Страница 67 из 76
Восемнадцатилетний юноша сразу же записался добровольцем на военную службу и уже через пару месяцев оказался в траншеях Фландрии. Он был участником первой битвы на Ипре, в которой был сразу ранен, а после выздоровления переведен на русский фронт, где снова был дважды ранен.
Армия произвела на молодого Зорге глубокое впечатление. Конца войне не предвиделось, и Зорге становился все более и более неудовлетворенным установившимся порядком вещей. Успех большевистской революции в октябре 1917 года оказал глубокое влияние на развитие его левых взглядов.
Когда в начале 1918 года его уволили из армии по медицинским показаниям, Зорге записался студентом в Кильский университет и одновременно окунулся в политическую деятельность левых, вступив в Независимую социал-демократическую партию, где вскоре возглавил работу по обучению молодежи. Это дало ему возможность поближе познакомиться с моряками германского северного флота, запертого на военно-морской базе в Киле. И когда в конце октября в Германии разразилась революция, Зорге стал ее активным участником и одним из ее лидеров, выступая со страстными, зажигательными речами перед группами матросов и портовых рабочих.
В начале 1919 года Зорге переехал в Гамбург. Официально – для получения докторской степени. Однако истинная причина переезда крылась в другом: к тому времени Гамбург стал одним из главных центров германского революционного движения. И когда Независимая социал-демократическая партия Зорге соединилась со Спартаковским союзом, образовав Германскую коммунистическую партию (КПГ), Зорге стал одним из ее лидеров.
Безудержное пьянство и многочисленные романы с женщинами приобрели Зорге репутацию необузданного среди более аскетичных лидеров КПГ. Однако Зорге никогда не позволял своей личной жизни, местами довольно экзотической, оказывать какое-либо влияние на его политическую деятельность.
Когда Зорге занял должность преподавателя в Аахене, расположенном на границе с Бельгией, Центральный комитет партии в Берлине попросил его взять на себя руководство партией в этом районе.
Германские власти стали следить за Зорге, и когда его избрали делегатом от Рейнланда в состав ЦК КПГ, Зорге изгнали из школы за политическую деятельность. Тогда по приказу из Берлина он занялся организационной работой среди шахтеров Аахенского угольного бассейна и, несмотря на недостаток опыта, стал работать шахтером в одной из шахт.
Из-за военных ранений эта работа оказалась ему не по силам, однако Зорге позднее признавался, что никогда не жалел о тех днях, когда лицо его было в угольной пыли. Он распространил свои действия и на соседние датские шахты, где также организовал ячейку коммунистического движения.
К этому времени о его политической активности стало известно и германским властям, пригрозившим Зорге выдачей бельгийским оккупационным властям. Поскольку Зорге был одним из самых доверенных лидеров КПГ, ему была предложена оплачиваемая работа в отделе пропаганды в ЦК партии в Берлине. Однако Зорге по-прежнему хотел завершить свое академическое образование, и потому вскоре ему нашли работу преподавателя по общественным наукам во Франкфуртском университете. Эта работа обеспечивала отличное прикрытие для его деятельности в качестве шефа пропагандистского филиала КПГ во Франкфурте-на-Майне. Зорге фактически превратился в руководителя всех коммунистических газет в регионе.
Зорге едва успел устроиться, когда компартия, в который уж раз, и далеко не в последний, была запрещена в Германии. Как вновь прибывший, он был хорошо известен франкфуртской политической полиции и мог спокойно продолжать свою деятельность как фактический лидер ныне запрещенной и находившейся в подполье организации.
В первые месяцы 1924 года КПГ переживала кризис, вызванный, главным образом, неуместным вмешательством Сталина во внутренние дела партии в ходе массовых беспорядков, последовавших за французской оккупацией Рура. В начале мая был созван тайный съезд германских коммунистов, который было решено провести во Франкфурте. В штаб-квартире Коминтерна в Москве приняли решение послать на съезд представительную делегацию в составе четырех лидеров, получивших широкую международную известность в последующие годы – Пятницкого, Мануильского, Куусинена и Лозовского.
Их поездка в Германию была связана с риском для них лично, и потому Зорге, отвечавшего за разведывательную деятельность в КПГ, назначили ответственным за безопасность высоких московских гостей. Все четверо коминтерновских лидера много слышали о Зорге, к тому времени уже сделавшему себе имя в КПГ. На них произвел большое впечатление размах разведывательных операций, проводимых Зорге на западе Германии. И когда съезд закончился, все четверо были в наилучших отношениях с Зорге.
Эта франкфуртская встреча оказала решающее воздействие на судьбу Зорге: его стали настойчиво уговаривать отправиться в Москву, чтобы помочь в реорганизации разведывательного отдела Коминтерна и расширении его деятельности. Зорге согласился. И с этого момента он стал профессиональным коммунистом. Отъезд был отложен на несколько месяцев, пока Зорге не закончил организацию тайной разведывательной сети в Рейнланде, однако в начале 1925 года он уже объявился в штаб-квартире Коминтерна в Москве. Зорге прекратил свое членство в КПГ, и Пятницкий предложил ему вступить в Коммунистическую партию России.
В течение следующих двух лет Зорге работал под началом Куусинена, расширяя всемирную шпионскую сеть коммунистического движения и изучая основные правила проведения тайных операций. В 1927 году Зорге получил свое первое заграничное задание отправиться в Скандинавию, где он помог местным коммунистическим партиям в создании шпионской сети. За этим последовала поездка в Англию, где Зорге не поддерживал контакта с коммунистической партией Великобритании, однако совершил ряд серьезных поездок в Мидленд, на северо-восточное побережье Англии, где встретился с местными агентами Коминтерна и договорился, что местные коммунистические организации будут давать больше информации о промышленном и политическом развитии Великобритании. Согласно его отчету, жил Зорге в дешевом меблированном пансионе в Блумсбери под своим собственным именем и пользовался настоящим германским паспортом.
Спустя несколько недель после прибытия Зорге в Англию, в его квартире появился посетитель. Человек в гражданской одежде объяснил, что он является офицером Особого отдела Скотленд-Ярда, и далее сказал, что доктор Зорге забыл указать свой адрес в регистрационном листке иностранца, выразив уверенность в том, что это простое упущение. Он извинился за свое вторжение и уже почти собрался уходить, когда, взглянув на заполненный Зорге листок, небрежно заметил, что «герр доктор» указал свой берлинский адрес, а разве он жил не в Гамбурге?
Зорге, который неплохо говорил по-английски, отверг какую-либо связь с крупным портовым городом на севере Германии, и человек из Особого отдела ушел, предварительно расспросив его, как долго он намерен пробыть в Англии.
На Зорге этот визит произвел глубокое впечатление. Он понял, что в Особом отделе прекрасно известно, кто он такой. У англичан было обширное досье на него, включая и гамбургские дни. И впоследствии, уже находясь в Токио, Зорге всегда говорил, что англичане – величайшие в мире мастера шпионажа и контршпионажа.
Зорге многому научился и многое узнал во время этих поездок. А вернувшись в штаб-квартиру Коминтерна в Москву, сделал далеко идущие выводы и предложения, указав на огромный риск, которому подвергает себя посланник Коминтерна и агент советской разведки, вступая в контакт с представителями национальных коммунистических партий. Местная полиция почти всегда знала практически все о функционерах национальных компартий, за которыми велось постоянное наблюдение. Связь между агентом и членом национального ЦК почти неизбежно выводила полицию на след советского агента. И потому Зорге настаивал, чтобы разведывательные операции Коминтерна проводились совершенно независимо от мероприятий политических. Агентам должно быть запрещено поддерживать какие-либо контакты с местными коммунистическими партиями, которых следует держать в неведении относительно присутствия в стране агентов Коминтерна.