Страница 11 из 30
Часовой в коридоре слышит истеричный вопль, а следом раздаётся грохот.
Камера номер семь.
Лисицын лежит на полу, и на сей раз — гораздо дольше прежнего. Ему пришлось перелететь через табуретку и больно удариться головой об пол. Он не в силах подняться даже и тогда, когда дверь открывается и на пороге возникает молодой лейтенант — новый начальник караула.
Все, кроме Лисицына, мигом выстраиваются.
Кац командует губарям:
— Равняйсь! Смирно! — обращается к лейтенанту: — Товарищ лейтенант! В камере номер семь содержится семеро арестованных!..
Лейтенант не слушает.
— Что у вас тут происходит? Увидав Лисицына, кое-как встающего с пола, кричит: — А это ещё что за мудило? Почему в строй не становишься?!
Злотников находится с ответом:
— Товарищ лейтенант! А он у нас припадочный! Сейчас у него как раз начинался приступ эпилепсии…
Лисицын, между тем, становится в строй.
— …Но вы помешали, и ему пришлось встать.
Лейтенант смотрит на Лисицына, у которого и в самом деле помутневшие глаза подкатываются куда-то кверху, и не знает — верить или не верить. И кричит молодым, неуверенным голосом:
— Молчать! — Поворачивается к Кацу. — Ты здесь старший по камере?
— Так точно! — отвечает Кац.
— Имей в виду: разбираться больше не буду! Если ещё раз услышу шум, — отвечать за всё будешь лично ты! Лично!
Хлопнув дверью, лейтенант уходит. Сопровождающий его ефрейтор запирает камеру.
Все молчат. Тихо расходятся по своим местам. Первым нарушает тишину Злотников:
— Много ты на себя берёшь в этой камере, Полуботок!
Полуботок мрачно усмехается в ответ.
— По твоей милости мне могли срок добавить! — чуть не хнычет Кац.
— По моей милости? А мне показалось, что всё это затеял вон тот вонючий ублюдок, — Полуботок небрежно кивает на Лисицына.
Лисицын злобно скалится, что-то бормочет угрожающее.
А Злотников треплет Лисицына по голове и приговаривает:
— Ладно, ладно… Не сейчас… Потом разберётесь…
— А мне могли бы срок добавить! — продолжает Кац. — И всё из-за…
— Заткни пасть! — рычит Злотников.
Кац моментально выполняет директиву.
Злотников властным взором обводит всех присутствующих:
— Старшим по камере теперь будет вот этот пограничник! — И указует перстом на бедняжечку Принцева.
Всеобщее изумление.
Полуботок возражает:
— А почему, собственно, ты взял на себя право назначать? А то, может, проголосуем?
— Голосовать не будем. Ведь ты же сам видел, как я тогда, в учебной роте, держал в одной руке над головой штангу весом в сто двадцать килограмм. Подержи и ты так — вот тогда и будешь назначать старших по камере.
Молчание в ответ. Довод признан убедительным.
Камера номер семь.
Злотников достаёт бог весть откуда сигарету и спичку. Закуривает. Он стоит подальше от двери с её предательским глазком. Самодовольно лыбится.
Остальные семеро взирают на него — кто с восхищением, кто с преданностью, кто исподлобья.
Купая лицо в клубах табачного дыма, Злотников говорит:
— Удивляюсь, куда это смотрит старший по камере?
Кац подыгрывает ему:
— А я что? А я теперь не старший по камере! Вот так!
Лисицын злобно подхихикивает, с ненавистью глядя на Принцева, который ничевошеньки не понимает по простоте душевной.
Табачный дым.
Белая стена с надписями:
1971, апрель — Вова Безручко, 8-я рота.
Круголь, Малик Казимов, Вася Мамыкин.
1-е января 1972! С новым годом всех!
Поразительно: матерных слов на стене — нет нигде. Ни в этой камере и ни в какой другой!
Камера номер семь.
За дверью слышны шаги, голоса, хлопанье дверьми.
Кто-то где-то орёт: «Товарищ лейтенант! В камере номер шесть содержится!..»
Обитатели седьмой камеры спешно приводят себя в порядок, готовятся к проверке.
Дверь открывается.
На пороге — лейтенант.
Все мигом выстраиваются в одну шеренгу. Бурханов и Кац подталкивают Принцева: ну, дескать, давай! Докладывай! А Принцев растерялся и не знает, что и сказать.
Лейтенант смотрит на Каца.
— Ты здесь, что ли, старший по камере?
— Никак нет, товарищ лейтенант! Не я! — Указывает на Принцева. — Он!
— Ты? Ну, тогда и докладывай, если ты!
Принцев бормочет:
— А я не знаю, как докладывать!..
Лисицын тихохонько и злобненько повизгивает от восторга. Кац — чуть улыбается.
Положение критическое. Так просто такие дела на гауптвахте не кончаются. Это ведь что-то вроде бунта или сговора. И опять всех спасает Злотников:
— Давайте Я, товарищ лейтенант! — Смело выходит вперёд, ставит Принцева назад. — Я докладáть умею — не в первый раз сижу!
Лейтенант немного растерянно отвечает:
— Ну-ну, послушаем.
Злотников командует губарям по всей форме:
— Равняйсь! Смир-НО! — Только после этого обращается к лейтенанту: — Товарищ лейтенант! В камере номер семь содержится восемь арестованных! Докладывает временно исполняющий обязанности старшего по камере рядовой Злотников!
— Жалобы, претензии — имеются?
— Никак нет! — рявкает Злотников единственно возможный ответ.
Лейтенант берёт из рук ефрейтора журнал.
— Слушай вечернюю поверку! Рядовой Злотников?
— Я! — лихо отвечает Злотников.
— Рядовой Косов?
— Я!
— Рядовой Лисицын?
— Я!
— Рядовой Кац?
— Я!
— Рядовой Бурханов?
— Я!
— Рядовой Аркадьев?
— Я!
— Рядовой Полуботок?
— Я!
— Рядовой Принцев?
— Здесь!
Не веря своим ушам, лейтенант переспрашивает:
— Что ты сказал???
Принцев охотно поясняет:
— Я говорю, что, значит, здесь я. Тут… Вот он я, значит…
Все смеются.
— Отставить смех! Положено говорить: «Я!» Понял? Повтори: «Я!»
Принцев обиженно повторяет за лейтенантом:
— Я!
Лейтенант ещё раз оглядывает присутствующих.
— Всё верно. Все на месте. — Поворачивается к Злотникову: — Вольно!
Таков порядок: вышестоящий командир не имеет права отдавать приказание подчинённым через голову промежуточного, более маленького командира, каковым в данном случае является Злотников, временно взявший на себя обязанность командовать камерой номер семь.
Злотников передаёт приказ губарям:
— Вольно!
Все выполняют полученный приказ — расслабляются.
А лейтенант тем временем принюхивается:
— Что-то мне кажется, что у вас тут табачным дымком попахивает, а?
— Так точно, товарищ лейтенант! — охотно отвечает Злотников. — Это я курил!
— Ты? Ну а ежели я тебе за это срок добавлю?
— Добавьте. Но ведь это всё будет бездоказательно. Вот вы застаньте меня за курением или обыщите меня да найдите при мне курево, вот тогда и продлевайте мне срок. Ну а так-то, если без доказательств — так-то любой может.
— Ну а ежели я тебя обыщу?
— Пожалуйста. И вот что я вам скажу: курево спрятано у меня в одёже, но вы ничего не найдёте!
Лейтенанту надоедает эта комедия, и он приказывает ефрейтору и рядовому из охраны:
— Осмотрите его одежду! — Стараясь казаться резким, бросает Злотникову: — Раздевайся!
С явным удовольствием Злотников отвечает:
— Это мы запросто.
И выполняет приказ.
И вот: в одних трусах он стоит на холодном цементном полу и наслаждается произведённым эффектом…
Во-первых, это совершенно невероятная грудная клетка, железобетонная мускулатура, чугунная шея, сросшаяся со спиною самым безобразным образом, короткие кривые ноги с уродливыми ступнями, презирающими холод; а во-вторых, это татуировка, которой необходимо уделить особое внимание.
Грудь. Она посвящена общественно-политической тематике: посерёдке — кремлёвская башня, а по бокам — Ленин и Сталин; оба в профиль и оба сурово смотрят друг на друга.