Страница 7 из 36
Я внёс его в комнату, положил на постель, и он сноровисто пополз к самому её краю. С него глаз нельзя было спускать!
Я с сожалением выключил телевизор, расстелил на полу одеяло, переместил на него Гришку, к его восторгу улёгся перед ним на полу. Играть с ним было интересно. Я прятал в складках одеяла погремушку, он её запросто отыскивал.
В таком виде часа через полтора и застала нас Люся.
— Вы сами отец, у вас Ника. Как это вы могли додуматься держать ребёнка на полу? И почему он так мало ел?
Я поднялся, ни слова не говоря, ушёл в свой номер. Пора было побриться, но я почувствовал, что устал, хочу спать. Всё же заставил себя войти в ванную, взяться за помазок. И услышал, как Люся стучит в дверь.
— Купила виноград и дыню. Заходите, угощайтесь.
— Спасибо. Забыл сказать, звонил Гришкин отец, перезвонит поздно вечером.
— Что? Что он говорил?!
— Ничего особенного.
— А что вы ему сказали?
— Что вы ушли по делам.
— Каким делам?! Магазины и в самом деле все закрыты. Правда, побывала у Парфенона. Вы были у Парфенона?
— Был. Люся, я бы хотел немного поспать…
«Чёрт с вами!» – мелькнуло у неё в голове.
…Вечером всё тот же Саша Попандопулос довёз нас до аэропорта внутренних линий на своём «Пежо-206».
— Это от Константиноса, – хмуро произнёс он, передавая мне увесистую зелёную сумку, на которой латинскими буквами было выведено название его фрахтовой фирмы.
Я едва не выронил её, когда со сложенной коляской, своим чемоданом и чемоданом Люси взбирался по трапу в небольшой самолёт вслед за ней, волокущей свой второй чемодан в одной руке и Гришку в другой.
— Чао! – улыбнулась мне стюардесса, встречающая пассажиров при входе в салон.
Я в недоумении посмотрел на неё. Казалось невероятным, чтобы меня могли запомнить.
— Ясос! – снова улыбнулась она, забирая у меня тяжёлую коляску и примащивая её за спинками последнего ряда кресел.
На юге темнеет рано. Мы взлетели в сумерках. Но, когда поднялись, слева в иллюминаторе я увидел красный шар солнца. Он устало клонился к западному краю земли.
Люся сидела рядом, время от времени подкармливала Гришку из бутылочки с соской и приговаривала:
— Ты мой золотой, мой сладкий, сладкий!
Гришка слушал её невнимательно, ибо по другую сторону прохода на руках у молоденькой англичанки тоже подпрыгивал младенец, кажется, мальчик. Гришка восторженно гукал и тянул к нему ручки.
Как все молодые мамаши в мире, Люся быстро свела знакомство с этой англичанкой. Люся прекрасно говорит по–английски. Я почти ничего не понял из их болтовни, кроме того, что Люся интересовалась, почему англичанка тоже путешествует одна, без мужа? Уж не знаю, что та ответила.
Меня продолжало снедать нетерпение. Всего через сорок минут я должен был как бы вернуться на девять лет назад, увидеть за белёным каменным забором старинный Дом с двориком, где наверняка до сих пор одиноко растёт мандариновое дерево…
— А давайте посмотрим, что там, в этой сумке, которую передал Константинос, – предложила Люся.
— Потом, – ответил я. – Потом.
Ты скажешь, что я грубовато с ней обращаюсь. Не знаю. Терпеть не могу, когда сюсюкают с детьми: «Мой сладкий! Мой золотой! Самый умный!»
Я смотрел в иллюминатор, видел темнеющие на поверхности моря острова архипелага. Они до сих пор не заселены. Нигде не было заметно ни огонька. Наш самолётик начал снижаться. Стюардесса прошла в проходе между рядами, проверяя, у всех ли пристёгнуты ремни, и опять дружески улыбнулась.
— Ти канис? – спросил я по–гречески. – Как дела?
Она явно обрадовалась тому, что я признал её, кивнула, мол, хорошо. Пошла дальше. Оглянулась с улыбкой.
— У вас тут знакомые, – произнесла Люся. – Сегодня полдня провела в Пирее и Афинах. Все гречанки на редкость некрасивы.
Внизу заиграли огни гавани, возвышающегося над ней города. Самолёт облетел их, и вот в иллюминаторе замелькали пунктиром фонарики посадочной полосы.
— Есть адрес виллы? Придётся брать такси, – сказал я, когда мы, отстав от остальных пассажиров, тащились с ребёнком и всем скарбом к маленькому зданию аэропорта.
— Должен встретить агент, – озабоченно ответила Люся. – По договору положен трансфер.
Я не очень‑то понимаю, что такое трансферт. Вообще не приемлю эти ворвавшиеся в русский язык слова – «менеджмент», «дилер», «гамбургер». 3ачем говорить «киллер», когда можно просто сказать «убийца».
У входа в аэропорт одиноко стоял лысоватый человек. В руках он держал плакатик, на котором была написана фамилия Люси.
— Видите! – воскликнула она с облегчением. – Вы отстали от жизни. Теперь это в порядке вещей.
Было неловко смотреть, как этот пожилой дядька без лишних слов перетаскивает нашу тяжёлую поклажу в багажник автомашины. Коляска там не уместилась, и он запихнул её на заднее сиденье. Затем сел за руль, я с ним рядом, и мы покатили по неосвещённому шоссе, пока оно не вывело нас на залитые электричеством улицы единственного на острове города.
— Банк, – сухо комментировал агент. – Пост офис. Таверна. Яхт–клуб. Сувенирс. Полиция. Рент а кар. Таверна. Шоп фор чилдрен. Пиццерия. Шоп фор фишинг.
Магазин «Всё для рыбалки» был ещё открыт, и я успел заметить в его освещённых дверях грузную фигуру хозяина, собирающегося запирать заведение.
— Это Пасхалио! – вскрикнул я, пользуясь случаем предъявить и свои права на город, на остров. – Люся, вон ещё один магазин сувениров, где продаются якобы античные вещи, а там, слева, чудесный рыбный ресторанчик, рядом – бильярдная.
— А пляж?
— Сейчас, тоже слева, должны начаться и пляжи. После бензозаправки по выезде из города. Собственно говоря, где ваша вилла?
— Не знаю. Гришка устал, спит. Одиннадцать часов. Хотите есть? Приедем – никаких продуктов, – она о чём‑то спросила агента.
Через несколько минут он остановился близ бензозаправочной станции у павильончика с неоновой вывеской «24 часа».
— Что вам купить? – спросила Люся, передавая мне Гришку и выходя вместе с агентом из машины.
Теперь я в полной мере ощутил свою зависимость. Ведь у меня не осталось денег…
— Разве что растворимый кофе.
— Нет, я серьёзно. Колбасу? Сыр?
— Тогда, пожалуй, копчёной колбасы.
Они вошли в магазин. А я сидел с Гришкой на руках.
К автозаправке подъехал мотоциклист. Трещали ночные сверчки.
— Купила хлеб, колбасу для вас, какой‑то сыр амфотеро, яйца, помидоры, яблоки, чай в пакетиках, сахар. Банку растворимого кофе, – Люся втиснула разбухший от покупок пакет в машину, забрала у меня Гришку, и мы покатили дальше.
Город кончился. Сразу же стало темно. Сузившееся шоссе вело нас между отвесных выступов гор и невидимым за обрывом морем.
Тогда, девять лет назад, я жил в городе. Если и бывал изредка в этих местах, то лишь при дневном свете. И поэтому потерял представление о том, где мы находимся, куда нас везут. Знал только, что это единственное на острове шоссе вскоре должно кончиться у окружённого соснами залива Кукинарес. Никаких вилл там в то время не было.
Машина притормозила у сквозных узорчатых ворот белеющего во мраке одинокого здания.
Мы вышли под звёздами, перетаскали через калитку вещи. Агент, гремя связкой ключей, долго отпирал массивную дверь.
— Люся, спросите его, где хозяева?
— Живут в Чикаго. А виллу, она называется «Вилла Диаманди», сдают семь месяцев в году, – перевела она ответ.
Агент включил свет. Мы вошли в просторную гостиную. В глаза бросился большой камин, кресло–качалка, стол со стоящим на нём канделябром, секретер в углу у задёрнутого шторами широкого окна.
Я спешно расставил коляску. Люся уложила туда безмятежно спящего малыша. После чего нам были показаны пять комнат. Две из них имели выход на длинную террасу с оплетёнными вьющимися растениями колоннами, поддерживающими кровлю. Потом в быстром темпе мы были препровождены на кухню, где на холодильнике стояла СВЧ–печь, потом нам показали две отделанные белым мрамором ванные комнаты.