Страница 54 из 112
– Что так? Разве знакомых у вас мало?
– Эх, Марья Ивановна, что знакомые, какой в них толк? А кутнуть и повеселиться хорошенько и негде.
– Как негде? А хоть бы у Шевского в ресторане?
– Ну нет-с! Вышел я из того возраста, когда кабаки да шантаны тешили: затасканные шансонетки, грязный зал, наполненный неопрятными людьми – фи, какая тоска и гадость! Мне скоротать бы вечерок эдак в семейной обстановке, окруженному молоденькими помпонами – вот это дело! Хотя бы с такими бутончиками, как ваши.
И я ткнул пальцем на мастериц.
Марья Ивановна непринужденно расхохоталась и полушутя заметила:
– Зачем же дело стало? Отправляйте жену, получайте деньги в банке и милости прошу ко мне, постараемся угодить.
– А что же, Марья Ивановна, вы мне идею даете. Давайте Условимся на послезавтра вечером. Жена к тому времени, конечно, уедет и я вольной птицей прилечу к вам.
Пожалуйста, ничего не приготовляйте, я говорю о харче, конечно (подчеркнул я), так как, вина, закуски, конфеты и фрукты я привезу сам.
– Очень, очень рада буду, прошу покорнейше, жду!
И мы распрощались.
Девочке, вынесшей пакет к извозчику, я дал пятирублевку на чай, чем и поверг ее в радостное изумление.
Таким образом, господин начальник, кое-что, как видите, сделано, но надеюсь послезавтра добиться больших результатов. Что же касается Тихомировой, то вряд ли ее услуги понадобятся, и она может, думается мне, вернуться в Москву.
– Нет, осторожнее ее задержать здесь. Почем знать, мало ли что может быть, но, разумеется, пусть завтра же вместо Нижне Ломовского именья переезжает от вас в какие-либо меблирашки, подальше на окраину города. Жду с нетерпением вашего следующего доклада.
Через два дня Сергеев мне докладывал:
– Есть кое-что новое в нашем деле.
– Отлично, и прошу вас, как всегда, говорить возможно подробнее, чтобы точно поставить меня в курс дела.
– Слушаю. Итак, вчера, как было условлено, я в 9-м часу вечера подъезжал к Знаменской с большой корзиной, набитой вкусными вещами. Встретила она меня как старого знакомого. Кроме 3-х ее всегдашних учениц на этот раз присутствовали еще две хорошенькие гимназистки, лет по 15 каждая. Знаменская, отбросив свой обычный строгий тон, впала в какую-то сладкую сентиментальность и приняла на себя роль нежной мамаши:
– Детки, встречайте гостя дорогого, да смотрите скорее, какие подарки привез нам добрый дядюшка!
Девочки не заставили себя долго просить, выхватили у меня из рук корзину и со смехом поволокли ее в столовую, быстро разрезали веревку, развернули бумаги и принялись извлекать из нее содержимое. Признаюсь, господин начальник, не пожалел я казенных денег. Коробки сардинок, килек, омаров, анчоусов встречались с восторгом. Апельсины, груши, яблоки и вина радовали не меньше, но что доставило, видимо, особое удовольствие, – это пятифунтовая коробка шоколадных конфет московского Альбера.
Быстро были расставлены тарелки, стаканы, вилки и ножи, и мы веселой гурьбой засели за пир. Меня посадили на председательское место, справа Знаменская, слева одна из гимназисток, остальные расселись как попало. Не буду передавать вам, господин начальник, подробно наших разговоров, говорилось много вздору, портниха сыпала скабрезными шутками, подталкивала меня ногой под столом, подмигивала на мою соседку. Все присутствующие пили изрядно, но сама Знаменская повергала меня в тревогу: она хлопала стакан за стаканом, не мигая и заметно хмелела. Из Николая Александровича я превратился для нее в Колю, ее рискованные вначале остроты скоро превратились в площадные циничные шутки. Меня брал страх: насвищется эта скотина – и тогда ничего от нее не выудишь. К счастью, вскоре она заявила: «Коленька, может быть, ты желаешь посекретничать с кем-нибудь из них, так сделай одолжение, – вся моя квартира, как ни на есть, к твоим услугам. Я ответил: „Нет, секретов у меня к ним нет, а вот с тобой поговорить бы следовало, да только с глазу на глаз“.
– Зачем же дело стало? Поговорим в лучшем виде!
И, обратясь к своему «пансиону», она весело крикнула:
– Эй, детки, забирайте коробку конфект, да и марш подальше, а ежели какая из вас понадобится – позову!
Девочки, забрав конфеты, гурьбой высыпали из комнаты. Знаменская, пытаясь придать некоторую серьезность своему пьяному лицу, встала, нетвердой походкой прошла к дверям, плотно закрыла их и, вернувшись к столу, села:
– Я слушаю вас. Что скажете, Николай Александрович? – деловито заговорила она.
– А вот что я вам скажу, любезная Марья Ивановна: я, конечно, не без приятности провел время с вашим выводком, но только все это не то: и водку-то они хлещут, и подмазаны изрядно, а я, знаете ли, человек избалованный, всяких видов в жизни навидался, вкус у меня тонкий и первой попавшейся юбкой меня не прельстишь.
– Так, – сказала портниха, – понимаю. Вас, стало быть, на «ландыш» потянуло.
– Вот именно! Вот именно!
– Ну что ж, опишите ваш вкус, может, и найдем.
Покачав головой, я ответил:
– Просто не знаю, как и описать, дело нелегкое. – Подумав, я продолжал: – Найдите вы мне, Марья Ивановна, этакую блондиночку лет 15, с фарфоровым личиком, льняными волосами, точеными ручками и ножками, с эдакими большими синими глазами и чтобы в глазах этих была постоянная жемчужная слеза. Покажешь ей палец – она плачет, покажешь ей два – рыдает, а главное, чтобы по внешнему виду была бы ангелом чистоты и непорочности, – продолжал я, все более увлекаясь, – но, вы понимаете, дорогая моя, что ангелом небесным она должна быть лишь по виду, на самом же деле в ней должен дремать никем не разбуженный еще темперамент гетеры, Мессалины, ну, словом, посмотришь на нее, и дух захватывает.
И, закатив глаза, я, симулируя экстаз, судорожно скомкал левой рукой скатерть, правой ущипнул Знаменскую выше локтя, одновременно лягнув ее пребольно под столом.
– Ой, да что вы! Никак, меня за ангела принимаете? – взвизгнула она, но, быстро успокоившись, заявила: – Хоть заказ ваш не из легких, но понятный. А то иной раз среди вашего брата такие привередники попадаются, что не дай ты, Господи! – И, опрокинув еще один стакан залпом, она продолжала: – Вот месяца Два тому назад пристал ко мне эдакий ядовитый слюнявый старикашка: достань да достань ему хроменькую, да еще со стоном…
– То есть как это так? – удивился я.
– Да так, говорит, пусть себе хромает и стонет, хромает и стонет. Ну что ж, думаю, мне наплевать – пусть стонет. По дыскала я ему нужную – у ней от природы одна нога покороче другой, – ну, конечно, предупредила ее насчет стенания: устроили смотрины, оглядел ее со всех сторон мой старик да и забраковал: хоть она и хроменькая, а хромает не по-настоящему, как-то, говорит, ногу волочит, а настоящего приседания в ней нет, опять же турнюром не вышла.
Я перебил ее и спросил:
– Ну так как же, Марья Ивановна, состряпаете вы мне это дело?
– Отчего же, – говорит, – можно, ежели на расходы не поскупитесь.
– А сколько вы с меня возьмете?
Она с минуту подумала:
– Хлопот тут немало предстоит. Опять же и риску много. Ведь в случае чего тут и каторгой пахнет. Одним словом, возьму с вас – 500 целковых, меньше ни гроша. Это, так сказать, моя часть. Ок ромя этих денег, конечно, придется уплатить и «ангелу». Ну, да там ваше дело, сговоритесь с ним сами. А главный расход пойдет на Петра Ивановича, он живоглот и меньше как за тысчонку беспокоиться не станет.
Я, насторожившись, спросил:
– А кто такой этот Петр Иванович?
– Да есть у меня тут знакомый человек, – специалист по этой части, ловкач первосортный, весь город он знает. Если у какой либо бедной вдовы хорошенькая дочка подрастает, Петр Иванович тут как тут, коршуном вьется да поджидает добычу. То многосемейных родителей в нужде подкупает, то саму девчонку апельсином соблазнит…
Я, почесав затылок, как бы поколебался, а затем решительно сказал:
– Ладно! Торговаться не буду. Деньги из банка получены, куда ни шло, ассигную на все про все 2 тысячи. Черт с ними!