Страница 11 из 11
Хотчкис положил нож и вилку и принялся объяснять разницу между сном и смертью, как человек безропотно приемлет сон, но не может безропотно принять смерть, потому что… потому…
Он обнаружил, что ему не так просто объяснить разницу, как он думал, и наконец, совсем запутавшись, Хотчкис сдался. Через некоторое время он предпринял новую попытку: заявил, что смерть и впрямь сон, но человеку не нравится, что это слишком долгий сон; тут Хотчкис вспомнил, что для спящего время не движется, и разницы между одной ночью и тысячелетием для него лично не существует.
Но мальчик напряженно думал, не слышал его рассуждений и потому не заметил путаницы. Вскоре он убежденно заявил:
– Суть перемены, которая произошла в человеке по вине моего отца, должна остаться: она вечна, но можно отчасти избавить человеческий род от бремени пагубных последствий, и я займусь этим. Вы мне поможете?
Он обратился именно к тому человеку, к которому следовало обратиться с подобным предложением. Избавить род человеческий от бремени страданий было трудным и прекрасным делом и отвечало размаху и дарованиям Хотчкиса больше, чем любое другое, за какое он когда-либо брался. Он дал согласие с энтузиазмом, немедленно и пожелал, чтобы программа была разработана без проволочек. В глубине души Хотчкис безмерно гордился тем, что его связывают деловые отношения с настоящим ангелом, сыном дьявола, но всеми силами старался не выказать своего ликования.
– Я еще не могу составить определенный план, – сказал мальчик. – Сначала я должен изучить ваш род. Безнравственность и страстное желание творить зло существенно отличают его от всех людей, которых я знал раньше. Это новый для меня род, и я должен досконально его изучить, а уж потом решать, как начинать и с чего начинать. В общих чертах наш план заключается в улучшении земной жизни человека: не нам беспокоиться о его будущей судьбе; она в более надежных руках.
– Надеюсь, ты начнешь изучать человеческий род, не теряя времени?
– Конечно. Идите спать, отдохните. Остаток ночи и завтрашний день я буду путешествовать по всему свету, знакомиться с жизнью разных народов, изучать языки и читать книги, написанные на этой планете на разных языках, а завтра вечером мы обсудим мои наблюдения. Но пока буря превратила вас в пленника. Хотите, вам будет прислуживать кто-нибудь из моих слуг?
Заполучить собственного маленького дьяволенка! Прекрасная идея! Хотчкис так раздулся от тщеславия, что мог, того и гляди, лопнуть. Он рассыпался в благодарностях, потом спохватился:
– Он же меня не поймет.
– Он выучит английский за пять минут. Вы хотите кого-нибудь конкретно?
– Мне бы хотелось иметь в услужении того очаровательного маленького плутишку, который замерз и уселся в камин.
Мелькнуло что-то алое; перед Хотчкисом, улыбаясь, стоял дьяволенок; он держал под мышкой несколько школьных учебников, среди них – французско-английский словарь и курс стенографии по системе Питмена.
– Вот он. Пусть работает днем и ночью. Он знает, для чего его прислали. Если ему понадобится помощь, он позаботится об этом сам. Свет ему не нужен, так что забирайте свечи и отправляйтесь на покой, а он пусть остается и занимается по учебникам. Через пять минут он сможет сносно объясняться по-английски на тот случай, если вдруг вам понадобится. За час он прочтет двенадцать – пятнадцать ваших учебников, освоит стенографию и станет хорошим секретарем. Он будет видимым или невидимым – как прикажете Дайте ему имя; у него уже есть имя, как, впрочем, и у меня, но вам не произнести ни одного из них. До свидания!
Мальчик исчез.
Хотчкис одарял своего дьяволенка всевозможными приятными улыбками, давая понять, как ему здесь рады, и думал. «Бедного плутишку занесло в холодные края; огонь потухнет, и он замерзнет. Как бы ему объяснить, чтоб он сбегал домой и погрелся, если замерзнет».
Хотчкис принес одеяла и знаками объяснил дьяволенку, что это ему – завернуться; затем принялся бросать в огонь поленья, но дьяволенок быстро перехватил у него работу и показал, что он – мастер своего дела, и немудрено. Потом он сел в камин и принялся изучать книгу, а его новый хозяин взял свечку и пошел в спальню, размышляя, какое бы ему придумать имя, ведь у такого хорошенького дьяволенка и имя должно быть хорошее. И он назвал дьяволенка Эдвард Никольсон Хотчкис, в честь своего покойного брата.
Глава VI
Утром мир был еще невидим; снег, похожий на порошок, по-прежнему сеялся, как из сита, но теперь бесшумно, потому что ветер стих. Дьяволенок явился на кухню, и перепуганные Рейчел и Джеф опрометью кинулись с этой вестью к хозяину. Хотчкис объяснил им суть дела и сказал, что вреда от дьяволенка нет – напротив, он может принести большую пользу, а принадлежит он удивительному мальчику, и тот его очень хвалил.
– Так он тоже раб, масса Оливер? – спросила Рейчел.
– Да.
– Ну тогда в нем, понятно, не может быть особого вреда. Но он настоящий дьявол?
– Настоящий.
– Разве настоящие дьяволы бывают добрыми?
– Говорю тебе: этот добрый. Нас ввели в заблуждение относительно дьяволов. О них ходит много невежественных слухов. Я хочу, чтобы вы подружились с дьяволенком
– Как же нам с ним подружиться, масса Оливер? – спросил дядюшка Джеф. – Мы боимся его. Мы бы хотели с ним подружиться, потому что его боимся; коли он здесь останется, мы, понятно, постараемся; но уж как он прискакал на кухню, раскаленный докрасна, как уголья в печке, бог с вами, я бы и близко к нему не подошел. И все ж таки, коли он сам хочет подружиться, нам отнекиваться не пристало: бог его знает, чего он может натворить.
– А что как ему тут придется не по нраву, масса Оливер? – любопытствовала Рейчел. – Что он тогда станет делать?
– Да тебе вовсе нечего бояться, Рейчел, он по натуре добрый, и – больше того – он хочет нам помогать, я это знаю.
– Но, масса Оливер, вдруг он возьмет да и порвет все псалтыри и…
– Нет, он не порвет, он очень вежливый и обязательный, он сделает все, о чем бы его ни попросили.
– Неужто сделает?
– Я в этом убежден.
– А что он умеет, масса Оливер? Он такой маленький, да и обычаи наши ему неизвестны
– Все, что угодно. Разгребать снег, к примеру.
– Бог ты мой, он и такое умеет? Да я первый согласен с ним подружиться, хоть сейчас.
– И еще он может быть на посылках. Поручай ему, что хочешь, Рейчел.
– Это очень кстати, масса Оливер, – сразу смягчилась Рейчел. – Сейчас его, конечно, никуда не пошлешь, а вот как снег сойдет.
– Он выполнит твои поручения, я уверен, Рейчел; будь он здесь, я бы…
Эдвард Никольсон Хотчкис был тут как тут! Рейчел и Джеф метнулись было к двери, но он преградил им путь. Дьяволенок улыбнулся своей радушной пламенной улыбкой и сказал:
– Я все слышал. Я хочу подружиться с вами – не бойтесь. Дайте мне дело, я докажу.
Некоторое время у Рейчел зуб на зуб не попадал, она едва переводила дух, кожа у нее из черной стала бронзовой; но, обретя дар речи, она произнесла:
– Я тебе друг, клянусь, это чистая правда. Будь добр ко мне и к старине Джефу, голубчик, не обижай нас, не причиняй вреда, ради твоей матушки прошу.
– Зачем же мне обижать вас? Дайте мне дело, и я докажу свою дружбу.
– Да как тебя, детка, пошлешь по делу? Снег-то глубокий, того и гляди простудишься, при твоем-то воспитании. Но если б тебе довелось быть тут вчера вечером… Масса Оливер, я начисто забыла про сливки, а на завтрак вам нет ни капельки.
– Я принесу, – вызвался Эдвард. – Ступайте в столовую, сливки будут на столе.
Он исчез. Негры беспокоились: не знали, как понимать его слова. Теперь они снова опасались дьяволенка: должно быть, спятил, мыслимо ли в такую непогоду бегать по поручениям? Хотчкис развеял их страхи уговорами, они наконец решились зайти в столовую и увидели, как новый слуга безуспешно пытается приручить кошку; но сливки стояли на столе, и их уважение к Эдварду и его способностям сразу сильно возросло[14]…
[14]
«Школьная горка» осталась незавершенной, хотя, судя по черновикам, у Твена было много вариантов развития сюжета. Так, к примеру, молодой Сатана должен был изведать земную любовь и признать, что в сравнении с ней счастье в аду слишком тихое и чисто интеллектуальное. Он должен был открыть собственную воскресную школу, задавшись целью избавить людей от пресловутого Нравственного Чувства («Свободных людей нет Все они – рабы, на Земле нет свободы мысли, свободы мнения, свободы в политике, религии… Человек жалкое существо»).
Был и другой вариант Молодой Сатана становится ревностным христианином. Когда он открывает людям, кто он такой, собратья по религии отворачиваются от него, церковь его преследует. Товарищи больше не считают его своим кумиром, потому что он перестает развлекать их чудесами. Мэри Лейси, девушка, которая ему нравилась, считает его сумасшедшим. Как и подобает истинному христианину, молодой Сатана прощает людям их жестокость, денно и нощно молит бога простить отца. Когда его страдания достигают апогея, является Сатана-отец во всем блеске адовой славы, сопровождаемый целой свитой старомодных эффектных дьяволов. Сатана счастлив, что сын не женился на простолюдинке, и договаривается с тенью папы Александра VI женить молодого Сатану на наследнице папы по прямой линии. Папу выпускают из ада под залог. Он в современном дорожном костюме и занимает при Сатане высокий пост лорда-хранителя багажа. Другой папа таскает повсюду за Сатаной печную заслонку, чтобы он мог сесть, не опалив мебель. На свадьбе сына в Ганнибале Сатана напивается и в благодарность за радушный прием обещает жителям этого чертовски гостеприимного города холодильник в аду.
В первые же дни знакомства молодой Сатана приглашает Тома и Гека в ад Они видят, как Сатана-отец восседает на троне под огромным алым сводом – в нем отражается огненное Озеро Услад Грешники плывут к берегу, но не могут пристать Мальчики помогают одному-двум, но вмешивается адская полиция
У. Гибсон считает, что «Школьная горка» осталась незавершенной из-за противоречий, возникших у Твена в процессе работы над ней. Ведь он хотел, чтоб молодой Сатана был Прометеем и в то же время другом Тома и Гека.