — Тут Мартин еще раз стукнул себя по животу. — Моими устами верховный машиш Поммерна Бернар Второй объявляет: все, что за твоей спиной, благородный Уэкей, — это Схайссы!
— Ты сказал — я слышал, машиш Мартин.
— Ты сказал — я слышал, машиш Уэкей.
— Хог. Да будет так.
Ящер некоторое время молчал. Потом сказал:
— Мягкотелый! Я потерял в этом ущелье старшего сына.
— Мой сын тоже был здесь.
— Значит, живой, — без выражения сказал Уэкей.
— Он у меня один.
— Сегодня один, завтра — два. А тот, кто не родился, еще не убит.
— Мне повезло. Тебе — нет. Чего ты хочешь, машиш? Уэкей глянул на снежные вершины.
— Ладно. Вы защищались, мы нападали. Понять можно. Я другое спрошу. Вряд ли мы увидимся еще, и я хочу узнать прямые мысли врага. Быть может, это хоть немного убережет от глупости и нас, и вас. Скажи мне как воин воину: ты веришь, что мы можем жить в мире?
— Первыми мы не нападем. Однако думаю, что воевать еще придется. Мы слишком долго ненавидели друг друга. Но вот помириться в следующий раз будет легче
— Хэй! Вчера Ухудай Всех Племен решил, что больше мы не примем цветомира от мягкотелых. На это не рассчитывай.
— Я знал, что вы так решите. Да, без цветомира помириться труднее. Но это будет уже не в первый раз, а ты знаешь, что самый трудный ррогу — это первый ррогу.