Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 37 из 49

— Но откуда вам известно все это? — наконец-то решил спросить Рене, ошарашенный потоком сенсационных новостей.

— Джинджер, — не без самодовольства сообщил Смит.

— Джинджер? Не понимаю!

— Тот самый рыжий Боб Лесли, который в свое время не отставал от тебя ни на шаг, — пояснил детектив. — Ты не смотри на его внешнюю простоту и наивность, это один из самых опытных агентов Чарльза Митчела. В деле Грейвса по линии Аттенборо он с самого начала, ты вовсе не первый представитель, которого он сопровождает. Уж какую игру вел Джинджер двойную или тройную, по своей инициативе или с санкции шефов, добровольно или по принуждению — не знаю. Но я сразу понял, что в нынешней ситуации он работает в контакте с террористами. Сценка с автомобильной слежкой, твой «ловкий», ты уж прости меня, сынок, очень наивный уход из-под контроля с помощью наскоро сфабрикованного двойника, был всего лишь комедией, которую разыграли, чтобы ввести в заблуждение тебя, а может быть, и Аттенборо. А Джинджер давно у нас на крючке: помимо своих основных дел, он довольно ловко проворачивал выгодные операции с наркотиками. Честно говоря, я держу эту карту про запас, чтобы при нужде, когда Митчел зарвется, взять его за горло. Вчера Джинджера поставили перед дилеммой: или громкий скандал с перспективой надолго сесть в тюрьму, или полная откровенность по делу Грейвса. Боб Лесли — парень разумный и выбрал последнее.

— А наркотики? — не удержался от вопроса Рене. — Пусть молодежь и дальше травит себя?

Детектив добродушно улыбнулся:

— Нельзя быть таким прямолинейным, Рене. Искусство требует жертв, а всякое серьезное дело нуждается в компромиссах. Не будем отвлекаться, мы подходим к самому главному. — Смит закурил очередную сигарету. — Темные дела предпочитают делать ночью: варфоломеевская ночь, ночь длинных ножей, хрустальная ночь и все такое прочее. У наших террористов сегодня грейвсовская ночь: они решили провести ряд операций, кого-то похитить, кого-то допросить, кого-то запугать, чтобы к утру наверняка выйти на Грейвса и заполучить его. О чем говорит все это?

Хойл задумался.

— О том, — медленно проговорил он, — что силы террористов сегодняшней ночью будут распылены.

— Верно! И грешно было бы не воспользоваться такой благоприятной ситуацией. — Майкл Смит был оживлен и уверен, он чувствовал себя в такой обстановке как рыба в воде. — Резиденция, где содержится Нед Шайе, нам известна, охранять его сегодняшней ночью будут слабо. Поэтому тактика наших действий ясна, как слово Господне: надо проникнуть в резиденцию, выкрасть, а лучше сказать, освободить Шайе и с его помощью выйти на Грейвса.

— И кто же это сделает?

Смит глубоко затянулся табачным дымом.

— Тут-то и начинаются сложности, сынок, — детектив оглядел журналиста. — Лично ты согласен рискнуть?

— Согласен! — с неожиданной даже для него самого решительностью ответил Рене.

Видя, что детектив смотрит на него удивленно и несколько недоверчиво, журналист сказал, что, занимаясь делом Грейвса, он о многом передумал. От того, насколько он будет ловким, мужественным, находчивым, могут измениться судьбы многих миллионов людей, может сместиться русло мировой политики. И Рене дал себе слово разобраться в деле Грейвса до конца, чего бы это ему ни стоило.

— Ты проникся чувством ответственности перед людьми, сынок, резюмировал Смит.

— Пожалуй. И знаете, что послужило причиной? Встреча с Элизой, с девочкой, которую я почти позабыл!

Рене как мог рассказал Смиту о своей необычной встрече. Он не сразу заметил, что детектив слушает его со снисходительной, может быть, даже ироничной улыбкой. Рене обиженно умолк.

— Не сердись, сынок. В молодости не так-то легко разобраться, что движет тебя по дорогам жизни. Элиза — не причина, а повод, спусковой крючок душевного перелома. Ты повзрослел, поумнел, изменились масштабы твоих чувств и желаний. Я это понял еще во время той встречи, которая состоялась в пабе, иначе никогда бы не позволил тебе ввязаться в эту историю. Ты стал похож на своего отца, Рене, а он был мужественный и честный человек. Не в мелочах, тут он мог приврать и обвести вокруг пальца, а по-крупному. Встреча с Элизой только помогла понять тебе, кем ты был и кем стал. Но вернемся к делам, они не ждут. Ты согласен рискнуть, я в этом не сомневался, но это проблемы не решает. Один ты не справишься, а я в это дело ввязаться не могу, — детектив виновато взглянул на Хойла и уже сердито, чтобы ему не противоречили, повторил: — Не могу, и все тут! Я человек старого закала, блюститель порядка, состою на государственной службе и не могу себе позволить лезть во всякие авантюры, даже с самыми благородными намерениями!

— Но в известной мере вы уже ввязались, дядя Майкл! Вы же помогаете мне.





— Помогаю, ну и что? Мало ли кто кому дает советы, рекомендации и оказывает материальную помощь! Это законом не запрещено, я чист перед ним, а мои личные дела — это мои личные дела. — Детектив видел, что Хойла веселит эта двойная бухгалтерия, и рассердился. — Ты еще молод, чтобы должным образом понять эти тонкости. А вот Пьер сразу понял и целиком одобрил линию моего поведения!

— Да я не возражаю, дядя Майкл! — Рене изо всех сил старался быть серьезным.

— Вижу я, как ты не возражаешь, — проворчал Смит и глубоко вздохнул. Как бы то ни было, сынок, мое личное участие в налете на резиденцию террористов исключено. Полицейский представитель дружественного государства, находясь в служебной командировке, совершает налет — бред собачий! Какой же выход? Надо искать помощников на стороне.

Детектив замолчал, испытующе глядя на журналиста.

— Думаю, что Ник Батейн не откажется помочь, — после небольшого колебания заявил Рене.

— Не годится, — отрезал Смит. — Тут нужен человек проверенный и, так сказать, обстрелянный. А что ты знаешь о Батейне, кроме того, что он добрый и честный?

— Где же их взять, обстрелянных?

— Вот именно, — в голосе Смита появились назидательные нотки, — в этом гвоздь вопроса, стратегия операции. И не только в смысле атаки на резиденцию, надо смотреть глубже. Ну, заполучим мы в конце концов Вильяма Грейвса, а дальше? Что с ним делать, куда девать? И с ним самим, и с его информацией? Мы продумали с Пьером много вариантов, — рассказывал Смит, и все забраковали. Забраковали участие частных детективов, бывших полицейских и просто людей отчаянных и случайных, которых Пьер при нужде смог бы подобрать. По ряду обстоятельств, не стоит в них вникать. Отказались мы и от официальных контактов с полицией. Пока отказались.

Смит повел себя несколько странно, вместо того чтобы брать быка за рога, потянулся было за пачкой сигарет, передумал и отбросил ее в сторону, сконфуженно взглянул на Рене и, судя по всему, не знал, как ему лучше продолжить разговор.

— Дядя Майкл, — улыбнулся Рене, — уж не Анну ли вы решили дать мне в помощники?

Смит непонимающе взглянул на Хойла, потом махнул рукой и засмеялся.

— Вот что значит молодость: везде-то вам мерещатся женщины! Нет, сынок, Пьер нашел совсем другой ход. Все дело в том, что Пьер — француз, а каждый француз — вольнодумец.

— В той мере, в какой это не мешает его делам, — уточнил журналист.

— Возможно, и так. — Смит был неожиданно покладист. — И все же французы — вольнодумцы. Это мешает им быть до конца последовательными, лишает их нашей бульдожьей хватки, но в то же время придает им гибкость, нам недоступную. Ты знаешь, например, что французская компартия — одна из самых многочисленных и влиятельных партий страны?

— Кто же этого не знает?

— Да? — задумчиво переспросил Смит. — В принципе-то и я знал, но как-то не отдавал себе отчета в существе этого факта. Пьер говорит, что коммунисты имеют сильнейшее влияние на правительство, в их распоряжении масса средств информации и при нужде они могут поднять на ноги чуть ли не весь рабочий класс Франции.

— Такое уже случалось.

— Но такое невозможно ни в Англии, ни в Штатах! Это и мешает мне, блюстителю англосаксонских порядков, взять и вот так вот с ходу поверить во все эти чудеса. — Детектив пожал плечами и уж как нечто совсем странное сообщил: — Пьер говорит, что глава муниципалитета, в котором он собирается открыть свое кафе, — коммунист. Пьер утверждает, что это добрый и честный человек, к тому же и ветеран войны. Кстати, уж что-что, а по-принципиальному драться коммунисты умеют, тут мне никаких свидетельств не надо, я сам видел.