Полигон богов

Следующих движений Вани никто не смог уловить. Его клинки исчезли, превратившись в серебристые молнии, и я увидел их снова, когда они завершили свою работу. Голова одного горца катилась по земле, двое других, рассеченные почти пополам, заваливались набок. Это было настолько нереально, что даже тупые орки замерли на миг, выпучив глаза. Воспользовавшись их замешательством, мы быстро отступили, встав полукругом у края площадки. В центре его встал Ваня. Ощетинившись оружием, мы были готовы умереть, но не сдаться.

Нелюди, очнувшись, стали прыгать вниз. Потом эта лавина с диким ревом устремилась к нам. Казалось, что они сотрут нас в своей слепой ярости с лица земли, затопчут ногами, забьют до смерти дубинами. Но волна их ярости, наткнувшись на стальной веер Ваниных мечей, разлетелась кровавыми брызгами. Завязалась схватка.

Удары, парирования, выпады сменялись с молниеносной быстротой. Черного горца, налетевшего на меня первым, я резко ударил ногой в живот. Согнувшись пополам, он подставил под мой удар свой затылок. Чем я воспользовался, размозжив ему голову своей палицей. Только успел поднять глаза, как на меня набросились сразу двое орков. Поднырнув под удар дубины, я успел превратить морду одного из них в кровавую маску. Кровь и мозги ударили в лицо второму орку, что отвлекло его на миг. Этого времени мне хватило, чтобы отклониться от неуклюжего удара его дубины и врезать ему сапогом в пах. Орк взревел и отшатнулся, но тут же его вопль прервался от стремительного удара Ваниного меча, раскроившего ему череп. Не успел я перевести дух, как на меня уже набегал черный горец с занесенным над головой мечом. Неожиданно он поскользнулся на траве, уже обильно политой кровью, и вместо резкого удара у него получился нелепый взмах мечом. Тут уж я ему врезал кистенем по его плоской роже с такой силой, что его отбросило на подбегающих врагов. К сожалению, здесь мое везение закончилось. Уйти от дубины набежавшего сбоку орка я уже не смог. Мельком увидел вскинутую над моей головой дубину и даже попытался поднять руку, но это было все, что я успел сделать. В голове будто взорвался огненный шар. Резкая боль бросила меня во тьму небытия.

Очнулся я, лежа на чьем-то плаще. Открыв глаза, сразу увидел Цезаруса. Он сидел рядом со мной, привалившись спиной к трупу орка Голова у него была перевязана тряпкой, на которой выступило большое бурое пятно крови. Левую руку он держал как-то неестественно, видно, она была сломана. Лицо было сероватого оттенка. Весь его вид говорил о том, что он находится в сознании только благодаря своей железной воле.

– Как ты? – прохрипел он, увидев, что я очнулся.

– Еще не знаю, – прошептал я и попробовал пошевелиться.

Резкая боль в области шеи заставила меня замереть. Лицо свело судорогой боли, из груди вырвался протяжный стон. Правая сторона тела была как в огне.

“Господи, как больно. Как невыносимо жжет”.

В этот миг мне показалось, что даже мысли обжигали меня.

– Лежи спокойно. Ваня сказал, если ты сразу не умер, значит, будешь жить.

– А где он сам? – выдавил из себя я, морщась от боли.

Вождь попробовал поудобнее сесть и тут же закряхтел. Несколько минут он молчал, справляясь с волной нахлынувшей боли.

– Пошел за помощью. Такого, как он, бойца никогда в жизни не видел и вряд ли когда-нибудь увижу. Я не знаю, кто его бог, но готов преклоняться перед ним. Я очнулся в тот момент, когда он остался один. Орки И черные горцы прижали его к краю площадки. Думал, все, измолотят дубинами или сбросят с обрыва, но нет.

Неожиданно раздался дикий рев. Уже позже я догадался, что это песня и поет ее твой друг. Услышав ее, нелюди от неожиданности отпрянули и остановились, не веря тому, что человек, приговоренный к смерти, запел. Не став дожидаться, пока они опомнятся, он бросился на них, ревя свою песню, клинки вторили ему, собирая страшную жатву. Его мечей не было видно, но вокруг него падали тела, летели отрубленные головы и обломки оружия. Над всем этим ужасом звучала его жуткая песня смерти. Он сам был как смерть. Даже хуже смерти, потому что, когда она приходит, она не поет так страшно. Тут орки не выдержали, давя друг друга и завывая от страха, они бросились назад, к тропе. Тут даже мне, закаленному воину, смотреть было страшно. Они лезли, отталкивая друг друга и давя упавших, пытаясь взобраться на тропу. Он налетел сзади и рубил их, и рубил. Мне даже показалось, что это смерть стоит с косой и косит орков. Их вопли, стоны и хрипы до сих пор у меня в ушах стоят. На что я их ненавижу, но это зрелище меня мало порадовало. Почти никто из них не ушел. Посмотри вокруг.

Скосив глаза, только сейчас я заметил, как много трупов валяется вокруг нас. Я еще раз провел глазами по площадке.

– А где Шах? Он погиб? – осторожно выговаривая слова, тихо спросил я.

– Не знаю. На площадке его нет. Наверное, скинули с обрыва. А моих всех убили.

Теперь в его голосе звучала неприкрытая душевная боль. Из-за своего состояния я не мог сейчас переживать и сочувствовать. Все мои силы и чувства съедала боль.

Переждав очередную волну боли, я спросил:

– Чем кончилась битва?

– Полным разгромом нелюдей. Только началось сражение, как большая часть орков остановилась, а потом стала разбегаться. Но почему? Даже не могу представить, что с ними случилось.

Тут он даже забыл о боли, это было видно по его озабоченному лицу. Чувствовалось, что эта загадка его сильно мучает.

– Тут я тебе могу помочь, – сказал я и объяснил ему, как мог, свою догадку. Гном долго пережевывал ее, уж больно странной она ему показалась.

– Не могу сказать, прав ты или не прав, – наконец сказал он. – Надо спросить тех, кто участвовал в этой битве.

Мы замолчали. Мои мысли вернулись к Шаху. Где-то в глубине сердца стала накапливаться горечь. Горечь утраты.

“Что теперь сказать Катрин? Что могила, которую мы ищем, уже забрала одного из нас? Кто будет следующим?”

На глазах выступили слезы. Чтобы как-то скрыть их, я закрыл глаза.

Мои скорбные мысли прервало появление Вани с Сильвией. За ними следом шел небольшой отряд, состоящий из людей и гномов. Я смотрел на Ваню. Он держался молодцом, но чего это ему стоило! Его броня была вся изломана, кольчуга, надетая под ней, висела клочьями. Лицо, залитое запекшейся кровью, казалось страшной маской. По лицу то и дело пробегали судороги, одной рукой он держался за бок.

Вдруг он пошатнулся и стал медленно клониться в сторону. Я не поверил своим глазам.

“Этого не может быть! Он непобедим! Он не может умереть!”

Ваню подхватили шедшие рядом гномы и бережно опустили на камни. Сильвия, плача, склонилась над ним.

Тут к ним подбежал человек и, отодвинув девушку, стал осматривать и ощупывать Ваню. Сердце мое сжалось. Что он сейчас скажет?

“Неужели я остался один в этом мире? Это несправедливо!”

Я сжал зубы, чтобы не закричать.

Человек распрямился и сказал:

– Он жив. У него шок, но не болевой. Пока я не знаю, в чем дело. Лучше его не тревожить. Давайте посмотрю, что с остальными.

Подойдя к Цезарусу, присел перед ним на корточки.

– Как дела, вождь?

– Как видишь, живой, – прохрипел гном.

– Давай посмотрим твои раны. – И лекарь осторожно стал осматривать голову гнома.

В это время снизу из долины раздался крик:

– Эй, там, на площадке! Тут мы вашего нашли! Говорит, что его зовут Шахом!

Забыв от радости о своей боли, я сделал попытку подняться. Голову обожгло, и я снова потерял сознание.