Инопланетянин

— Разрешите?

— Прошу.

Номер был не пятизначным, не пентагоновским. Набирая его, Мейседон вдруг ощутил укол острого любопытства и лёгкого беспокойства — это был телефон группы «Озма», которой фактически заправлял его приятель доктор Чарльз Уотсон.

— «Озма» слушает, — последовал бесстрастный доклад.

— Полковник Мейседон, — коротко представился Генри.

— Инвазия, сэр. Тревога. Режим — обсервация.

Вместо того чтобы как-то ответить на эту фразу, Мейседон молчал. На него напал лёгкий столбняк, точно он держал в руке не телефонную трубку, а пистолет с взведённым курком. Точно в маленький кабинет администратора заглянул не уборщик, а зловеще ухмыляющееся привидение. Ведь одно дело теоретизировать по поводу возможности невозможного и разрабатывать различные операции его реализации, и совсем другое — ощутить, как это невозможное вдруг материализуется и вполне буднично и осязаемо входит в жизнь. Конечно, Уотсон предупреждал его о возможности тревоги, но Мейседон не отнёсся к этому серьёзно, как он не мог отнестись серьёзно к сообщению, скажем, о том, что его скоро назначат министром обороны или запустят в качестве специального наблюдателя в окрестности Луны.

— Вы меня поняли, сэр? — Дежурный «Озмы» был обеспокоен. — Повторяю. Инвазия. Режим — обсервация.

— Понял, — ответил Мейседон, точно стряхивая глубокий сон. — Инвазия, режим — обсервация.

— О’кей, поняли правильно.

Конечно, этот хладнокровный дежурный совершенно не знал смысла сообщения, которое он передавал по телефону. Рассеянно кладя на место телефонную трубку, Мейседон заметил любопытный взгляд администратора бассейна и с досадой понял, что недостаточно хорошо владеет собой. Переодевался Мейседон специально неторопливо, однако сообщение «Озмы» так и не желало по-настоящему укладываться в его голове. Ему вдруг представились орды индейцев в боевой раскраске, с головными уборами из перьев, скачущие по берегу Потомака к Белому дому. Многотысячные орды орущих, вопящих индейцев, палящих из кремнёвых ружей, брызгающих тучами стрел, сеющих вокруг себя смерть и разрушение. Возмездие! Оно всегда приходит рано или поздно, приходит негаданно, непрошенно и неотвратимо, как сама судьба. А поэтому, наслаждаясь жизнью, помни о смерти. Разглядывая в зеркале своё озабоченное, хмурое лицо, Мейседон вдруг рассмеялся, и ему стало легче. Индейцы на берегах Потомака! Боже, какая чушь лезет в голову!

Из бассейна Мейседон машинально направился к себе в отдел, но на полдороге спохватился — при объявлении тревоги «Инвазия» все прямые начальники Мейседона оповещались о том, что полковник срочно задействован для выполнения секретного задания государственной важности и временно освобождается от выполнения постоянных служебных обязанностей. В отделе Мейседону делать было нечего, для приличия потом, в свободное время, можно будет позвонить генералу по телефону. Потом! Мейседон усмехнулся, он постепенно приходил в себя, обретал спокойствие и некую ироничность по отношению к разворачивающимся и ещё неведомым ему трансцендентным событиям. Будет ли это самое, такое ёмкое и многозначное «потом»? Может быть, и действительно для бедного, заблудшего в грехах человечества настал судный день, как об этом поэтично говорится в одной из рекомендаций специального комитета «Инвазия»?

В коридоре «С» навстречу Мейседону катился электрокар, ведомый невозмутимым солдатом в армейской форме. Кар приветливо помаргивал жёлтым предупредительным огнём, негромко мурлыкал и вообще выглядел этаким послушным, хорошо приученным зверем-машиной. Электрокар в Файв-Сайдид Вигвам — явление самое заурядное, общая протяжённость пентагоновских коридоров составляет 17 миль! Но сейчас, в эти минуты инстинктивного недоверия к случившемуся, смутной тревоги и тайной растерянности, Мейседон при виде этого неторопливого, флегматичного механизма испытал неожиданный прилив тёплого, даже сентиментального чувства, точно в трудный момент жизни повстречал доброго старого друга. Мейседон замедлил шаг и посторонился, пропуская электрокар, а потом, глядя ему вслед, вдруг поймал себя на странной мысли — он ничуть не удивился бы, если бы встретил здесь, в коридоре «С», вместо этой привычной машины некоего стального паука-гиганта, столь же неторопливо и деловито спешащего по своим делам, могучего робота с клешнями вместо рук или какое-нибудь другое чудище в этом роде.

Пройдя мимо дежурного, который с путеводителем-буклетом в руке объяснял какому-то новичку-капитану, как ориентироваться в огромном пятиугольном лабиринте и попасть в нужное место, Мейседон спустился на первый этаж. Здесь располагались отделы управления общих служб, тех служб, которые ведали уборкой, ремонтом и охраной здания вместе со всем его оборудованием. Миновав несколько комнат, Мейседон вошёл в помещение, где располагался отряд специальной полиции. Прямо при входе, отгороженный барьером высотою в ярда полтора, сидел дюжий негр-полицейский; форменная рубашка на фоне его чёрной кожи резала глаза своей белизной. Не обращая на него внимания, Мейседон прошёл прямо в кабинет начальника полицейского отряда. Начальник с золотыми майорскими нашивками на белой рубашке сидел, откинувшись на спинку кресла и заложив руки за голову. Его ноги в тяжёлых форменных ботинках покоились на краю стола. Майор со смехом рассказывал о чем-то своему заместителю — подтянутому пожилому капитану с тяжёлым пистолетом в кобуре на боку. Капитан улыбнулся чуть-чуть, уголками губ, у него было загорелое рубленое лицо с длинным белым шрамом от скользящего пулевого ранения и седоватый ёжик коротко стриженных волос. Майор поздоровался, лениво поднялся на ноги и с оттенком таинственности и иронии раздельно проговорил:

— Инвазия, полковник.

— Я осведомлён, — холодно ответил Мейседон.

Майор понимающе покивал головой, вразвалку — он весил не меньше двадцати стонов — подошёл к сейфу, достал из него связку из двух ключей и протянул Мейседону. Один из ключей был обыкновенным, а другой невольно привлекал взгляд своей массивностью и высоким классом обработки.

— Ваши ключи, полковник.

— Благодарю.

— Центр «Обсервер» развернут. Оперативный отряд с двумя машинами в готовности.

— О’кей.

— Особые указания?

— Пока ничего. Ждите.

Майор лениво усмехнулся, он всегда вёл себя с Мейседоном очень независимо и, честно говоря, имел на это некоторое право: только генералов и адмиралов в Пентагоне трудилось более четырехсот, а он, майор полицейской службы, был один на все это ведомство.

— Ждать будет оперативный дежурный, полковник. У меня свои дела.

— Я буду здесь, сэр, — сдержанно заметил пожилой капитан.

Ни начальник отряда, ни его заместитель ничего не знали о существе тревоги и особого положения «Инвазия». Но если преуспевающий самодовольный майор считал всю эту кутерьму с центром наблюдения и оперативным отрядом обычной штабной игрой, то его многоопытный заместитель определённо догадывался, что за этими мероприятиями крылось нечто необычное и серьёзное.

— Рад этому, капитан, — с подчёркнутой вежливостью сказал ему Мейседон, кивнул начальнику отряда и покинул кабинет.

Пройдя по коридору десятка три шагов, Мейседон остановился перед дверью, на которой, кроме буквенно-цифрового шифра, не было никаких пояснительных надписей. Почему-то помедлив, Мейседон отворил дверь и вошёл в приёмную, которая несколько напоминала собой полицейский участок. При входе — барьер, помещение за барьером разделено прозрачными пластиковыми перегородками в рост человека высотой на узкий коридорчик, через который можно было пройти в кабинет, и два рабочих места. Слева за столом сидел лейтенант, справа возле спецаппаратуры и радиотелефонного коммутатора сержант, оба в повседневной армейской форме с пистолетами на поясах. Мейседон хорошо знал и лейтенанта и сержанта, равно как и они его: им не раз приходилось совместно работать во время учебных тревог и оперативных игр по программе «Инвазия». Тем не менее каждый из них, вытянувшись, как это и полагается по уставу, представился.