Страница 41 из 87
– Значит, так, иди-ка ты к себе, девица-красавица. А я лягу спать.
Мой усталый и равнодушный тон заставил ее вздрогнуть.
– Господин барон, не прогоняйте меня. – Ее голосок зазвенел так жалобно, казалось, что она вот-вот расплачется.
– Слушай, ты мне тут дурочку не валяй! – разозлился я. – То она дрожит, как лист на ветру, то ее не прогоняй. Ты что, в постель ко мне хочешь?
– Я не знаю, – прошептала она.
– А кто знает?! Ты мне можешь объяснить, почему я не должен тебя прогонять?! Моя спальня, что хочу, то и делаю! – Мой голос зазвенел от злости.
– Мне сказали, что если господин барон будет мной недоволен, то меня накажут.
При этих словах ее глаза наполнились слезами. Туг уж я не сдержался и начал бушевать.
– Кто тебя тут может наказать, кроме меня?! Кто?! И что значит наказать?! Это вы живете по звериным законам, а я не хочу быть зверем! Куда я попал?! Варвары вы все! Как вы все мне надоели! – Я кричал так, что у самого заложило уши.
Потом упал в кресло, пытаясь сдержать нервную дрожь. Все эти феодальные мерзости меня и так достали, а тут еще эта девчонка. Сколько можно? У меня что, нервы из железа?
Вдруг я услышал плач и посмотрел на девушку. Она, закрыв лицо руками, горько рыдала. При виде слез моя злость куда-то испарилась.
– Ну хватит тебе, успокойся, – старался говорить я спокойным тоном, – Погорячился немного. Бароны тоже люди. Хватить плакать. Завтра утром разберемся с тем, кто тебя хотел наказать. Хорошо? А теперь сделаем так. Ты ложишься у стенки, а я с краю. Кровать большая, мы вполне поместимся. Договорились?
Она кивнула головой, слабо улыбнувшись. Ее глаза еще были полны слез. – Вот и хорошо. Умой свое личико. Кувшин в углу. И давай ложиться, а то завтра мне обещали тяжелый день.
С этими словами я сел на кровать и стал снимать сапоги.
Утром я проснулся от того, что моей щеки что-то коснулось. Открыл глаза и увидел, что моя прелестная незнакомка склонилась надо мной. Обняв за плечи, я слегка притянул ее к себе. Наши губы встретились…
Спустя некоторое время, когда мы лежали, прижавшись друг к другу, она мне рассказала свою историю. Я ужаснулся, но она считала, что ей здорово повезло.
Ее звали Ливия. До четырнадцати лет она жила с родителями в деревне. Их деревня находилась на границе графства. Рядом с их деревней произошло сражение между войсками их графа и соседа-герцога. Во время этого сражения деревня была сожжена. Половину жителей перебили, а вторая половина разбежалась. Отца убили на ее глазах, а где мать и сестры, она не знает. Целые сутки она просидела на пшеничном поле. Когда вернулась, деревни не было. Голое пепелище. Она пошла куда глаза глядят. Ей сильно повезло, что буквально через два дня она наткнулась на монахинь, идущих в свой монастырь. Четыре года она жила при монастыре, пока ее и еще двух сестер не послали за продуктами в соседнюю деревню. По дороге на них напали люди барона. Вот так она оказалась здесь.
Выслушав ее историю, я сделал для себя вывод, что простота нравов, привлекавшая меня вначале, граничит здесь с дикостью и жестокостью. А название здешних земель “Вольные” придумали здешние графы и бароны. Потому что для простого народа это название должно звучать насмешкой.
Бедная девочка! Я ее успокоил, сказав, что теперь она будет жить в замке. Если здесь ее кто-нибудь тронет хоть пальцем, будет иметь дело со мной. Конечно же в любой момент она может вернуться в свой монастырь.
Глава 7
ТАИНСТВЕННЫЙ ПЛЕННИК
Народ, уже обрадованный тем, что его выслушивают, а не бросают в тюрьму, потянулся ко мне с жалобами и просьбами. Люди шли группами, семьями и в одиночку. Поэтому весь следующий день я кого-то принимал, выслушивал жалобы и подписывал бумаги. Во второй половине дня, ближе к вечеру, когда лица стали наплывать друг на друга, я заявил:
– Хватит! Пусть все уходят!
“Барон я или не барон! Хватит на мне ездить. Обрадовались! Нет на вас покойника! Он бы живо с вами разобрался. Кому на дыбу, кому на виселицу. Палач вон скучает целый день без работы”.
С этими мыслями я сидел, откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза. Рядом со мной сидел Шах. Он помогал мне время от времени разбираться с делами.
Дав мне немного прийти в себя, он сказал:
– Тебе, Миша, надо сменить обстановку. Надо осмотреть тюрьму. Пойдем?
– А почему обязательно тюрьму? Может, я на кровати хочу поваляться? – Я сделал попытку возмутиться.
– Нам нужно закончить со всеми делами до нашего отъезда. Ты сам это прекрасно знаешь. Впрочем, если не хочешь осматривать тюрьму, продолжим принимать людей или будем разбираться с кладовыми. – Его голос звучал устало.
Мне стало стыдно. Он работал вместе со мной, помогал, давал советы. Я пробурчал виновато:
– Уговорил. В тюрьму так в тюрьму.
Отвратительный запах, стоны и хрипы невидимых в полумраке людей, лестница, круто спускающаяся в подвал, – все это было похоже на дорогу в ад. Картина была настолько реальной, что я остановился, борясь с желанием развернуться и исчезнуть из этой преисподней.
Стражники, шедшие впереди и несшие факелы, понимающе переглянулись и тоже остановились. Подавив в себе желание убежать, я стал осматриваться.
Тюрьма представляла собой ряд камер, забранных металлическими прутьями и соединенных одним коридором. Мне предложили пройти мимо них. Я увидел протянутые руки с незаживающими язвами, услышал стоны, невнятное бормотание, проклятия, и мне опять захотелось развернуться и убежать отсюда. Чтобы отвлечься, я стал внимательно прислушиваться к словам старшего стражника:
– В этой камере сидят должники, в основном крестьяне, господин барон. То у них посевы градом побило, то дождя не было. В этой – грабители и убийцы, продолжил он, когда мы проходили мимо очередной из камер. – А вот здесь находятся люди, которые покушались на жизнь покойного барона.
Тут я резко остановился. Слова стражника расходились с тем, что мне говорили ранее.
– Эти люди действительно покушались на него? – внимательно посмотрев на стражника, спросил я. Он замялся.
– Говори правду и ничего не бойся, – подбодрил его Шах.
– Не покушался на него никто. Здесь сидят люди, которые пытались защищать свое. Будь то деньги или дочь, – смело сказал стражник.
– Отпусти их. И должников, крестьян, тоже, – распорядился я.
– Слушаюсь, господин барон! – выдохнул он с облегчением.
– А здесь кто? Что это он в гордом одиночестве? Особо опасный преступник, что ли? – поинтересовался я, заглядывая в соседнюю камеру.
– Не знаю, господин барон. Его привезли серые слуги неделю тому назад, и покойник приказал посадить его отдельно. Всю неделю его допрашивали, и сейчас он умирает. Или уже умер, – равнодушно произнес стражник.
– О чем же его спрашивали? – бросил я, разворачиваясь к выходу из тюрьмы.
– Сам не слышал, господин барон. Но стражники, которые здесь дежурят, слышали его бред. Он часто упоминал о какой-то могиле.
– Что?! О могиле! Сюда этих стражников! Быстрее открывай камеру! – заорал я так, что гулкое эхо прокатилось под низкими сводами, сметая все остальные звуки. Наступила напряженная тишина.
Старший стражник с трудом вставил ключ в замочную скважину, так у него дрожали руки. Открыв камеру, он вытянулся в струнку. Его лицо посерело от страха.
– Господин барон, я мигом! Я сейчас! Я приведу стражников! – Сказав это скороговоркой, он опрометью бросился исполнять приказание.
Мы вошли в камеру, наклонились над телом и услышали еле слышное хриплое дыхание.
– Он жив, – сказал я.
– Он еще жив, – поправил меня Шах и закричал: – Воды сюда! Живее воды!
Тюрьма настороженно молчала. В наступившей тишине послышался топот сапог подбегавших стражников. В следующую секунду камера наполнилась солдатами.
– Вот вода, господин барон. – И один из стражников протянул кувшин.
Чтобы его усердие не осталось незамеченным, он вытянулся при этом по стойке “смирно”.