Страница 33 из 56
В другой раз атомоход Рымницкого, выйдя из Петропавловска, вскоре обнаружил, что масло для гидравлики, ведающей запуском ракет, всё вдруг вытекло. Если бы сейчас объявили войну, то стрелять было бы почти невозможно.
Что делать? Самое разумное было бы — вернуться назад и заправиться маслом. Но это — позор. Это — самые тяжелейшие последствия… Посовещались. И решили так: никому ни слова, идём в Индийский океан, а там, в нашей йеменской базе, и подумаем. В случае же Войны — перегоним масло из систем, ведающих выдвижными устройствами (перископами и антеннами) и тогда и пальнём туда, куда прикажут. Правда, перископы и антенны после этого перестанут действовать, а без них атомная подлодка станет беспомощною посудиной, но — на то она и война, чтобы в ней погибать!
В Йемене Рымницкий запросил тамошнее наше начальство насчёт масла. Выяснилось, что такого масла нет ни в этой базе, ни в других. Масло надо было получать из Советского Союза. В специальной шифровке объяснять, куда оно делось, и — ждать, когда пришлют.
И тут как раз Рымницкий, случайно познакомившись с капитаном нашего рыболовецкого судна, случайно узнал, что у того есть чудо техники того времени — телефон, с помощью которого можно позвонить через космос куда угодно. На его атомоходе такой штуки тогда ещё не было.
— И что же, я могу отсюда позвонить прямо к себе домой? — спросил он капитана.
— Можете. Звоните, не стесняйтесь!
И Рымницкий позвонил. Прямо к себе домой, в свою петропавловскую квартиру. Но дома никого не оказалось, и так и не удалось ему тогда во внеплановом порядке услышать родные голоса…
И тогда он набрал номер того телефона, что стоит в кабинете у самого адмирала.
— Алло! — услышал он голос с лёгким латышским акцентом.
— Альберт Арнольдыч! Здравствуйте, Альберт Арнольдыч! Как вы там поживаете?
— Здравствуйте, а кто это звонит?
— Да это же я — Игорь Степаныч Рымницкий, не узнаёте, что ли?
— Игорь Степаныч? — переспросил изумлённый таким обращением и таким тоном адмирал. — А откуда вы звоните?
— С курорта, откуда ж ещё!
— Ну и как вы там отдыхаете, весело?
— Весело! Весело, Альберт Арнольдыч! Загораем, купаемся в море, ныряем — делаем всё, что положено делать курортникам!
— Ну что ж, я рад за вас, Игорь Степаныч!
— Альберт Арнольдыч! Тут у нас одна проблемка возникла!
— Какая?
— Да вот мы тут с ребятами насчёт закуски соображаем. Выпить-то тут всегда чего найдётся, ну а закусочки-то нашей родной здесь и нету. И задумали мы тут с ребятами насчёт огурчиков наших любимых…
— Чего???
— ОГУРЧИКОВ, говорю, солёненьких ОГУРЧИКОВ! На закуску!
— Понял!
— Какая ж выпивка, если нету нашей родной, нашей любимой закуски — солёных ОГУРЦОВ!
— Понял! Понял!! Понял!!! — заорал адмирал.
— Ну а для хорошей засолки нужно ОСОБОЕ МАСЛО — провансальское хотя бы, но не подсолнечное же! А масла-то такого качества в здешних магазинах и нету!
— Понял!!! — не своим голосом завопил сообразительный адмирал. Ещё в былые времена товарищ Хрущёв говаривал: для нас, мать-перемать, что огурцы выращивать, что ракеты производить — одинаково просто!
На другой же день из Москвы прилетел самолёт с драгоценным сверхсекретным гидравлическим маслом, придуманным в специальных лабораториях для приведения в действие ракет с ядерными боеголовками, находящихся на вооружении у атомных подводных лодок. Советская власть всегда чутко заботилась о своих ракетах. Малейшее их желание или даже каприз были для советской власти законом.
Рымницкий сочинил потом с помощью своего механика красивую техническую версию, научно объясняющую внезапную утечку всего масла через прорвавшийся дюрритовый шланг за прочным корпусом в надстройке, и никакого дела против него даже и не подумали возбуждать. Посмеялись, на том всё и кончилось.
Где-то в пространстве между островом Формозой и россыпью коралловых рифов есть такой пролив с китайским названьем Ба-Ши.
Специальные инструкции запрещают советским подводникам следовать этим проливом, на дне которого слишком много острых скал, образующих там стены какого-то подводного каньона или ущелья. Слепая, без окон, подводная лодка — разве может она при современном уровне техники безнаказанно прошмыгнуть мимо этих каменных зубьев? Вот когда изобретут на подводных кораблях командирские кабины с огромными окнами, сквозь которые можно было бы смотреть на подводный мир без боязни, что их продавит вода или повредит близкий взрыв глубинной бомбы, вот тогда такое разрешение без сомнения и поступит, ну а пока таких стёкол нет — пролив Ба-Ши, как и многие другие места в Мировом океане, для подводников закрыт.
Но как же быть, если американцы то и дело засекают нашу подводную лодку; она от них то и дело ускользает, её снова засекают, но она снова ускользает? И день так продолжается, и два, и три… Если они окончательно зацепятся за нас, то: им — почёт, а нам — позор; их претензии на безраздельное владычество во всех морях и океанах — подкрепляются, товарищи, реальным содержанием; наши же, так получается, — необоснованны. А ну-ка: собьём непомерную спесь с обнаглевших американцев! Покажем им, на что мы способны!
И Рымницкий приказывает свернуть в запрещённый страшный пролив. После нескольких хитрых манёвров он наконец отрывается от преследования, и не временно, а насовсем. И затем уже исчезает в проливе, где американцы и не подумают его искать. Они и в самом деле — не подумали, и Рымницкий тогда так потом благополучно и ускользнул от них…
Но то — потом, а пока:
И слева почти вплотную — каменные скалы, и справа почти вплотную — скалы.
А под килем — чёрная пропасть, глубиною в два километра. На приборы смотреть страшно: идёшь-идёшь над двумя тысячами метров, но только чуть шатнёшься влево или вправо — и вот уже двести метров глубины, ещё в ту же сторону подашься, и вот уже и двадцать метров, а на секунду зазеваешься — и будет тебе ноль метров, и будет тебе братская могила на скалах подводного каньона!
А чёрная пропасть только того и ждёт, чтобы жадно поглотить свою добычу. Пасть раззявила и ждёт.
Но идти — надо!
И шли. Капитан первого ранга Рымницкий и его штурман, капитан третьего ранга Кузнецов, запершись в рубке и положив валидол под язык, медленно, осторожно вели свой корабль мимо скал.
Должно быть там, за этим железом, было очень красиво: яркая подводная синева, озарённая солнцем, буйная подводная тропическая растительность по склонам подводных скал, пёстрые стайки рыбок, шарахающиеся от огромной, ни на что не похожей железной рыбины… Но здесь, в утробе субмарины, было не до того; здесь было очень страшно. Не для всех, правда. Почти весь экипаж ни о чём не подозревал — плывём себе куда-то и плывём. Следуем избранным курсом. Прямо к победе. Как обычно. Стены нашей подводной крепости — железны, двигатели — мощны, руководители — надёжны, Великая Идея — непогрешима!.. Живём, братва!.. Там свободные от службы в домино лупят так, что всё вокруг содрогается, а там — поднимают гири, мускулы накачивают железом, а там — «А ну-ка, Петя, сыграй нам на гитаре нашу любимую!..» Которые же на постах, — те делают своё дело, крутят каждый свой собственный винтик…
…Тем двоим было очень страшно. И одиноко. Но — вывели корабль! Вывели!
И потом, месяцев десять спустя после этого, когда подлодка вернулась домой и делался подробный отчёт обо всех её маршрутах, крупный военный чиновник из Москвы возмутился:
— Да как же вы посмели! Да ведь этот путь — запрещён!
А Рымницкий ответил гордо и спокойно:
— А что? Победителей не судят! А я ушёл тогда от американской погони. Я выполнил свою боевую задачу. И я — победитель!
И точно — его тогда не судили. Победитель — он и есть победитель.
Трибунал не судил. А от своего собственного суда — куда денешься? Так ли уж нужно было на карту ставить жизни ни о чём не подозревающих людей, драгоценный корабль, построенный за счёт беспощадного разорения всей страны и без того бедной?! А нервы и сердце — свои и того молодого ещё штурмана!.. И как ведь всё безнадёжно глупо: рядом остров, названный европейскими первопроходцами ФОРМОЗА, что по-латински означает ПРЕКРАСНЫЙ! Значит же, было за что называть его так! Он, должно быть, и в самом деле — прекрасен!.. И эти коралловые мелкие островки с их солнцем и пальмами, и эти подводные ландшафты!..