Страница 26 из 39
И вот после этой клятвы Мундерих вышел за ворота крепости, держа за руку Арегизила, а люди Арегизила издали смотрели, разглядывали его. Тогда Арегизил произнес слова, служившие условным знаком: «Эй, люди, что вы так внимательно смотрите? Неужели вы никогда раньше не видели Мундериха?». И тотчас же люди Арегизила бросились на Мундериха. А тот, догадываясь в чем дело, сказал: «Мне очень ясно, что этими словами ты подал знак своим людям убить меня; но я тебе скажу, что за то, что ты обманул меня, нарушив клятву, никто тебя не увидит больше в живых». И, метнув копье в плечо Арегизила, он пронзил его; тот упал и умер. Затем, вынув меч из ножен, Мундерих со своими людьми учинил большую резню среди людей Арегизила; и он не переставал убивать тех, кого он мог настичь, до тех пор, пока он сам не испустил дух. Когда Мундерих был убит, его имущество передали казне.
15. А Теодорих и Хильдеберт заключили между собой союз и поклялись в том, что ни один из них не выступит в поход против другого. А для того чтобы договор был прочнее, они обменялись заложниками. Среди заложников в то время много было сыновей сенаторов. Когда же между королями вновь вспыхнула ссора, то заложники были предназначены для услужения государю, и каждый, кому их отдали под надзор, использовали их как слуг. Однако многие из них бежали и вернулись на родину, но некоторые остались в неволе. Среди них был Аттал, племянник блаженного Григория[53], епископа лангрского; он также попал в неволю, и его назначили сторожить лошадей. А служил он у одного варвара[54] в Трирской области. Наконец блаженный Григорий послал на розыски Аттала своих слуг. Как только они нашли Аттала, они предложили его хозяину подарки за него, но тот отказался от них, говоря: «Человек из такого рода стоит десяти фунтов золота?»,
Когда слуги Григория возвратились домой, то некий Леон, служивший поваром у епископа, обратился к нему со словами: «Если бы ты мне разрешил [70], я бы, верно, мог его вызволить из плена». Хозяин его обрадовался этому предложению, и Леон тотчас отправился на место, дабы тайно похитить юношу. Но это ему не удалось. Тогда, взяв с собой одного человека, он сказал ему: «Пойдем со мной, и продай меня в дом того варвара. Пусть плата за меня будет тебе наградой, только бы я смог свободно выполнить то, что задумал». Поклявшись, этот человек пошел вместе с Леоном и, продав его за двенадцать золотых, удалился. Когда покупатель стал расспрашивать нового слугу, что же он умеет делать, тот ответил: «Я умею очень хорошо готовить все, что нужно для господского стола; и едва ли можно найти равного мне в этом деле. Истинно я тебе говорю, даже если короля ты пожелаешь угостить обедом, то и королевскую еду я тебе смогу приготовить, и никто не сделает это лучше меня». Хозяин ему ответил: «Вот уже приближается день солнца, – так варвары называют день воскресный, – в этот день будут приглашены в мой дом соседи и мои родственники. Состряпай же мне, прошу тебя» такой обед, чтобы они поразились и сказали бы: „Даже во дворце у короля лучшего мы не видывали!“». А слуга говорит: «Пусть только мой господин прикажет доставить мне побольше цыплят, и я сделаю так, как ты велишь». Когда было приготовлено все, что просил слуга, настало воскресенье, и он состряпал великолепный обед из изысканных блюд. После того как все поели и похвалили обед, родственники хозяина ушли. Господин же проявил милость к этому слуге и вверил ему власть над всем добром, каким владел. Хозяин его любил и поручил ему самому распределять хлеб и мясо между другими его товарищами-слугами.
По миновании года, когда хозяин уже вполне полагался на него, Леон пошел на луг, находившийся неподалеку от дома, и взял с собой сторожа при лошадях, юношу Аттала. Он лег вместе с ним на землю, но на расстоянии от него, причем оба они лежали спиной друг к другу, чтобы никто не видел, как они разговаривают, и сказал ему: «Настало время нам подумать о родине. Вот почему я тебя предупреждаю: этой ночью, когда ты пригонишь лошадей в конюшню, не поддавайся сну, но как только я тебя позову, выйди, и мы отправимся в путь». Как раз в тот день варвар-хозяин созвал многих родственников на пир, и среди них был его зять-варвар, женатый на его дочери. В полночь, когда все встали из-за стола и легли спать, Леон последовал за зятем хозяина в его комнату, прихватив вино и предлагая ему выпить. Тот обратился к нему со словами: «Скажи мне, доверенный моего тестя, если ты имеешь здесь такую силу, то когда же у тебя появится желание взять хозяйских лошадей и пуститься в путь на родину?». Говорил он это, забавляясь, ради шутки, и Леон ответил ему тоже шутя, однако ответил правду: «Да, пожалуй, этой самой ночью, коли будет на то водя господня». А тот ему: «Ну, пусть только мои слуги меня стерегут, чтобы ты не унес ничего из моего добра». Так, смеясь, они расстались.
Когда все заснули, Леон позвал Аттала и, после того как они оседлали лошадей, спросил, есть ли у него меч. «Нет, – ответил тот, – у меня есть только это маленькое копье». И Леон вошел в комнату своего хозяина, взял его щит и копье. Когда хозяин спросил, кто здесь и что ему [71] надо, Леон ответил: «Это я, Леон, твой слуга, я бужу Аттала, чтобы он скорее поднимался и выводил коней на пастбище, а он спит, как пьяный». Хозяин в ответ: «Делай, как знаешь», – и с этими словами он снова заснул. А Леон вышел из дома, дал мальчику оружие и увидел, что ворота усадьбы, которые он с наступлением ночи для охраны лошадей запер, вбив в них молотком клинья, теперь по воле божией открыты. Воздав благодарность господу, они, захватив с собой оставшихся лошадей и, кроме того, один узел с одеждой, отправились в путь. Когда они добрались до реки Мозель и собрались ее переплыть, их задержали какие-то люди. Оставив им лошадей и одежду, они, лежа на щитах, переплыли реку. Достигнув противоположного берега, беглецы, пользуясь ночной темнотой, укрылись в лесу.
Была уже третья ночь, как они продолжали свой путь, не евши. Но тут по воле божией они нашли дерево с обильными плодами, называемое в просторечии сливой. Поев и несколько восстановив силы, они отправились далее, держа путь в Шампань. Во время этого пути они услышали цокот скачущих лошадей и воскликнули: «Бросимся на землю, чтобы нас не увидели приближающиеся сюда люди!». К их счастью тут оказался большой куст ежевики, за ним-то они и легли с обнаженными мечами, чтобы, если их заметят, тотчас отбиваться от недобрых людей. Когда же всадники подъехали к этому месту и остановились около ежевичного куста, то один из них, пока лошади мочились, промолвил: «Беда! Сбежали эти мерзавцы, и никак их не найти! Но клянусь, если я их найду, то прикажу одного повесить, а другого изрубить мечом!». Говоривший эти слова был, конечно, тот самый варвар: он ехал из Реймса и разыскивал их, и непременно настиг бы их на дороге, если бы ему не помешала ночь. Пришпорив лошадей, преследователи ускакали. В эту же ночь беглецы достигли города[55], вошли в него и у первого встреченного там человека спросили, где находится дом пресвитера Павлелла; и тот им его указал. Когда они проходили через площадь, звонили к заутрене, так как было как раз воскресенье. Они постучали в дверь пресвитера и вошли, и юноша рассказал о своем хозяине. Пресвитер на это сказал: «А ведь сон мой, выходит, был вещий: видел я этой ночью, как прилетели два голубя и сели на моей руке, и один из них был белый, а другой черный». А юноша сказал пресвитеру: «Да простит нас господь в этот святой день, но дай нам, умоляем, чего-нибудь поесть[56], ведь четыре дня мы не брали в рот ни мучного, ни мясного». Тот, спрятав у себя молодых людей, дал им кушанье[57], приправленное вином и хлебом, а сам ушел к заутрене. За ним последовал и варвар, который не переставал разыскивать юношей, но пресвитер его обманул, и тот ушел. Ибо пресвитер был в старой дружбе с блаженным Григорием. А юноши, подкрепив свои силы едой и пробыв в доме пресвитера два дня, отправились в путь и наконец добрались до самого святого Григория. При виде юношей Григорий обрадовался, расплакался на груди своего племянника Аттала, а Леона со всеми его домочадцами отпустил на волю, дав ему в собственность землю, на которой тот прожил с женой и детьми все дни своей жизни.