Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 49 из 53



— Не отпустил бы. Никогда. Прости…

Она молчит, а я не знаю, что еще сказать. Скоро все закончится. И время сгладит острые углы недосказанности.

— Я помогу тебе…

Наконец говорит она, и я слышу, что она плачет.

— Вы все считали меня чудовищем, и, наверное, были правы. Но забыли, что сами во много раз хуже. Забыли, что это из-за вас я стала такой…Я помогу тебе, если ты поможешь.

— Что нужно делать?

— Когда получишь ответы, какими бы они ни были, ты сожжешь эту комнату. Хочу согреться и… перестать быть.

— Перестать быть?

Слышу шелест больничной пижамы.

— Перестать быть частью этих стен. Частью мира, которого больше нет.

— Я помогу тебе.

— Тогда смотри.

Оборачиваюсь и вижу, как с книжного шкафа, одна за другой, на пол валятся книги. Они раскрываются и шуршат листами. Превращаются в уродливых птенцов, вывалившихся из гнезда.

Подхожу ближе. Невидимые руки с силой сметают книги с полок. Ненавидят. Торопятся уничтожить все в этой комнате. Оставить от нее только выгоревшие стены.

— Ну конечно…

Я мог бы догадаться и сам. Волшебник спрятал тайник за шкафом. Врезал его в стену и запер на ключ. Заглушил правду тоннами чужих мыслей. Чтобы ее стонов не услышал больше никто…

Поднимаю серый ключик к глазам. Исцарапанные бороздки просятся в лоно замка. Как и в мире людей, в холодном мире металла, есть только две составляющие единого целого. Они ищут друг друга долгую жизнь. Но когда воссоединяются — на свет рождается истина.

Хватаюсь за край шкафа и одним толчком опрокидываю его на пол. С грохотом, он падает на гору книг. Накрывает ее, словно птица-мать, вернувшаяся к гнезду слишком поздно. Весь выводок погиб, а хищники с желтыми глазами уже подобрались к трупам, капая голодной слюной.

Дверь сейфа висит на стене, будто неудачная картина. Ошибка мастера, которую он спрятал от посторонних глаз. Потому что внутри неприметного холста таится безумие, посещающее художника по ночам. Он знает, что внутри него живет зверь, но никогда не расскажет об этом. Не откроет своих кровавых тайн.

Наступаю на спину шкафу, проламывая фанеру. Ключ чиркает по металлу и проникает внутрь замка. Проворачиваю его, слушая громкие щелчки. И со скрипом открываю дверцу.

Внутри лежит кипа картонных папок с делами, несколько пачек денег и черный револьвер с коробкой патронов. Осторожно вынимаю оружие и проверяю барабан. Пустые каморы глядят на меня с холодным безразличием. Засовываю пистолет в карман пальто. Вместе с патронами.

Кого я должен убить?

Откидываю деньги в сторону. Золото поработило весь мир, но не меня. Забираю дела и возвращаюсь к столу. Сметаю с него все, кроме лампы. Монитор повисает на проводах. Как высохшая в паутине муха.

На первой папке, перевязанной черной шнуровкой, надпись.

«Афганистан. 1979 год»



Рву истлевшую веревку и открываю пахнущие пылью страницы. Их много, но все они аккуратно подшиты. Обычно так поступают с завершенными делами…

Читаю рукописную вязь, щурясь от тусклого света.

«Враждебная страна, похожая на выжженную пустыню. Другой мир, в который мы вторглись, пытаясь навязать свои идеалы. Не понимая, что увязнем в кровавом болоте по самое горло. Потом, много лет спустя, эту войну назовут ошибкой, а героев предпочтут забыть.

Десять долгих лет борьбы с собственными тенями. Я был там. Я все это видел…»

Протираю глаза. Строчки прыгают, кривятся. Ускользают от меня, стекая чернилами по желтой бумаге.

«…Я знал, чем все это закончится. Когда я работал с солдатами, вернувшимися из боя, я видел это в их глазах. Дым войны. Он никогда не отпустит их. А дрожь в руках останется навсегда. От этой крови нельзя отмыться. А от памяти — избавиться. Это проклятие на всю оставшуюся жизнь, и только дураки могут гордиться тем, что убивали. Но это война…Место, где человек превращается в зверя. Страшная пропасть, куда мы всем миром так боимся упасть. Мне не дано было видеть, что случится со страной, но я видел, что случится с ее сынами.

Дети войны. Мне так вас жаль. Здесь вы оставите все то, о чем так сильно мечтали. Вернетесь домой мертвыми, даже если не погибнете от пуль. Ненависть этих мест опустошит вас. Выжжет изнутри…»

Пробегаю несколько страниц глазами. На них только горькие рассуждения о войне и рассказ о том, кем был на ней волшебник. В Афганистане он работал психологом, заряжал, точно ружья, молодых ребят на новые, кровавые подвиги. И они, теряя последние остатки разума, снова шли убивать.

«…Что вы будете делать, когда придется бороться с собственными кошмарами? Как сможете защититься от них? Половина ребят превратилась в этом аду в наркоманов! И если не враг убьет их, то убьют наркотики.

Наверное, когда-нибудь, каждому человеку предстоит сделать выбор. На чьей стороне быть, и за какую правду бороться. Кто-то назовет это предательством, кто-то — сменой идеалов, сменой веры. Но насмотревшись на красные рожи генералов, которым я докладывался о проделанной работе, я решил остановиться. Наверное, мой выбор был очевиден. Ведь опытного человека невозможно заставить делать то, что ему не по душе, накормив пафосными словами о родине. В этих продажных людях, спрятавшихся от войны за красными стенами Кремля, не было ничего человеческого. Я смотрел на их потеющие лица, но видел алчных монстров, жаждущих поживы. Им было плевать на тех, кто ушел из дома от матерей и жен… от детей. На всех, кто ушел на эту бессмысленную войну. И однажды, в очередной раз отправившись в Афганистан, я перешел на сторону врага. Это был осмысленный выбор, я не мог поступить иначе…

Чем мы готовы пожертвовать ради истины? Ради любви?..

Я отдал все, что у меня было. Отказался от свободы…

Меня держали в грязной яме, кормили раз в день, кидая, как собаке, обглоданные кости. Я слышал, как убивали пленных. Как им резали головы, и они захлебывались собственной кровью, падая в горячую пыль. Именно в плену я научился всему, что умею. Однажды ко мне пришел дряхлый старик, закутанный в рваное тряпье. Его лицо было выжжено сухими ветрами, а кисти рук больше походили на кости скелета. Это был колдун, которого чтили все моджахеды. Он умел воскрешать мертвых. Делать из них рабов. Джинов, исполнявших любой его приказ. Этот человек, проживший долгую жизнь, научился подчинять себе целый мир и заглядывать за занавес смерти. Проникать в чужие сны и убивать одним лишь прикосновением. И хотя он не говорил по-русски, я понимал каждое сказанное им слово. Потому что для него не было границ, не было стран, он видел то, о чем другие люди не могли и предположить. Я стал его учеником. Такая уж ирония судьбы…Его магия брала начало в древних шумерских культурах»

— Волшебник…черный колдун.

На листки капает кровь. Темно-красные капли расползаются по бумаге кляксами. В висках учащается пульс. Утираюсь рукавом.

Так вот значит, почему он выбрал такой псевдоним. Волшебник. Скорее всего, такие позывные у него были в далеком 79 году. Он привык к ним. Привык не называть имен.

И все его способности тоже оттуда. Как и безумная жесткость. И жажда чужой боли.

— Предатель…

Шепчу сквозь зубы.

Но столько ли много я знаю о той войне?

Кровь снова стекает на губы. Слизываю горячую соль.

Я знаю то, что нужно знать. Там был мой отец. Он воевал храбро, сражался за свою страну. Пока не попал в ловушку и не погиб.

Перелистываю страницу. Строчки здесь почти не читаемы. Чернила расползлись от времени, превратив текст в огромный фиолетовый синяк. Различаю только рисунки каких-то незнакомых символов. Страшных, связанных с культами жертвоприношений. От них так и разит смертью…

Переворачиваю следующую страницу, и сердце дергается в груди, пытаясь вырваться на волю. К листку, ржавой скрепкой, прикреплена черно-белая фотография моего отца. Время ее не тронуло, хотя и нанесло пару шрамов на матовую поверхность. Но отец остался на ней прежним. Гордым и печальным. В военной форме с погонами.