Страница 24 из 27
Второй жестокий поступок Короля состоял в том, что он пренебрег пехотинцами. Эту сторону битвы, — расовую борьбу, имевшую определенные реальные основания, пусть даже и дурные, он предоставил самим расам, — пехоте под водительством Мерлина, оставшейся драться в лагере, из которого уже вынесло кавалерию. Там, среди шатров, на каждого галла приходилось по три гаэла, но гаэлы были застигнуты врасплох. Артур не желал им никакого вреда, гнев его был обращен на вождей, задуривших их и без того не очень ясные головы, но он понимал, что им следует дозволить вести их собственное сражение. Он лишь надеялся, что сражение это завершится победой его войска. Ему же тем временем надлежало заняться вождями — и когда занялась заря, жестокость его поступков стала для них очевидной.
Ибо Одиннадцать Королей сумели-таки собрать некое подобие пешего заслона, за которым они намеревались ожидать его нападения. Ему полагалось наброситься на этот заслон, образованный охваченными страхом людьми, и поубивать этих людей сколь возможно больше. Он же ими попросту пренебрег. Он проскакал сквозь пехоту так, словно она была вовсе не вражеской, — не потрудившись нанести ни единого удара, — и обрушился на тяжеловооруженное ядро. Пехота, со своей стороны, приняла его милосердие с несколько даже чрезмерной благодарностью. Она повела себя так, словно ей не была отпущена высокая честь умереть за Лоутеан. Дисциплина, как говорили впоследствии генералы мятежников, была далеко не пиктская.
Атаки начались на рассвете.
Быть может, вам доводилось видеть, как атакует конница, — на каких-нибудь показательных военных учениях или на праздничных представлениях исторических сцен. Если так, вы знаете, что слово «видеть» тут не вполне годится. Вернее сказать: «слышать» — гром, землетрясение, ураганная пальба пышущих ярым сандаловым огнем батарей! Все так, и, однако же, это вы себе представили кавалерийскую атаку, не рыцарскую. Вообразите теперь, что кони вдвое превосходят по весу слабоуздых скакунов наших полуночных празднеств, и наездники их вдвое тяжелее из-за щитов и доспехов. Добавьте к звону упряжи кимвальное бряцание сшибающихся доспехов. Обратите воинскую форму в зеркала, сверкающие под солнцем, а пики — в стальные копья. Копья то взмывают, то клонятся. Земля дрожит под ногами. Комья взлетают из-под копыт, и глубокие отпечатки подков остаются в земле. Всего страшнее не воины, не мечи их, ни даже копья, всего страшнее копыта. Так выглядит атака этой неупорядоченной железной фаланги, налетающей развернутым строем, неотвратимой, сокрушительной, грохочущей громче любых барабанов, в пыль разбивающей землю.
Рыцари Конфедерации сдерживали этот натиск, как могли. Они стояли, отвечая ударами на удары. Однако новизна положения, в котором они, несмотря на их ранг, стали объектом жестокости, новизна положения, в котором крупные силы раз за разом подвергаются заносчивым наскокам со стороны сил, в четверо, если не в пятеро, меньших, — все это сказалось на их моральном духе. Они подались перед натиском: еще сохраняя порядок, они все-таки отступили, — и их погнали прогалиной Шервудского леса, широкой прогалиной, похожей на травянистое русло реки с деревьями по берегам.
На этой стадии битвы многим довелось показать чудеса воинской доблести. Сам Король Лот преуспел в схватках с сэром Мелиотом де ла Рош и с сэром Клариансом. Кэй сокрушил его, но он снова сел на коня, лишь для того, чтобы получить рану в плечо от самого Артура, который появлялся повсюду, юный, торжествующий, разгоряченный до крайности.
Лот-генерал был, по-видимому, чрезмерным приверженцем дисциплины да к тому же еще трусоватым. Но при всем его пристрастии к формальностям, в тактике он разбирался. К полудню он, похоже, понял, что столкнулся с новым способом ведения военных действий, требующим новых способов обороны. Стало очевидным, что демонов Артуровой кавалерии выкупы не интересуют и что они готовы так и биться головами о стену его войска, пока стена эта не рухнет. И Лот решил их измотать. На торопливом военном совете, состоявшемся за линией сражения, было решено, что Лот с четырьмя другими королями и половиной обороняющихся отойдет вдоль прогалины назад, чтобы подготовить позицию. Остающейся шестерки королей хватит, чтобы сдержать англичан, пока люди Лота отдохнут и заново воссоздадут боевые порядки. Затем, когда позиция будет готова, шестеро королей авангарда отойдут за нее отдыхать, оставив впереди Лота.
Армия соответственно разделилась.
Этот миг разделения Артур и счел той самой возможностью, которой он ожидал. Посланный им конюший галопом ускакал за деревья. Артур заключил договор о взаимной поддержке с двумя французскими королями, которых звали Бан и Боре, и оба его союзника прибыли к нему на помощь из Франции примерно с десятью тысячами воинов. Французов спрятали по обе стороны от прогалины в виде резерва. Именно в их сторону Король и пытался оттеснить врага. Конюший ускакал, за пышными дубами замерцали доспехи, и Лота вдруг осенило, что он попал в ловушку. Но он смотрел лишь на один край прогалины, откуда на его фланг уже надвигался Боре, и не сознавал покуда, что с другой стороны к нему подбирается Бан.
На этой стадии у Лота стали сдавать нервы. Он был ранен в плечо, он столкнулся с врагом, видимо, считавшим смерть джентльмена естественной частью войны, а теперь еще и попал в засаду.
— О, сохрани нас от гибели и ужасных увечий, — как сообщают, сказал он, — ибо я хорошо вижу, что великая опасность смерти грозит нам.
Он отправил Короля Карадоса с сильным полком навстречу Королю Борсу и только тогда обнаружил, что второй конюший спустил на него Короля Бана с противоположной стороны. Он еще сохранял численное превосходство, но твердость утерял окончательно. «А! — сказал он герцогу Камбенету, — значит, быть нам побежденными». Предполагается даже, что он заплакал «от жалости и сострадания».
Сам Карадос был повергнут наземь, а полк его рассеян. Атаки Артура заставили отступить шестерых королей. Лот с дивизией короля Морганора развернулся, чтобы сдерживать Короля Бана, ударившего ему во фланг.
Удержись дневной свет еще на час, и с мятежом было бы покончено в тот же день. Но солнце село, спасая Древний Люд, а луны о ту пору не было. Артур отозвал свое войско, справедливо решив, что мятежники деморализованы, и дозволил своим воинам отоспаться — с теми удобствами, какие способны были предоставить им доспехи, — выставив немногих, но бдительных часовых.
Изнуренная армия его врагов, всю предыдущую ночь проигравших в кости, и эти ночные часы проводила без сна, не выпуская из рук оружия и держа военные советы. Как и во всех армиях горцев, когда-либо вторгавшихся в Страну Волшебства, командиры ее не питали доверия друг к другу. Они ожидали новой ночной атаки. Пережитое вселило в них страх. Они разошлись во мнениях касательно капитуляции и необходимости дальнейшего сопротивления. И лишь перед самой зарей Король Лот сумел настоять на своем.
По его приказу остатки пеших полков были отогнаны в сторону, словно скот, — блуждать по лесу или уносить голые ноги куда придется. Рыцарям же предстояло сбиться в одну фалангу, дабы отражать атаки, а всякого, кто после этого побежит, следовало расстреливать на месте за трусость.
Утром, почти перед тем как они построились, Артур вновь обрушился на них. В соответствии со своей тактикой, он выслал на них для начала малый отряд, всего в сорок копий. Эти люди, ударная команда отборных рыцарей, возобновили атаки, прерванные накануне вечером. Раз за разом они налетали легким галопом, прорывали вражеские ряды или смешивали их и, перестроившись, возвращались. Упорствующее подразделение врага под их натиском подавалось назад, угрюмое, обескураженное, утратившее боевой дух.
В полдень трое союзных королей всеми своими силами нанесли завершающий удар. На миг все с громовым шумом смешалось, взвились на воздух поломанные копья, и пока они возвращались, кони месили воздух копытами. Вопль сотряс лес. И затем над истоптанной травой со следами копыт и разбитым дерном, с обломками оборонительного оружия, повисла неестественная тишина. Какие-то всадники ехали по траве, бесцельно, как на прогулке. Но никаких упорядоченных следов гаэльского рыцарства видно уже не было.