В поисках любви

По бледным щекам ее течет дождь. Капли, обнажающие правду. Смывающие тональный крем с фиолетовой кожи.

Слезы неба, подаренные ей одной.

Время прощания.

Навсегда.

Ее лицо, наполненное умиротворением и спокойствием, ускользает, исчезая под ярко-красной ширмой. После стольких лет поисков и разочарований она, наконец, обрела свободу.

Может ли быть счастье в этом? Та настоящая любовь, которую она так искала?

Гроб, перекосившись на веревках, медленно опускается в могилу. На грязное дно, где ползают клубки, потревоженных лопатами, червей.

Я не знаю ответов. Но хочу верить в то, что эта девочка найдет все, о чем мечтала.

Комья липкой земли летят вниз, кляксами расползаясь по красной обивке. Вспыхивает молния, словно вспышка фотоаппарата, фиксирующего горькую память. А где-то вдалеке, в другом измерении, раскатисто гремит гром, зовущий жить.

Я жду. Но Оксана все не приходит.

Люди у могилы молчат. Прячут лица под зонтами. Держатся за руки.

Знают ли они, как она умерла?

Захлопываю пальто, собираясь уйти.

— Прощай…

— Вы знали ее? — детский голос за спиной заставляет меня вздрогнуть.

Оборачиваюсь.

Девочка-подросток, в смешном клетчатом кепи, смотрит на меня из-под зонтика, не отводя глаз.

— Я…да, немного.

Ее большие зеленые глаза кажутся мне знакомыми.

— Вы промокли. Хотите под зонтик?

— Нет, я… — слова застревают в горле. Я помню. Ее школьную фотографию. И свои дрожащие руки. Помню и то, как блестели эти зеленые глаза, под черным небом раннего марта. Будто звезды.

— Почему вы грустите? Вы ждали кого-то, кто не пришел?

Она выскочила на дорогу так неожиданно, так просто… Худенькая фигурка неразличимая в свете фар. Я не успел ударить по тормозам. Я торопился домой…Мой джип тащил ее под днищем двадцать пять метров, высекая из асфальта россыпи красных искр. Смерть была мгновенной.

Она не видит моих слез, смешавшихся с дождем. Не слышит, как стучит мое сердце. И не знает, сколько слов предназначенных ей, умирают сейчас во мне, обращаясь в тлен. Она просто улыбается. И от этого вдруг, становится теплей.

— Я ждал…ее, — смотрю на то, как мелькание лопат превращается в холм.

Девочка следит за моим взглядом и пожимает плечами.

— Она умерла. И не сможет прийти.

— Я знаю. Но все равно жду.

Она хмурится, пряча улыбку:

— Вы знаете, как им от этого больно?

Да. Я знаю. Но так ли много, чтобы понять?

— Да, я…

— Тогда почему вы держите меня?! Если знаете, почему держите?!

По щекам ее ползут прозрачные слезы. Но она не видит их. Смотрит на меня. Требует ответа.

— Я не знаю…Прости…Я…не знаю почему!

Округа замирает. Блестит в молчании, отражаясь в испуганных зеленых глазах.

— Вы так ничего и не поняли?

— Что!? Что я должен был понять?!

Кричу.

Она делает шаг назад, и вдруг, на лице ее, одна за другой начинают появляться кровоточащие раны.

— Вы искали не Оксану. Все это время, вы искали только меня.

Темная кровь узорами разрисовывает кожу. Капает на одежду, замарывает зубы.

— Остановись. Прошу тебя…Не делай себе больно…

— Я не могу это остановить. Вы — можете.

— Как? Скажи как?!

— Вы должны отпустить. Освободиться. Ведь в Оксане вы увидели меня. Такой, какой я никогда уже не стану. Обычной девушкой ищущей любовь. И потому, впервые за долгие годы, вы так сильно почувствовали чужую боль. И поняли, что существуете во тьме.

— Я так виноват перед тобой…

— Вы делаете мне больно. Посмотрите… — она истекает кровью все сильней. Темные пятна дырявят одежду. — Каждый раз, когда вы так думаете, я возвращаюсь туда. Под колеса вашей машины.

В любом детском взгляде. На каждом перекрестке. Дома, в хмельной вечерней тоске. Я дарил ей бессмертие, наполненное болью. И она, не имея выбора, принимала этот страшный дар.

— Прости меня…Я не знал, что это так…

— Вы не помните, как меня зовут, верно?

Она права. Я помню все, кроме имени.

— Нет.

Раны больше не кровоточат. Исчезают. И она снова улыбается мне.

— Вы вспомните. Когда освободитесь. Но эта память будет уже совсем другой. Идемте.

— Куда?

Девочка удивленно глядит на меня. И растерянно пожимает плечами.

— К Оксане.

У могилы никого нет. Те, кто пришел проститься, исчезли вместе с дождем. Тяжесть туч поднялась высоко в небо, увлекая за собой сталь серебряного занавеса. Оставляя на деревянной сцене лишь мокрые следы случившейся драмы.

Мы не опоздали.

Сжимаю в руках смятый билет.

Мы пришли вовремя!

— Идемте. Она хочет вам кое-что показать.

Свое бессмертие?

Следую за узкой детской спиной. За красочным узором зонта. Скольжу между оградами и памятниками, стараясь не отставать. Принимаю все так, как есть. Это место. Эту память.

Карабкаюсь к свету.

Когда я хоронил маму рядом с пустой могилой отца, я надеялся, что она не почувствует холода. Ведь она всегда верила в то, что это место, вместе с каменным обелиском, оградой и цепями, и есть отец. Что тело его осталось там, в далеких ущельях гор, но он вернулся к нам каплями дождя, и пропитал эту землю насквозь. Быть может в этом мама видела настоящее бессмертие?

Когда все закончится, я приду к ней. И скажу о том, как сильно я люблю.

Зонтик останавливается. Открывает мне детскую улыбку.

Смотрю поверх нее.

У каменного забора, прижавшись к нему крепкой бревенчатой спиной, стоит резная беседка. Она пуста.

— Идите, она ждет, — девочка уступает мне дорогу.

Но я не двигаюсь с места.

— Я…никого не вижу.

— Увидеться после смерти вам не дано. Но Оксана сказала, что вы все поймете. Что услышите ее. Идите. Потому что и мне пора.

— Ты уходишь?

Она кивает. И вдруг говорит:

— Они забывают обо мне. Приходят все реже.

— Кто?

— Родители. У них малышка. И когда она смеется, они забывают. Наверное, это не плохо, да? Ведь я хочу, чтобы они были счастливы.

Я не знаю ответа. Но она ждет. Маленькая девочка с сильным сердцем. И я соглашаюсь.

— Да. Это не плохо…

Она улыбается и счастливая уходит прочь. Исчезает навсегда в лабиринтах миров. И только яркая точка зонта, все еще пульсирует в моих, потерявших цвет, глазах.

Поднимаюсь в беседку по мокрым ступеням. На лакированном столике стоит включенный ноутбук. Заставку охраняет черная пантера.

Достаю из пальто скользкую коробку диска. Стараюсь удержать прыгающие буквы.

Она сказала, что я пойму. Что услышу.

Сажусь на твердую скамью. Острая спинка врезается в уставший позвоночник.

Время тайн отсчитывает последние секунды.

Провожу пальцами по влажному компьютеру. Нащупываю кнопку выброса.

Привод протягивает мне раскрытую ладонь. Требует. Ждет.

Перекрестки, на которых я стоял, не зная пути, дрожат, проникая друг в друга. И в тот момент, когда диск исчезает внутри ноутбука, я понимаю. Дорога одна. Она не оставляет выбора, потому что ведет к правде.

И, я делаю шаг.

Монитор превращается в пульсатор. Мерцает розовым светом. Дергается, выхватывая яркие, смазанные образы и вдруг, наполняется застывшей тьмой. Тьмой, в которой нет ничего, кроме истины ее голоса. Он проникает в меня холодным, зазубренным лезвием. Рвет внутренности, подбираясь к сердцу. И из экрана, на запах моей боли выползают черные щупальца, сочащиеся слизью. Тянутся к моему лицу. Обжигают кожу.

Слышу истошные вопли новорожденных. Чужие женские голоса. Пытаюсь ухватить щупальца, но они выскальзывают из ладоней, обвиваясь вокруг шеи. Стекают под одежду, обнимая тело и…пронзают желудок. Огненная волна прокатывается под кожей, выжигая кровь. Напрягаюсь, пытаясь вырваться из страшных пут, но от никчемных попыток становится лишь хуже. Синими червями пульсируют вены. Ползут к вискам. И в это время, темная слизь вливается ко мне в глаза.

Но я не слепну.

Я вижу.

«Увидеться после смерти вам не дано»