Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 123 из 211

В начале 1919 г. внимание китайской общественности было привлечено к открывшейся в январе в Париже мирной конференции, на которой Китай, рассчитывая на «благодарность» стран Антанты, предполагал существенно улучшить свои международные позиции. Отражая возросшее общественное давление, китайская объединенная правительственная делегация потребовала ликвидации позорного японо-китайского соглашения от 9 Мая 1915 г. («21 требование») и сфер влияния, возвращения Китаю концессий и таможенной автономии, вывода иностранных войск и т.п. Но прежде всего китайская делегация надеялась на возвращение Китаю всех прав и владений Германии в пров. Шаньдун, фактически захваченных в годы войны Японией. Однако китайскую делегацию и китайскую общественность ждало глубокое разочарование. Союзники отказались вообще рассматривать вопрос о восстановлении суверенитета Китая, попранного неравноправными договорами, и, поддавшись политическому шантажу со стороны Японии, 30 апреля признали за ней захваченное ею «право» на германское «наследство».

Это циничное решение вызвало взрыв стихийного возмущения в разных городах Китая и в самых различных социальных слоях. Первыми выступили пекинские студенты. 4 мая более 3 тыс. студентов 13 высших учебных заведений Пекина вышли на площадь Тяньаньмынь с требованиями не подписывать Версальский мирный договор, аннулировать «21 требование», изгнать из правительства прояпонски настроенных министров и т.п. Попытки японофильского правительства Дуань Цижуя силой подавить молодежное движение протеста вызвало лишь новую и более широкую волну антияпонских и антиправительственных выступлений уже не только в Пекине, но и в Тяньцзине, Шанхае, Нанкине, Чанша и других городах. В майские дни в движении протеста активно участвовали учащиеся высших и средних учебных заведений. Однако новые правительственные репрессии в начале июня привели к тому, что социальный состав этого антияпонского движения расширился, а центр его переместился в Шанхай, где 4 июня, солидаризируясь с учащейся молодежью, объявили всеобщую стачку торговцы, которую поддержали забастовкой шанхайские рабочие. В патриотическом движении протеста участвовало примерно 60 тыс. шанхайских рабочих, а затем и рабочие других городов. Они использовали традиционное средство пролетарской борьбы — забастовку, и это стало принципиально новым явлением политической жизни страны.

Массовая кампания протеста заставила правительство отказаться от подписания Версальского мирного договора, уволить японофильских министров, прекратить репрессии против участников патриотического движения. Все это говорило о его значительном успехе. Однако историческое место «Движения 4 мая» определяется не только этим. Начавшись как стихийный протест, «Движение 4 мая» постепенно принимало черты сознательного антиимпериалистического движения (хотя и направленного в данном случае только против японского империализма), впервые объединившего социально разнородные силы — учащуюся молодежь, буржуазию, рабочий класс. Общенациональный характер подъема был столь значительным, что даже некоторые милитаристы (например, У Пэйфу) вынуждены были его поддержать. Хотя гнев китайской общественности был направлен в первую очередь против японского империализма, активные выступления против Версальского мирного договора и требования восстановить суверенитет страны свидетельствовали о том, что сделан важный шаг к сознательной общенациональной борьбе против всей системы колониального гнета.

«Движение 4 мая» было подготовлено всем идейно-политическим развитием страны в послесиньхайские годы, постепенным складыванием мощного потенциала национальной борьбы, все более четким осознанием подлинных национальных интересов. Растущий национальный и националистический потенциал в событиях мая—июня 1919 г. получил свое яркое выражение. Вместе с тем само массовое патриотическое выступление стало поворотным пунктом в идейно-политическом развитии Китая, выдвинув на первый план проблему национального спасения и с новой остротой поставив вопрос о путях развития и возрождения страны. «Движение 4 мая» как бы завершает просветительское «Движение за новую культуру», свидетельствует о начале активной политизации передовой китайской интеллигенции и об усилении радикальных настроений. На этот поворот, имевший Судьбоносное значение для Китая, во многом повлияла победа Октябрьской революции в России.

Победа Октябрьской революции не могла не привлечь внимание радикально настроенных участников «Движения 4 мая» к Опыту Октября, к марксизму. Из среды радикальной интеллигенции, из активистов «Движения 4 мая» вышли первые сторонники Марксизма — Чэнь Дусю, Ли Дачжао, Дэн Чжунся, Цай Хэсэнь, Чжан Тайлэй, Пэн Бай, Юнь Дайин и некоторые другие. Особенно большое значение для распространения марксизма в Китае имел переход на марксистские позиции Чэнь Дусю и Ли Дачжао — лидеров «Движения за новую культуру» и «Движения 4 мая», обладавших большим политическим и моральным авторитетом среди передовой молодежи.





Именно Ли Дачжао принадлежал призыв к китайскому народу «последовать примеру русских», провозглашенный им в конце 1918 г. Осенью 1919 г. в журнале «Синь циннянь» он публикует статью, которую можно рассматривать как первую попытку в Китае дать систематизированное изложение основ марксистского учения. Обращение Ли Дачжао и других революционно Настроенных китайских молодых интеллигентов к опыту Октября было вполне естественным. В победе молодой советской республики в борьбе с интервенцией стран Антанты (т.е. тех же империалистических держав, которые рвали Китай на части), в программе социальных преобразований, в антиколониальной внешней политике новой России они увидели пути решения собственных проблем. Фактически распространение марксизма в послевоенные годы во многом связано с изучением опыта российских большевиков и Октября. Не случайно первые сторонники марксизма переводили прежде всего работы Ленина и Троцкого, написанные после февраля 1917 г., видя именно в них выражение революционного марксизма. Речь шла, таким образом, о восприятии ленинских идей, обобщавших опыт октябрьского переворота, о восприятии ленинизма вне сложного и длительного развития всей марксистской мысли.

«Китайцы обрели марксизм в результате применения его русскими... — напишет впоследствии Мао Цзэдун. — Идти по пути русских — таков был вывод». В опыте Октября, в идеях ленинизма молодых китайских радикалов привлекла близкая им мысль о том, что процесс естественно-исторического развития («тяньяньды цзиньбу» — по Сунь Ятсену) можно прервать и перейти к такому революционному развитию («жэньлиды цзиньбу» — по Сунь Ятсену), которое позволяло бы построить справедливое социалистическое общество не как посткапиталистическое, а как альтернативное ему. Однако передовая китайская интеллигенция отнюдь не однозначно подходила к опыту Октября, к идеям ленинизма. В послевоенном Китае развернулась острая полемика о путях развития страны — она продолжила те споры, которые начались еще в конце XIX в. и активно шли в предсиньхайские и послесиньхайские годы.

Продолжался спор об историческом месте традиционной китайской цивилизации, или — несколько шире — об особенностях истории и взаимодействии культур Востока и Запада. Философ Ху Ши, ставший известным и влиятельным в ходе «Движения за новую культуру», продолжал настаивать на отказе от традиционных конфуцианских ценностей и проведении полной вестернизации как единственного пути возрождения Китая. «Без всякого почтения, — писал Ху Ши, — я осуждаю нашу восточную цивилизацию и горячо воспеваю современную цивилизацию Запада».

С противоположных позиций выступал авторитетный ученый старшего поколения Ку Хунмин, видевший именно в конфуцианской традиции возможности возрождения богатого и могучего Китая. Эту же точку зрения отстаивал молодой философ Лян Шумин — один из наиболее ярких мыслителей-традиционалистов, ставший популярным благодаря своим выступлениям в защиту китайской традиционной культуры. Пафос его выступлений состоял прежде всего в констатации гибельности для Китая пути вестернизации и в утверждении возможностей обновления страны на путях возрождения конфуцианских морально-этических ценностей. Лян Шумин утверждал даже, что китайская культура, основанная на конфуцианстве, в перспективе вытеснит все другие и станет мировой: «Будущая мировая культура — это возрожденная культура Китая... ибо конфуцианство — это не просто идея, а сама жизнь». Видные философы Сюн Шили, Чжан Цзюньмай, Фэн Юлань и некоторые другие стремились к определенному обновлению традиционной конфуцианской мысли. Эти мыслители не сыграли заметной общественной роли, не сумели увлечь патриотически настроенную прогрессивную молодежь, но их научная и публицистическая деятельность способствовала сохранению и развитию традиционной китайской мысли, интерес к которой на последующих исторических этапах существенно возрос.