Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 56

— А почему не дала?

Тамара замялась.

— Она говорит мне: ты там будешь с кем-то в моём купальнике, а я здесь одна оставаться должна, что ли? Ну и не дала… А что же мне делать — разделить тебя пополам, чтобы и ей, и мне хватило?.. Игорь, иди купайся сам! — неожиданно просто предложила Тамара.

— А я так и сделаю, — ответил Игорь Степанович и бросился в воду.

Мощно работая руками, поплыл прочь от берега. Потом с открытыми глазами пошёл на погружение, продолжая двигаться вперёд. Дон изнутри!.. Фантастика!.. Это тебе не пролив между Суматрой и Малаккой!.. Вынырнул. Оглядываясь назад, залюбовался: красивый пустынный берег, красивые камыши, красивое дерево, красивая и почти незнакомая девушка под ним. Красивая и почти незнакомая Россия… Здорово!.. Жаль только, что Тома не плавает, не купается. Может, и в самом деле — нельзя девочке? Или настроения нет? Или с купальником и впрямь всё так и обстоит? Или это каприз у неё? Или какая-то форма женского коварства?

Когда вылез на берег, последнее подозрение перешло едва ли не в уверенность: ему удалось почти без особого труда уговорить Тамару пойти купаться «так просто».

Да, коварство!

Но ведь это даже и мило!

Тамара зашла за дерево, разделась там догола и, крикнув Рымницкому, чтобы он отвернулся, бросилась в воду.

«Игра начинается», — подумал Рымницкий и тоже бросился в воду.

С открытыми глазами пошёл на погружение.

На берегу Рымницкий достал фотоаппарат и к своему немалому изумлению безо всякого труда уговорил Тому попозировать.

Девушка сначала страшно удивилась, засмущалась, раскраснелась, но потом по указаниям Рымницкого уселась под деревом так, как было нужно — то есть живописно и без одежды.

— Игорь! Только ты — чур, чтоб руками меня не трогал!

Ага! Как бы не так!

Потом она снова оделась. Села рядом. Пошли рассказы из её личной жизни. Биографические подробности.

Девушка вырвалась из кошмара жалкого районного центра где-то в центре России и твёрдо вознамерилась начать жить не так, как её непутёвые, необразованные родители, и выбиться в люди. Пойти куда-нибудь учиться, например. Получить профессию. Создать семью.

Всё нормально. Девочка бросила свой убогий, полудеревенский быт и переехала в Ростов.

На словах у неё всё получалось очень здраво: увидела плохой пример и решила жить по-другому. Оба родителя у неё — люди по-своему умные. Умная и она. Но, если у неё папаша — злобная жадная дрянь, а мамаша стерва, то в кого же она уродилась такая хорошая? Где получила воспитание, которое не позволит и ей вести аморальный образ жизни?

Об этом Игорь Степанович тогда, в Арпачине, не подумал.

В скором времени он объявился на берегу Чёрного моря в городе Анапе, и все знакомые и незнакомые атомные подводники, которые имели обыкновение отдыхать там, просто-таки падали в обморок от зависти, когда он проходил по пляжу или по территории профилактория в компании столь юной и столь прекрасной особы.

У неё появились новые платья, и купальные одежды у неё теперь были собственные, а не чужие. Об этом Рымницкий позаботился — чтобы у девушки было в чём выйти погулять и в чём поплавать.





В море любимым занятием Томы было взбираться Рымницкому на спину, вжимаясь в неё упругими шарами грудей, а затем — и на плечи; и топтаться на них победными ступнями, в притворном страхе судорожно стискивая мужскую голову перед собою. Красный лак на ногтях рук и ног. И вроде бы «хи-хи» да «ха-ха»… То за нос ухватится, то за уши. И это была уже совсем не хрупкая и наивная девчушка, а было это что-то неожиданно твёрдым, цепким и мускулистым. И только затем эта мощь тяжело низвергалась в пучину, разбрызгивая пену и смех.

На них почти показывали пальцем, завистливо перешёптывались… Слушай, ты что-нибудь подобное видел?.. Ну, даёт!.. Тихий-тихий из себя, вежливый-вежливый, а как дошло до настоящего, до серьёзного дела!.. Это ж надо — сорок один год мужику, а ей — восемнадцать!.. Как он умудрился? Где и как можно было отхватить такую?! Где ещё дают такой дефицит?!

Рымницкий проходил мимо завистников чинно и торжественно.

Проездом через Москву показал своё новое приобретение другу Володьке Ненастьеву.

Тот пронзительным взором гения глянул и вмиг вычислил: фигура, конечно, выше всяких похвал, но имей в виду: ты ведь о ней ничего не знаешь, а она намного умнее, чем ты о ней думаешь! Берегись её ума! Он у неё особый!..

В Петропавловске расположились на квартире: тесная комнатка и чертежи на столе. До ухода в море было ещё далеко, и Рымницкий всё время что-то изобретал, писал статьи и рецензии. А за окном были дожди, кошмарный климат, военная жизнь и непонятные перспективы на будущее. Но какая-то ниточка или даже паутинка всё ещё тянулась от Арпачина и Ростова-на-Дону до Петропавловска-на-Камчатке и военного городка. Молодая жена, как ни странно, совсем не тяготилась отсутствием дворцов, солнца и фруктов лениво свисающих с деревьев. Она любила домашний уют, была хорошею хозяйкою и чистюлей. А ещё ей очень нравилось ходить с мужем в гости и гостей принимать; она хорошо себя чувствовала в шумных компаниях и скучала, когда таковых долгое время не было.

Попыталась даже сойтись с детьми Рымницкого, но те отнеслись к ней недоверчиво и враждебно.

Да и нелепо это выглядело: родной дочери — четырнадцать лет, а жене — восемнадцать. Две женщины смотрят друг на друга, что-то своё явно видят и понимают, а ему не говорят — что именно.

Но в глазах кое-что читалось:

— Ишь ты какая выискалась! Папу моего захомутала!

— Да — выискалась! Вот я какая! И теперь он — мой, а не твой!

Партийное начальство отнеслось к донжуанскому подвигу Рымницкого неодобрительно, а один из работников идеологического фронта по фамилии Шлесарев и по кличке Маньяк-с-Бритвой (запомним этого человека — он ещё встретится нам позже в связи с совсем другими событиями) так даже и выступил с предложением выгнать Рымницкого из партии за моральное разложение. Но Маньяк тогда ещё не достиг больших вершин власти, а опытных мореходов не хватало, и эту тему не стали выносить на всеобщее обсуждение в партийном коллективе.

А потом Рымницкий отправился в поход. Долго то нырял, то выныривал где-то в морях и океанах между Камчаткою и Персидским заливом, а когда вернулся домой…

Ну какой же дурак отправляется в дальние странствия, оставляя дома молодую жену — без ребёнка, без родителей, даже и без домашней собачки?!

Впрочем, всё в этой жизни уже было, было и было… Зачем рассказывать лишний раз об одном и том же? Одинаковые ситуации повторяются и повторяются, а люди всё снова и снова удивляются или смеются, огорчаются или возвышаются духом. И делают это по своей наивности так, как будто всё это — ВПЕРВЫЕ, как будто человечество никакого опыта никогда и не имело прежде, как будто древнегреческие аэды и рапсоды, комедианты и трагики ничего подобного никогда не описывали и древние зрители древних театров никогда не плакали и не смеялись над подобными историями…

Глава девятая

Кто за кем следит?

К отблескам луны на тёмной воде и к океану, погружённому в дремоту, добавлялась ещё и едва заметная подводная лодка, о которой почти никто не знает, куда она идёт и зачем. И существует ли она вообще на свете.

Не знает никто, кроме немногих посвящённых — штабных распорядителей этих подводных походов да ещё кое-кого.

Капитан первого ранга Рымницкий улыбнулся далёкому детскому воспоминанию. Он когда-то читал потрёпанную, замызганную книжечку некоего Ловелля Томаса. Вся книга была битком набита документальными сведениями о действиях немецких подводных лодок в Первую Мировую войну. Немцы топили и топили всех подряд. Но сильнее всех этих кровавых и безумных сцен поразила Рымницкого одна сцена — совершенно мирная. Да даже и не сцена, а так — наблюдение: