В поисках любви

— Я знаю… Ты плачешь? Аль? Я не могу… — голос дрожит, но я не позволяю себе слез. — Ты плачешь?..

— Ты не одна.

Я чувствую, как она умирает. Сейчас, когда она так близко, я чувствую ее израненное сердце, которое устало бороться. Оно знает — его место не здесь. За облаками, в райских садах, которые его отвергли. За тот единственный раз, когда она протянула дьяволу руку, и на ладонях ее застыл ожог клейма. Проклятие, лишающее крыльев. Запрещающее вернуться домой.

— Вдвоем. Навсегда.

Против целого мира.

Не уходи. Без тебя мне не выжить.

— Навсегда.

Она плачет, но я не пытаюсь ее унять. Ей необходимы эти слезы. В них, за долгие годы, скопилось столько яда… Она должна плакать. Должна рыдать, потому что иначе умрет в одинокой петле, болтающейся под потолком.

Я вижу ее настоящую. Здесь. Сейчас. В объятиях. И в громком плаче, который разносится эхом по оледенелым дворам. Что они сделали с тобой, Аль? Как они могли?! Ведь ты была тогда такой маленькой…совсем ребенком, счастье которого было в радужных мыльных пузырях. Господи… миг тьмы, что случился однажды, растянулся для тебя на целую жизнь.

Говори, принцесса! Не давай мне увидеть то, что они с ней сделали!

— Аль, все хорошо.

— Я видела ее.

Ты бежишь. Падая и снова вставая. К алтарю взросления. Из обители демонов, в которой провела все детство, не зная о том, что оно может быть другим.

— Кого?

Ее раскрасневшиеся глаза цепляют меня за скулы.

— Его дочь, которая умерла.

Все исчезает. И я вижу Волшебника с фотографией дочери в руках.

— Как такое могло быть? Где ты ее видела?

Высвобождается из моих объятий. Шарит по карманам в поисках сигарет. Ее руки дрожат.

— У тебя дома. В чертовом окне, которое ты обзываешь своим миром. Она была там! Стояла по ту сторону, — находит тонкую пачку. Щелкает зажигалкой.

— На шестом этаже? — поднимаю взгляд к своим окнам. Но не могу отыскать их в темном небе.

— Хочешь банальностей? Я знала, что ты мне не поверишь. Скажешь — Алька опять набросалась кокаином, и подцепила глюк…

— Да постой ты! Объясни все по-человечески. Это была дочь Волшебника?

Затягивается. Кивает.

— Да. Такая же, как на фотографии… он ведь и тебе ее показывал, правда?

Киваю.

— Я зашла в комнату, включила свет, и сразу увидела ее…как тут не увидишь, когда она так близко? Она стояла по ту сторону окна, в темноте…черт…у меня до сих пор мурашки по коже. И смотрела на меня. Чуть сердце не остановилось.

— Думаешь, она приходила за мной? — страх впивается зубами в шею. — Она говорила?

Уголек сигареты озаряет Сашкино лицо. И еще до того, как услышать ответ, я вижу правду в ее суженых зрачках…

— Она сказала, что ты одна. Сказала… что ты умерла… А потом ударила по стеклу. И оно разбилось, — смотрит на меня испуганными глазами. — Что происходит, Оксан? Разве такое бывает? Разве такое может быть?!

— Я не знаю.

Слова теряют вес. Становятся ненужным балластом в мире без солнца.

— Мне очень страшно, Аль.

Поднимаю взгляд к окнам. Но занавес ночи все также черен и непоколебим.

— Почему все это происходит со мной?

— Может, стоит спросить его? Ведь вся эта дрянь, в любом случае, связана с ним.

Она говорит о Волшебнике. Но мне не хочется произносить этого имени. И вдруг я вспоминаю, что не знаю, как его зовут на самом деле. А ведь должна была спросить, раз доверила ему все свои секреты.

— Аль, а как его настоящее имя?

Она выпускает дым из носа. Глядит на меня исподлобья.

— Если б я знала. Это было его условием.

— И ты не узнала?! Но ведь он известный человек, как такое может быть?! Его имя должно…

— Ничего оно не должно. Он известен лишь там, где надо. Мы в эти круги не вхожи, — она молчит, затягиваясь. Бросает окурок под ноги. — С чего бы нам разыскивать его имя? Он помог всем, кто к нему обращался. Я говорила с девчонками. Никаких последствий… До тебя.

— Тут что-то не так. Тебе не кажется это странным? Почему он боится назвать свое имя?

— Конечно, не кажется. Многим девчонкам не было восемнадцати.

— Чертов…урод!

Гнев вырывается из меня, как огонь из лисьей норы. Сжигая всех, кто заражен бешенством педофилии.

— Урод? — Сашка искренне удивлена. — Может быть он и колдун, или еще кто, умеющий вызывать духов, но точно не урод. Девочки приходили к нему за помощью с панели. Их сжирали кошмары, они сходили с ума, не знали, как выжить в этом дерьмовом мире! А он помогал им обрести веру и смысл. Вернуться в жизнь. Те, кто не пошел к нему, сейчас лежат в земле, — достает новую сигарету. Выставляет подбородок вперед. — Вот так-то, Оксан. У нас нет денег на такую помощь. Кому мы нужны? Санитарам в диспансере, которые затрахают нас до смерти и доведут до самоубийства?

Зажигалка падает в снег. А вслед за ней летит и переломанная на части сигарета.

— Ты думаешь, нам нужно просто пойти и спросить его о дочери?

— Сначала нужно подняться в квартиру.

Она права. Мы должно попытаться разобраться сами. И если не получится, вместе решить, что делать дальше.

— Часто призраки приходят за помощью. Может все не так страшно?

Сашка протягивает мне руку. Сжимаю ее тонкие пальцы.

— Может быть ты и права, солнце. Пойдем?

— Ага.

Заходим в дверь, держась за руки. Как подружки-самоубийцы перед последним прыжком.

Секунды падения страшнее, чем смерть. Боли не будет. Мы просто закроем глаза и полетим к солнцу.

Провонявший мочой лифт разевает смердящую пасть. Голодный пес, скулящий по хозяевам.

Падаем вверх. Наверное, сейчас все именно так. Плева реальности рвется. И мы проникаем в запретное лоно параллельных миров. Туда, где обитают призраки.

Достаю ключи.

На лестничной клетке не горит свет. Кто-то снова выкрутил лампочку, заляпав ее жадностью жирных рук.

Держимся друг за друга.

В темноте я не сразу попадаю в замочную скважину. Но потом длинный ключ входит в нее, царапая металл, и я проворачиваю его, слушая громкие щелчки механизма. Дверь скрипит и надламывается, будто деревянный брус, в котором вместо смолы течет чернота. Сашка толкает ее сильней и перед нами открывается непроглядная темень, из которой веет смертоносным холодом.

Окно. Оно и вправду разбито. А я так надеялась, что Сашка ошиблась.

— Пойдем?

Она шепчет, стараясь не выказать страха, который залил потом ее ладони. Сжимаю ее руку сильней.

— Ты говорила, что включала свет…

— Черт…

Она останавливает меня на самом пороге. Держит, не впуская внутрь.

— Аль?

— Я его не выключала. Она там… Блин. Как страшно…

Должны ли мы бояться, если идем туда? И к чему приведет нас такой страх? Как мы сможем защититься?..

— Стой, Оксан. Подожди…

— Нет! Это всего лишь страх темноты.

Выпускаю ее ладонь и вхожу в квартиру.

Холодно. От страха. И от ночной тьмы, влившейся в квартиру через разбитое окно. От ветра и от снега, которые гасят во мне робкие огоньки смелых шагов. Но если я сбегу, если поддамся страху, куда приведет меня позорное отступление? В диспансер для душевнобольных, о котором говорила Сашка?

Оборачиваюсь. Она не идет за мной. Стоит в дверях, как бездушный манекен не желающий видеть взрослого мира.

Когда придет время сразиться, будешь ли ты рядом, сестра? Встанешь ли со мной плечом к плечу, когда на нас будут нестись орды тьмы?

— Саш?

Никто другой не способен услышать этого зова. И только она. Шепчет в ответ, шаря по стенам руками.

— Я иду. Иду.

Прикрывай мне спину.

Осторожно вхожу в комнату, встречаясь с холодом, кружащим в комнате мокрыми снежинками. Они пытаются втянуть меня в свой мертвый хоровод, но я выдергиваю руку и нащупываю на стене выключатель.

Щелкаю по нему пальцами.

И тьма уходит. Неожиданный яркий свет, похожий на сильного рыцаря, вытаскивает меч и сбрасывает врага с шестого этажа, в ночную мглу.

Рассматриваю темные пятна на ковре под ногами. Окно, стекло которого разбито. Осколок, рухнувший на подоконник. Будто клык ужасного чудовища… По закрытому ноутбуку на стол стекают слезы зимы. А потом я вижу…Господи…