Страница 15 из 35
А солнце светило. Чайки летали над мачтами зачаленных на зиму яхт, над стрелами кранов.
Ноги привели Артура к магазину «Souvenirs». Он решил приобрести для Лючии браслет с тремя дельфинчиками, если его ещё не продали.
Прямая, как стрела, девушка сидела на своём месте у кассы.
— Ясос, русос! — она встала. На ней было всё то же чёрное платье. Шею облегала чёрная узкая бархотка.
Артур прошёл прямо к прилавку, где находились ювелирные изделия. Ещё издали разглядел витой серебряный браслет с тремя дельфинчиками.
Девушка подняла руки, поправила в гладких волосах заколку в виде бабочки. И улыбнулась. Открыто. Давая понять, что рада его появлению.
— Happy New Year! What do you want, sir?[77]
— How much is it?[78] — Артур показал на лежащий пол стеклом прилавка браслет. — Three thousand?[79]
— Three thousand.
Артур увидел, как улыбка медленно сходит с лица девушки. Она подняла стеклянную крышку, достала браслет, протянула. Артур повертел в руках изящное изделие.
— Good[80], — он вынул из кармана куртки бумажник.
Девушка положила браслет в пакетик, пакетик в красивую цветную коробочку. Крест–накрест обвязала её красной ленточкой с бантом.
Артур чувствовал себя так, будто изменил ей с другой, с Лючией. Он думал о том, что вот наступил новогодний праздник, а она — сколько ей лет — восемнадцать? — все в том же чёрном платье, разве что бархотку надела. Деваться на острове, особенно зимой, некуда. Разве что зайдёт вечером в бар с подружками, если они есть, выпить по бокалу кока–колы, заказать мороженое.
Он достал из отощавшего бумажника банкноту в пять тысяч драхм, подал, спросил:
— What's your name?[81]
— Элефтерия, — она подсела к кассе, выдвинула ящичек с деньгами, чтобы отсчитать сдачу. Потом встала, вернула банкноту обратно. Жестом объяснила — на сдачу не хватает.
Артур стоял в растерянности. Все оставшиеся у него деньги состояли из таких же бумажек. В одной руке у него была коробочка с браслетом, в другой — банкнота.
— Wait for me![82] — девушка выхватила её и выбежала из магазинчика на набережную.
Артур положил покупку на столик у кассы. Прошёлся вдоль прилавков и стен, завешанных циновками и картинками, опять подивился безвкусице сувенирной продукции.
Послышался топот. Дверь распахнулась. В магазин, задыхаясь, вбежала толстая тётка в кофте, длинных, как ботфорты, сапогах. За ней — зарёванная Элефтерия. Левая щека её была красная от пощёчины.
Тётка быстро обошла магазин. Первым делом осмотрела прилавок с драгоценностями, кинулась к кассе, выдвинула ящичек, стала дрожащими пальцами пересчитывать лежащую там наличность. Элефтерия стояла рядом с Артуром. Пальцем оттягивала от шеи узкое кольцо бархотки.
Тётка подозрительно уставилась на Артура. Тот поднял руки вверх. Мол, обыскивайте меня. И тут он увидел мокрые каштановые глаза девушки. Они смеялись.
Тётка вынула кошелёк из кармана кофты, сунула ему сдачу — две купюры по тысяче драхм. Артур взял свой пакетик, шагнул к Элефтерии.
— Эвхаристо, девочка. Happy New Year![83] … По набережной дошёл он до бара «Neos cosmos», где на тротуаре за столиками в тёплых лучах предновогоднего солнца праздно сидели завсегдатаи. Отыскал свободный стул. Из бара с чашечкой кофе на подносе выбежал Дмитрос. Переставил её на стол.
— What do you want, Arturos? Whisky? Jin? Tonic?[84]
— Nothing. Thank you.[85]
Он знал: Дмитрос платы за кофе с него не возьмёт. За виски тоже. А ему ещё и захотелось есть — кроме пяти мандарин с утра ничего не ел.
Солнце висело над тёмными гребнями хребта, полукругом вздымавшегося над амфитеатром городских крыш. Артур знал: пока он, не торопясь, выпьет свою чашечку кофе, солнце уйдёт за хребет, туда, на запад, где живёт Лючия, сразу грянет вечер. Вдоль набережной затеплятся фонари, и ему предстоит идти к своему Дому мимо церкви, мимо булочной… Он почувствовал себя разбитым, выброшенным на отмель чужого моря, чужой жизни, где для него — ни надежды, ни будущего.
Оттягивал время, изредка отпивал из чашечки быстро стынущий кофе. И воздух становился прохладным, промозглым.
Завсегдатаи начали вставать из‑за столиков, расходиться к своим припаркованным здесь же, у бровки тротуара, автомашинам и мотоциклам.
Артур медлил сделать последний глоток. Вдруг он обратил внимание на то, что взоры всех обратились на него.
Кто‑то сзади схватил Артура за плечи, поднял со стула, развернул к себе, прижал к меху накидки, пахнущему духами.
Столовка при заводе на окраине Курска.
Несу поднос к свободному столику, сгружаю на его липкую поверхность винегрет в мисочке, тарелку с перловым супом. Больше ничего нет. Хлеб, сказала буфетчица, опять не завозили несколько дней.
Ко мне подсаживаются двое рабочих в перемазанных ватниках. Один вынимает из кармана чистую тряпицу, разворачивает. Там два куска чёрного хлеба. Малый кусок оставляет себе. Большой ломоть кладёт приятелю и уходит к стойке, чтоб принести обед на двоих.
Оставшийся, думая, что я не замечаю, мгновенно перекладывает куски местами. Жест такой же естественный, как дыхание. Как Божья любовь.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Красный «фиат» вырвался из погруженного в сумрак города, одолел перевал, где светилась неоновыми лампами бензозаправочная станция, и покатил вниз.
Здесь было ещё светло. Заходящее солнце озаряло холмы, мелькающее в разрывах между ними море с далёкими островами.
С того момента, как Лючия подъехала к столикам бара, как на глазах у всех втолкнула Артура в свою машину, она не произнесла ни слова.
Стараясь не смотреть в её сторону, он все‑таки видел сведённые к переносице брови, видел решимость, излучаемую этим красивым породистым лицом. «До сих пор ничего о ней толком не знаю, — думал Артур. — И не надо. Существо иного мира, итальянка. Читает Маяковского. Подобрала меня…»
В эту минуту он с беспощадной трезвостью осознал: во всём мире у него никого нет — ни одного человека, кому он был бы по–настоящему дорог. После гибели духовного отца и Анны — никого. Кроме этой загадочной женщины.
Подъехали к вилле. Лючия открыла парадный вход. Пропустила Артура вперёд себя. Заперла дверь. Молча поднялась за ним в его комнату.
И первое, что он заметил, — поднятую крышку секретера, на котором, вынутая из папки, лежала его рукопись. Тем временем Лючия достала из сумки связку ключей, подошла к стеклянной двери на терраску, демонстративно заперла её, включила в комнате свет и все с той же решимостью сказала:
— Я прочитала, чем ты сейчас занят. Ты должен это делать. Не лечить дам на острове. Не ходить в бары. Я не дам тебе стать никаким. Я даю тебе все, но ты должен дать миру, что можешь только ты. Ночью кончила твою книгу. Эти две смерти потянули тебя вниз. Так тебе нельзя. Пока я есть с тобой… — Она повернулась к двери.
У Артура перехватило горло. Догнал её, протянул вынутый из кармана куртки свёрток, обвязанный красной лентой.
— Лючия, это вам.
Взяла подарок, вышла. И тотчас Артур услышал как щёлкнул ключ. Она заперла его. Со всех сторон.
Подсел к секретеру. Стал перечитывать страницы рукописи. С самого начала старался читать глазами Лючии. Машинально нашарил авторучку. Многое из того, что казалось ясным, понятным ему, не могло быть понятным такому читателю, как Лючия. Читателю с Запада.
77
С Новым годом! (англ.) Что вы хотите, сэр?
78
Сколько это стоит
79
Три тысячи? (англ.)
80
Хорошо (англ.).
81
Как вас зовут? (англ.)
82
Подождите меня! (англ.)
83
С Новым годом! (англ.)
84
Что вы хотите, Артур? Виски? Джин? Тоник? (англ.)
85
Ничего. Спасибо (англ.).