Страница 3 из 53
— Зачем?
— Ты достанешь?
Она уже натягивает перчатки. Резина противно скрипит.
— Сейчас…
Отхожу в сторону, давая ей простор. Рука осторожно вытаскивает плетку. Железные наконечники, на концах кожаных лент, звенят, будто колокольчики.
— Ух, ты…Адская игрушка. Антон?
Он бил ее по ногам. Хлестал изо всей силы, получая наслаждение. Но это не крюки. Не то, что по-настоящему его заводило.
— Хорошо. Нужно найти цепь.
Рука держит плетку двумя пальцами.
— Цепь?
Достаю сигарету.
— Да. Цепью он сломал ей колени.
Щелкаю зажигалкой. Дым заполняет легкие.
— Так и не бросил?
Ненужные вопросы. Кончик сигареты обращается в пепел.
— Ищите цепь.
Плетка уплывает в сторону. Каблуки удаляются.
Мы должны найти здесь хоть что-то. Разрыть эту выгребную яму до самого дна. Это наша работа! Наш долг.
У стены, по правую от меня руку, стоит железная клетка. Небольшая, в половину человеческого роста. Дверца распахнута. Ржавые трубы и косые швы с нагаром, дают понять, что убийца делал ее сам. Неумело. И значит, мог пораниться. Но как давно это было?
У меня нет ответов.
Здесь он держал ее.
Подхожу к уродливой тюрьме.
Одна из труб исцарапана. Чем-то металлическим. Ее словно бы неустанно скоблили. Вижу рыжую пыль на полу. И спустя всего миг, загадка разламывается перед моим натиском, как гнилой пень.
Наручники. К ее ноге, потому что руки в ней, он любил больше всего. Ни капли свободы. Даже внутри этого убогого железного ящика. Как животное. Как самое ничтожное существо на земле. Он хотел, чтобы она чувствовала себя таковой. И она чувствовала. Именно этими прутьями, этими кандалами, он сломал ее окончательно. Заставил верить в свое величие.
Так тихо. Здесь никогда не было так тихо, как сейчас. Ее крики, его смех, удары, плач, мольбы о пощаде…что-то…всегда. И только теперь так тихо, как не бывает даже на кладбище будним промозглым днем. Мертвая тишина.
Мне нужно знать, сколько он пытал ее. Сколько боли вынесло ее тело. И почему мы, так долго искали ее.
Все, что нужно сейчас.
Обращаюсь к теням. Ко всем сразу, потому как не помню имен. Знаю, что ответит женщина, но все же надеюсь… Тщетно.
— Тебе не сказали?
Чертовски медленно. Я не хочу разговаривать с ней. Просто услышать ответы.
— О чем?
— Ее никто не искал.
Смотрю в недоумении. На пыточный столб, отсыревший от крови. На ржавые крюки… Ее никто не искал. Как же так?
Голос продолжает рассказывать. Монотонно. В нос. А я все не могу понять, почему же те, первые слова, такие страшные? И в полном, отчаянном ужасе до меня доходит, что я не знаю, кому же все-таки принадлежало бледное лицо?.. Проститутке? Ребенку? Человеку?
— … ранам на вид около двух недель…
Ее родители — завтра. Морг. Холод. Бледность. Должен ли я им хоть что-то?
— …простая случайность. Анонимный звонок. Может и убийца сам…
Оксана. До сих пор что-то живое. В этом имени. А значит, я должен. Не лживым слезам. Ей.
Я редко хожу на похороны. Мне хватает смертей на работе. Я не люблю долгие прощания у холодных, черных гробов. Но это, не тот случай. Я хочу увидеть ее такой, какой она была. Обычной девушкой, которая идет мимо, не оставляя следа. Которая исчезает из памяти, как только я встречаю следующую, подобную ей. Проститься с ней такой, я желаю больше, чем вечно помнить этот подвал, эту кровь и зеленые, полные боли глаза. А значит, я буду там. И вдруг, стану самым близким из пришедших. Тем единственным, кто ее искал.
Кто-то спускается по ступеням. Погружается в серость. Смотрю в удивлении. Ничего, кроме солдатских ботинок. Даже не тень — нечто, не имеющее названия. Пустота, обретшая голос.
— Антон Владимирович!? Кто тут из вас Антон Владимирович Сиб…
— Я, — поднимаю руку, обрывая пришельца. — Это я. Что произошло?
— Установили владельца дома. Прокурорский просит подняться.
— Я не поднимусь.
Больше мне сказать нечего. Но ботинки не уходят. Стоят на предпоследней ступеньке. В кишки возвращается пульсация. Как предзнаменование нового приступа. Когда нервничаю, они случаются чаще.
— Так и сказать?
Голос совсем юн. Неопытен. Он еще верит в божество в синем костюме. И боится кары.
— Так и скажи! Мы работаем! — женщина уверена, что имеет право защищать меня.
Но от ее слов, действительно, становится легче. Думается, будто я могу любить. Словно…готов?
Любовь. Что она есть? Этот подвал? Остывшее, изуродованное тело? Грязное удовлетворение похоти? Что? Вопросы. Крюки. К какой любви готово мое сердце?
Ступени натужно скрипят под тяжестью ботинок. Все выше и дальше. И наконец, смолкают.
— Спасибо, — я искренне благодарен.
— А следовало бы подняться.
Пожимаю плечами. Может и так. Но боги всегда снисходят к людям, когда это необходимо. Так и люди, ищут червей. Нужно только дождаться понимания. А ждать я умею лучше всего.
— Осмотрите клетку…
— Хо-хо!
Голос из серого угла, где-то за моей спиной. И тут же глухой стук тяжелого металла о деревянный пол.
— Мерзость! Что это за дрянь?..
Они нашли цепь. И что-то еще.
Разворачиваюсь к голосам. Вижу две черные тени у стены. И снова мне кажется, будто кто-то смотрит на меня. Пристально и осуждающе. Кто-то пятый. Тот, кого здесь быть не должно.
Оксана?
На полу лежит массивная цепь, похожая на змею. Подхожу ближе. Присаживаюсь, рассматривая крупные кольца. Нет. Цепь не та. На последних звеньях засохшие бурые пятна.
И то, что напугало моего коллегу. Клок волос, с осколками черепа.
Сломанные колени тут не при чем.
Еще чья-то жизнь.
Смотрю на русый локон, прилипший к последнему звену. Не делаю предположений. Знаю — он принадлежит девушке. Такой же, как Оксана. Одной из многих.
— Антон, а разве та девушка…
— Нет!
Оглядываюсь на испуганный женский голос. Ей страшно. Она впервые понимает, что все это не игра. Что все мы стоим сейчас на костях, внутри ужасного места, пропитанного болью и страхом. Падальщики, слетевшиеся на пир, угощения на котором вдруг оказались чересчур кровавыми. И горькими.
Мне хочется ее приободрить, но вместо этого я говорю ей правду.
— Ее не били по голове…
Лера. Имя приходит само собой. Эту напуганную женщину зовут Лера!
— Лера.
И снова, страшная правда:
— Здесь убили кого-то еще.
Стервятники уже кружат над цепью, собирая улики. От их стыдливого испуга не осталось и следа.
— Страшно, — шелест ее губ.
Господи, а ведь она права! Убийца может быть еще в доме!
Тянусь к кобуре. Нет, нет…чушь! Отдергиваю руку.
Мы слишком близко подошли к черте. Нужно сделать шаг назад. Всего один. И станет легче.
Дышу. Глубоко.
Паника отступает. Только озноб все еще щекочет затылок.
Ступени снова скрипят. Боги сходят на землю.
Синий костюм вплывает в подвал. Вальяжно, сунув пухлые руки в карманы. Выказывает мне дрянное почтение. Я не поднимаюсь. Делаю вид, что изучаю цепь.
— К владельцу дома уже выехал наряд. Все кончено.
Упрек в мою сторону тоном победителя.
— Ничего не кончено.
Говорю тихо, но он слышит.
— Прости?..
— Это все… — небрежно вскидываю руку, обводя пыточную комнату, — …дело рук умного сукиного сына. А поэтому — ничего не кончено.
Он усмехается. Обветренными губами. Источает уверенность.
— Не делай из него героя. Он простой психопат. Мы возьмем его, и завтра же он расколется!
Дай-то Бог. Я больше остальных желаю, чтобы все кончилось именно так.
— Что это?!
Он, наконец, замечает предмет моих лживых исследований. Тени молчат. Говорю снова я.
— Орудие еще одного убийства.
— Постой…что?
Истинный масштаб мозаики не известен даже мне. Только два паззла. Но сколько их в действительности? Пять, десять, пятнадцать?
— Посмотри вокруг. Что ты видишь?
Он молчит, потупив взор. Вся эта мерзость не для него. Для червей. Для нас.