Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 56

А те и в самом деле думали именно так. Или примерно так.

Но Мировое Господство — то потом. Пока же задачей номер один для Советского Союза был Афганистан. Он был нужен ещё и на случай внезапной Третьей Мировой войны: как только она начнётся, так тут же полетят на Советский Союз вражеские ракеты со всех четырёх сторон света. В том числе и с американских кораблей в Индийском океане. А мы-то глупых америкашек перехитрим и будем ихние ракеты сбивать ещё над Афганистаном! А тогда, глядишь, — и меньшую дозу радиоактивности получим и проживём в ядерной пустыне на две недели дольше!

Так что, Афганистан Советскому Союзу был очень и очень нужен, и оставался только маленький пустячок: ликвидировать там пережитки феодализма и исламизма и построить там социализм.

Ракеты могли полететь из Индийского океана в любую секунду. Но и прорыв из Афганистана в Пакистан тоже мог начаться в любую секунду — как только кремлёвским престарелым и непредсказуемым вождям такая блажь ударит в голову.

Поэтому-то присутствие советских подводных лодок в Индийском океане стало крайне необходимым. В случае чего — надо было срочно топить весь тамошний американский флот со всеми его потрохами — авианосцами, крейсерами, ракетами, людьми. И помогать нашим сухопутным войскам прорубать коридор к берегам Индийского океана: они будут бить оттуда, а мы — отсюда.

Вот этим-то целям и стал служить с некоторых пор Советский Тихоокеанский Подводный Флот, который был задуман когда-то умами светлыми — не чета этим нынешним старческим и маразматическим! — совсем для других целей. Конечно, всё ещё продолжались боевые дежурства наших субмарин и у Гавайских островов, и возле Аляски. Наши подводные атомоходы крейсировали вдоль Калифорнии, держа на прицеле весь этот небоскрёбный, наркотический, гомосексуальный мусор, которому всё равно ведь не место на нашей планете. Страшная мощь, незримо передвигающаяся под водою, готова была по команде из Москвы испепелить весь этот притон высокомерных некрофилов в считанные минуты. Но ведь такие задачи Тихоокеанский Подводный Флот и раньше выполнял — дежурил себе в Тихом океане возле Америки и дежурил. Тихо-мирно держал на прицеле врагов. Задача же по крупномасштабному обслуживанию ещё и океана Индийского никогда перед этим флотом всерьёз не ставилась!

А вот теперь была поставлена.

И требовалось решать её на голом энтузиазме, без должного материального обеспечения.

И вот подводники стали уходить в далёкий океан на такие длительные сроки, какие в прежние времена считались событием, хотя и возможным, но всё же из ряда вон выходящим. К временам же, о которых теперь идёт речь, такие походы стали обыденным явлением. Не успевали люди вернуться домой и отдышаться, как их тут же снаряжали снова и снова в эти бесконечные блуждания по Индийскому океану. Бывали случаи, когда людей хватали на улице, на причале, в базе — буквально за шкирку и, не дав им проститься с родными и близкими, без личных вещей, прямо в том, в чём их застигли, запихивали в отплывающую подлодку и отправляли туда, куда хотели!

И только вякни что-нибудь против — в миг окажешься, если и не за решёткой, то уж на улице точно. Без погон, без пенсии, без прав на квартиру. И вообще — без прав.

При Брежневе, ещё до нашего вторжения в Афганистан, был какой-то период, когда советская власть пыталась проявлять заботу о своих атомных подводниках — особое снабжение, особое санаторное и медицинское обслуживание, бешеных размеров зарплаты; порою даже и благоустроенные квартиры кому-то перепадали. Уходят моряки в поход, а их перед выходом в море спрашивают: что вам угодно получить к моменту вашего возвращения — остродефицитные ли ковровые изделия, кафель ли редкого оттенка, чего-нибудь там из мебели, или телевизор вам отгрохать такой, чтоб все штатские аж зубами заскрежетали от зависти, — вы только закажите, а мы запишем и по своим каналам, героически преодолевая всяческие сопротивления, достанем… И ведь доставали! Жёны подводников-атомников, ушедших в поход, заботливо объединялись командованием в своеобразный женский экипаж; и это была не простая формальность — за оставшимися на берегу семьями государство присматривало. Не дай бог там у моряка дитё заболеет, а в аптеке не будет нужных лекарств, или в квартире испортится водопровод — тут же тебе и женский комитет, и касса взаимной помощи, и нужные телефонные звонки в нужные инстанции, и всё будет после этого в ажуре! Вы только, дорогие наши подводники, делайте своё дело на просторах Мирового Океана, помогайте нам перекроить мир по нашим схемам, а уж мы-то, здесь-то, не дадим в обиду ваши семьи!

Но такая трогательная забота о тех, на ком держится оборонная и наступательная мощь Страны, она ведь денег стоит. Да и не только денег — тут ведь нужна и какая-то энергетическая установка по бесперебойной выработке душевного, человеческого тепла. Вера людей в себя и в то, чему они служат, должна ведь подпитываться не только барахольным снабжением или деньгами, не только партийными увещеваниями типа «надо-надо, давай-давай, вперёд-вперёд!», но и чем-то другим. Топлива же для таких установок не хватало. Всё полезное и нужное становилось дефицитом — и доброта, и тряпки, и совесть, и колбаса, и разум…





Быть готовым к защите родины — это одно. Кто ж говорит, что её не нужно защищать? Ведь сожрут же Россию, если только не поберечь её! Но шататься с атомным оружием в руках по далёким морям-океанам неизвестно с какою целью — это другое.

До начала Афганской войны и массового прохода наших кораблей в Индийский океан подавляющее большинство атомных подводников было искренне убеждено в том, что они защищают интересы родины. Не коммунистической, не политбюровской, не кагэбэшной, а Родины в самом чистом смысле этого слова.

Ну а потом…

Какое-то время можно было продержать моряков на азарте, на приказах, но не слишком долго. Гонка вооружений опустошала не только магазинные прилавки, но и души людей, и их мозги. Гниение государственной машины проникало в Военно-Морской Флот точно так же, как и во все остальные сферы жизни… И вот уже забота государства об ушедших в море подводниках стала потихоньку-полегоньку сходить на нет, она стала носить всё более формальный характер, и выполнение подводниками своих обязанностей — зачастую тоже. Многое делалось уже только из-под палки или чисто машинально. Люди уходили в море физически и нравственно измотанными, с тяжёлым сердцем о брошенных на берегу семьях, и ни тебе отдыха, ни тебе уверенности в завтрашнем дне, ни вообще — цели в жизни. Долгими-долгими месяцами не видишь солнца, неба, семьи, людей, а ради чего — уже вроде бы и не так понятно, как бывало прежде…

И всё чаще даже до самых наивных начинала доходить неприятная, но простая истина: для коммунистической государственной системы главное выжать из людей, как из механизмов, всё, что только можно. До конца. И выбросить их затем на свалку.

Подводные лодки типа «ДЕРЖАВА» были рассчитаны для походов длительностью месяца в два. Вместо этого их запускали на восемь, а то и на десять месяцев в дальние плаванья. Небольшой ремонт по возвращении в базу — и опять, и опять в дорогу!

И не только эти атомные подводные лодки, но и многие другие — точно так же. Иногда такое благополучно сходило с рук, а иногда и нет.

Однажды вконец обезумевшее высшее военно-морское командование решило послать в моря южные и индийские — атомоходы, созданные исключительно для морей северных и ледовитых. Повинуясь безумному приказу, подлодки дошли до Вьетнама, и там стало окончательно ясно, что дальше они не двинутся, хоть ты тресни — навигационное оборудование, способное выдержать адский холод, но не адскую жару, вышло из строя. Пришлось возвращать корабли назад.

Люди и машины эксплуатировались на износ. И если уж и сверхсовременная и сверхдорогая техника — и та не выдерживала порою такого к себе отношения и ломалась, то уж человеческие организмы и подавно.

Всё чаще и чаще стали происходить аварии, чрезвычайные происшествия, увечья. Всё чаще подводники стали отмечать такое: обращаешься бывало к бодрствующему человеку, а тот не слышит; тормошишь его, а он сидит с остекленелыми глазами и ничего не соображает. Отключился! Или так: ты подходишь к трезвому и спокойному на вид человеку с невинным вопросом, а он — по зубам тебя! А потом очухивается и орёт: «Ой, прости! я и сам не знаю, как это у меня так получилось!» А у самого — слёзы на глазах. И прощали, а что поделаешь!