Страница 60 из 114
Самаэль бросился на противника и замахнулся на него мечом. Джаханнам сладко запел, предвкушая вкус крови врага, но демон легко уклонился и попытался напасть на человека сзади. Гигант изо всей силы саданул его по морде обручем. Острые концы крыльев рванули плотную кожу и разорвали ее. Демон поднял голову и зарычал — не столько от боли, сколько от ярости.
Страшный удар его мощной лапы был нацелен в ничем не защищенную грудь человека, но Самаэль выстоял. Только упал на правое колено, шумно выдохнув воздух. Тут же поднялся и успел подставить под очередной удар руку с мечом. Когти демона полоснули по металлическим заклепкам и соскользнули, не причинив вреда. Урмай-гохон легко подхватил какой-то ларец, окованный металлом, и обрушил его на голову противника. Ларец разлетелся на куски, а Мэлор зарычал еще громче. Морда его потемнела от выступившей крови.
Разъяренный демон бросился к человеку, вытянув перед собой лапы и яростно хлеща хвостом, но Самаэль был к этому готов. Он уклонился от нескольких ударов хвоста и, нырнув под локтем чудовища, вонзил острие меча в плоть демона.
Мэлор взвыл, и его вопль слился с яростным воплем меча Джаханнама, который попробовал первой крови врага.
Однако гиганту приходилось несладко. Он чувствовал слабость во всех членах, вызванную, очевидно, действием попавшего в кровь яда. Урмай-гохон понимал, что еще немного, он перестанет контролировать собственную скорость — и Мэлор победит.
— Господин, господин, — раздалось прямо у него в голове. — Господин! Надень меня!
Самаэль бросил быстрый взгляд вниз. В кулаке его левой руки, которую он почти перестал чувствовать, был по-прежнему зажат обруч с крыльями. Ему стоило огромного труда поднять руку, но он сделал это, продолжая правой отбиваться от наседавшего демона. Он и сам не понял, откуда взялась в нем энергия, — но ожила занемевшая рука, перестала ощущаться усталость, а демон показался мелким и не слишком опасным. Нечеловеческая ярость затопила все уголки сознания урмай-гохона. И из просто опасного противника и могучего воина он превратился в неистового бойца, готового выступить не только против демона, но и против любого бога.
Почти плавным движенем он поднял над головой Джаханнам, описал его клинком замысловатое, неизвестное воину Самаэлю движение и вонзил острие меча прямо в горло демона, сразу под длинной крокодильей челюстью. А затем повернул, круша кости и плоть…
Победа в войне за Арнемвенд далась богам этого мира слишком дорогой ценой. В живых остались немногие, но и те, кто выжил, были лишены большей части своего могущества. Боги угасали. Угасали и их знания, умения и власть над миром. А мир оставался брошенным на произвол судьбы, и это положение не давало покоя тем, кто отдал все, его защищая.
Мэлор хорошо помнил, как это было.
Появление на Арнемвенде могучего и молодого, сильного и вездесущего Барахоя обрадовало всех. И тех, кто нуждался в защите, и тех, кто уже защитить не мог. Все перешло в руки нового Верховного Владыки. Но прежние боги исполнили свой долг до конца, доведя до завершения то дело, за которое заплатили всем, что имели.
Мэлор был обычным демоном без каких-либо конкретных обязанностей и не слишком могущественным. В войне с Мелькартом он остался на стороне своих соплеменников, не приняв Зла. То, что ты демон, не всегда означает, что ты черен и пуст внутри. И именно его два великих бога — Ан Дархан Тойон и Джесегей Тойон — сделали исполнителем своей последней воли. Всю силу, все могущество, которое оставалось у них, они передали Мэлору. И оставили его в подземной пещере, в толще скал, охранять проклятые сокровища Джаганнатхи — его меч, венец и драгоценности. А вот талисманы поместили в какое-то другое, неизвестное Мэлору место.
Меч и венец принадлежали ближайшему сподвижнику Мелькарта — царю Джаганнатхе, откуда и получили свое имя. Если его господин появился на Арнемвенде из иного, совершенно запредельного пространства, с невероятным упорством пробиваясь сюда по какой-то скрытой от всех смертных причине, то сам Джаганнатха был обычным человеком до того времени, как встретился с воплощенным Злом в лице Мелькарта. Он предоставил ему свой разум и свое тело, превратившись в нелюдскую сущность, жаждавшую власти и могущества. Мелькарт дал ему это, считая такую плату равноценной оказанным услугам. А также он наделил меч и венец своего слуги-человека собственными душой и разумом, а также сообщил им малую толику своей силы, чтобы они во всем помогали своему господину. После его смерти оба эти предмета не были уничтожены, ибо их разрушение могло повлечь за собой высвобождение огромного количества энергии Зла. А обескровленный войной Арнемвенд не был в состоянии противостоять еще и этой напасти. По той же причине не стали уничтожать и талисманы, принадлежавшие остальным слугам Мелькарта. Но все эти предметы были надежно сокрыты от людских глаз, дабы никто в мире не смог поддаться соблазну обладать ими.
Мэлор знал, что однажды Мелькарт снова попробует проникнуть на Арнемвенд. Знал он и то, что в мире появится наследник грозного царя, который сможет укротить его сокровища и с их помощью попытается завоевать этот мир, исполняя тем самым волю своего незримого господина. И неважно, будет ли этот человек знать о своей миссии или нет. Демон был обязан уничтожить всякого, кто попытается прибрать к рукам вверенные ему предметы.
В пещере побывало с тех незапамятных времен много разного люда. Были среди искателей клада и обычные авантюристы, и грабители, которым было щедро заплачено за эту услугу, и рыцари без страха и упрека, надеявшиеся обратить силу слуг Джаганнатхи на благо миру. Мэлор не щадил никого, понимая, какое зло они могут вывести на свет. Впрочем, ему не так уж и много сил нужно было к этому прилагать. Большинство посетителей были уничтожены самими сокровищами Джаганнатхи. Ни меч ни венец не хотели признавать другого хозяина — клинок рубил на части, венец завладевал разумом и сводил несчастных с ума. На памяти Мэлора только трое или четверо за много тысячелетий сумели совладать с непокорными предметами. И тогда уже за дело принимался он.
Правда, ему приходилось сражаться против объединенных сил воина, меча и венца. Но он всегда побеждал. Ему доставляло удовольствие побеждать в равном бою предметы, отягощенные злой энергией и волей.
Он был демоном, но демоном этого мира…
Меч вошел ему под челюсть, разрывая артерии, сладострастно крича, впервые одолев своего тюремщика.
— Что ты… сделал? — прохрипел Мэлор, падая на колени.
Он протягивал к неразумному человеку когтистые лапы, пытаясь предупредить его о грозящей и ему самому, и всему миру опасности… В человеке не было Зла, он ничего плохого в нем не чувствовал, недаром пытался остеречь. Он не испытывал ненависти к тому, кто его уничтожил, потому что такова была судьба, и это она столкнула их в тесной полутемной пещере. Но он надеялся, что успеет уговорить Самаэля.
— Это Зло…
Урмай-гохон смотрел на умирающего демона со смешанным чувством удовлетворенной ненависти, жалости и еще чего-то, пока ему неясного. Он смутно чувствовал, что удовлетворенная ненависть порождена не его душой, а душами меча Джаханнама и венца Граветты. Но он уже начинал воспринимать их как часть самого себя.
— Оставь их, — шептал между тем Мэлор, — ты не понимаешь… Оставь. Возьми золото и уходи.
Он покачнулся и упал на спину. Лежа, он смотрел на человека своими печальными мудрыми глазами, столь неуместными у жуткого монстра, которым он являлся в материальном мире.
Но странная сила заставила Самаэля встать ногой на грудь поверженного противника и произнести:
— Знай же, что ты умер от руки урмай-гохона Самаэля, сына великого бога Ишбаала, Властителя Смерти.
И страшно вскрикнул Мэлор… Ишбаалом на Имане с давних пор называли Мелькарта.
Свод обрушился от третьего или четвертого удара. А два десятка воинов быстро разобрали завал из камней, так что теперь в пещеру был открыт свободный проход. Собственно, она стала частью большой пещеры.