Судебные ошибки

В восемьдесят восьмом году Эрно был доволен мной, как никогда. Я делал все то, о чем он мне вечно твердил, пошел в школу, учился, сдал экзамены на агента бюро путешествий, устроился в «Тайм ту трэвел» и каждое утро ходил на работу. Проходил на улице мимо братвы и делал вид, будто не знаю их. Это было нелегко. Нелегко было. Эрно с матерью вечно рассказывали, как плохо им приходилось в Венгрии — они ели белок и воробьев, которых ловили в парках, и все такое, — но я работам работал, а денег не имел. Двадцать с лишним лет — и по-прежнему жить вместе с матерью? Я был агентом, получал только комиссионные, а большие компании не хотели иметь дела с молодым негром. И наконец я сказал ему: «Дядя Эрно, ничего у меня не выходит. Стараюсь-стараюсь, и все попусту».

Коллинз поднял взгляд и посмотрел, как его воспринимают. Мольто воспользовался перерывом, чтобы проверить, как работает их магнитофон. Джексон, разумеется, сделал то же самое.

— Эрно понял, что я готов вернуться к прошлому, и пришел в отчаяние. Потом ему пришло в голову пристроить меня к своим делам в аэропорту. Одна негодная идея за другой. Вот так и началась та история с билетами. Поначалу он делал вид, будто билеты каким-то образом терялись. Но это было шито белыми нитками. Я быстро сообразил, в чем дело.

Ларри откашлялся.

— Можно спросить кое о чем?

Голос его звучал не особенно дружелюбно. Коллинз, увлеченный своим рассказом, не сразу поднял взгляд.

— Старчек, — произнес он.

Первый вопрос Ларри был простым: откуда брались билеты?

— Тогда, — заговорил Коллинз, — компьютеры только начинали приспосабливать для заполнения билетов. Принтеры толком не работали — останавливались, писали не там, где нужно. Половину времени кассирши отрезали билеты вручную, а потом пропускали их через штемпелевочную машину. Если при оформлении билета ошибались, аннулировали его и заносили номер в сводку ошибок. Эти билеты Эрно отдавал мне, незаполненные, проштемпелеванные, а поскольку они были занесены в сводку, их никто не искал.

— В авиакомпаниях говорят, — сказал Ларри, — что тот, кто летает по таким билетам, рано или поздно попадется.

— Может быть, — ответил Коллинз. — Но по тем билетам никто не летал. Я сдавал их, чтобы покрывать стоимость других билетов.

Мюриэл, подумав, не упустила ли чего, взглянула на Ларри, но он тоже выглядел недоумевающим.

— Допустим, — продолжал Коллинз, — у меня был клиент, заплативший наличными за полет в Нью-Йорк. Я брал бланк, взятый у Эрно, и заполнял его как билет до Нью-Йорка за предыдущее число. Благодаря штемпелю он выглядел купленным в кассе «Транснэшнл». Потом сдавал его, чтобы покрыть стоимость билета моего клиента, и получал полную стоимость. Деньги клиента вместо того, чтобы сдавать в «Тайм ту трэвел», клал в карман. Вместо комиссионных получал все. Да и комиссионные тоже. Бухгалтерия авиакомпании сравнивала отрывной талон с проштемпелеванным билетом, и дальше дело не шло.

— Ловко, — заметила Мюриэл.

— Это не я, — сказал Коллинз. — План разработал Эрно. Он насмотрелся всяких махинаций с билетами. И видимо, наконец придумал такую, которая будет работать. Может, воспринимал это как своего рода соперничество. Эрно был таким.

— Вот-вот, — сказал Ларри. — Эрно как раз и удивляет меня. Почему он просто-напросто не давал тебе денег, как любой более-менее нормальный человек?

Коллинз покивал головой вверх-вниз, словно взвешивая ответ.

— Знаешь, Эрно был странным человеком.

— Иди ты, — усмехнулся Ларри.

Коллинз плотно сжал губы. Ему не понравилось ни это выражение, ни что кто-то еще тревожит память Эрно. Мюриэл бросила предостерегающий взгляд. Пожалуй, впервые встретилась с Ларри взглядом с тех пор, как он вошел в кабинет. Учитывая характер их расставания на прошлой неделе, она могла ожидать демонстративного неповиновения, но он ответил покорным кивком.

— Перво-наперво, Эрно был прижимистым, — заговорил его племянник. — Если в руки ему попадал доллар, никак не хотел расставаться с ним. И знаете, возможно, он был недоволен своим начальством. Да что там говорить, такая игра с огнем может быть очень захватывающей, спросите любого, кто знает. Эрно вечно жалел о том, чего лишился, когда его турнули из полицейской академии. Но знаете, когда я держу на руках своих детишек, всегда говорю: «Сделаю для вас все, что угодно». И думаю, это очень похоже на то, что говорил мне Эрно: «Постарайся чего-то добиться в жизни, я сделаю все, что угодно, лишь бы помочь тебе».

Он подался вперед, чтобы посмотреть, удовлетворен ли Старчек. На лице Ларри появилось неопределенное выражение: пойми вас, жучков. Коллинз вернулся к своему рассказу.

— И все равно я по-прежнему был на поводке у Эрно. Слетал на отдых в Европу, побывал в Амстердаме и снова принялся за наркоторговлю. На сей раз, когда я попался, Эрно отвернулся от меня. Он шел на риск, а я вот как отплатил ему. Вот что означало его поведение. Я сидел на усиленном режиме в Дженсенвилле, и Эрно ни разу меня не навестил.

Я даже не понимал, до чего мои дела плохи, пока не вышел на волю в девяностом году. Знал я, в сущности, всего два дела: торговлю наркотой и работу агентом бюро путешествий. Черное и белое, по моим понятиям, честно говоря. И не мог заниматься ни тем, ни другим. Попадешься третий раз за наркотики — пожизненный срок. А лицензии агента я лишился, когда меня осудили в восемьдесят девятом. Нужно было бы уехать отсюда, но я был молодой и решил, что одолею эту систему. Назвался Фаро Коулом, выправил поддельный аттестат и снова сдал экзамены на лицензию.

— А! — произнесла Мюриэл. Коллинз ответил легкой покаянной улыбкой.

— Нашел работу в «Менса трэвел», — продолжал он, — только на комиссионных. И все пошло, как раньше: из кожи лезешь, а денег нет. Что ж, успешный опыт махинаций с билетами у меня уже был. Нужно было только найти кого-то, кто мог бы их добывать. Пойти в аэропорт я не мог — Эрно меня прогнал бы, — но однажды вечером я сидел в баре, и там появляется Гэндолф, как всегда, хочет кому-нибудь что-то продать или что-то слямзить. Я знал, кто он такой. Сразу после школы я работал в аэропорту месяца два. Он покупал у меня травку. Мое имя он уже явно забыл, но я подумал, что он может знать в аэропорту кассиршу, которая не прочь подзаработать. Пообещал, что, если дело пойдет, мы его не забудем. Вот так я и познакомился с Луизой.

Поначалу она отказывалась наотрез. Наконец я убедил ее, сказав, что и Эрно делал то же самое. Это подействовало на нее. Она не хотела быть глупее Эрно или кого бы то ни было.

Мюриэл спросила, когда это произошло.

— О, мы, должно быть, начали в январе девяносто первого. Они все были убиты в девяносто первом, так ведь? В январе, значит. И все шло отлично, пока я не встретился с Гэндолфом в том же баре. В «Лампе». Оказалось, Луиза ему ничего не отстегивала. Может, не понимала, что нужно делиться с ним. Я точно помню, что говорил ей, но она не послушала, а Ромми ходил по всему аэропорту и трепал языком. В конце концов Луиза дала ему свою камею, чтобы он помалкивал, пока она не соберет те деньги, которые задолжала ему.

— То есть Луиза, по сути дела, отдала ему камею в залог? — спросила Мюриэл.

— Вот именно, — ответил Коллинз. — Сказала, что это фамильная вещь. Только было уже поздно, до Эрно дошла болтовня Шланга, и он схватился за голову. Как только услышал мое имя, прекрасно понял, что происходит, и нашел меня. Сказал, что не позволит красть у себя из-под носа, тем более что сам научил меня этому. Чтобы я прекратил это дело, а то он сам прекратит, и вскоре я узнал, что Эрно велел обыскать Луизу, придумав какой-то предлог...

— Наркотики, — высказал предположение Ларри.

— Точно. Заявил, что у нее при себе наркотики. Может, решил, что раз она связалась со мной, мы и наркотиками торгуем.

Но ее было не запугать. После этого дело продолжалось. Так или иначе, ей были нужны деньги, чтобы выкупить камею у Ромми.

В начале июля Луиза сообщила мне, что действовала очень осторожно и припрятала несколько билетов. Насчет Эрно она не беспокоилась. Сказала, так спрячет билеты, что никто не найдет. Решила, что лучше всего передать их мне четвертого, когда никакой опасности не будет.