45 историй

В дверях магазина Виолетта столкнулась с выходящим оттуда стариком в линялом, надвинутом на лоб беретике, в черных очках с трещиной.

Они с матерью не раз видели это чучело в их квартале. Мать говорила, что это обедневший профессор, недавно похоронивший жену.

Когда Виолетта топала из магазина с хлебом в сумке и приторно–сладкой жвачкой во рту, она увидела впереди себя спину удаляющегося старика.

Он суетливо семенил со своей мотающейся авоськой с буханкой, припадая то на одну, то на другую ногу. Словно все время нырял и выныривал.

Виолетта постепенно нагоняла его. Смешно было наблюдать за этой одинокой фигурой в летнем плащишке, подпоясанном каким‑то перекрученным ремнем.

Чучело слепо переступило с покрытого наледью тротуара на край проезжей части, где было не так скользко, двинулось дальше вдоль бровки.

Виолетта почти поравнялась с ним, когда увидела— впереди у края мостовой чернеет что‑то круглое.

Это был канализационный люк с откинутой рядом крышкой.

Две толстые женщины в оранжевых жилетах поверх телогреек стояли поодаль с ломиками в руках у разукрашенной изображениями золотистых драконов витрины китайской закусочной.

Старик неуклонно двигался прямо к люку.

Виолетта замерла. Челюсти ее перестали разминать жвачку. Еще можно было крикнуть, добежать до старика, отдернуть его, остановить…

Она жадно смотрела‑что будет?

Вдруг старик исчез. Только беретик и очки лежали на белом снегу.

Виолетта прошмыгнула мимо толстых теток и, лишь сворачивая к себе во двор, услыхала за спиной их вопль.

Записная книжка

К тому времени я уже знал, что в жизни каждого человека бывают полосы бед.

Все началось с того, что в апреле умерла мама. Сразу после похорон выяснилось: моя книга, которая около четырех лет лежала в издательстве и вот–вот, наконец, должна была выйти в свет, выкинута из плана выпуска, ибо ее место заняло свежеиспеченное сочинение секретаря Союза писателей.

Сразила бессонница. Гудел от боли затылок, кружилась голова.

Знакомый врач измерил давление, заподозрил развитие гипертонической болезни. Я молча сидел перед ним.

— Ты стоик, — сказал он. — Улыбаешься…

А я и не знал, что улыбаюсь.

— Боюсь, как бы не стать лежиком.

После смерти матери я остался совсем один.

И в довершение всего как‑то вечером в пятницу обнаружилось: потерял записную книжку. Старую записную книжку со всеми телефонами и адресами. Обыскался— не нашел.

На фоне того, что произошло, ничего особенно страшного. Но эта мелочь меня добила.

Каждый знает, тошнотворное дело— переписывать в новую записную книжку со старой переполнившие ее номера телефонов и адреса. А тут и переписывать не с чего. Неизвестно, как восстанавливать. Тем более, всегда старался не загружать память тем, что может хранить бумага.

Я уже не улыбался. И телефон молчал, как назло. Никому почему‑то в голову не приходило позвонить мне.

Прежде чем неизвестно как восстанавливать связи с миром, нужно было для начала обзавестись новой записной книжкой.

Утром в субботу я уже собрался пойти за ней в магазин, как раздался звонок телефона.

—  Случайно не вы потеряли записную книжку, старую такую, потрепанную?

— Потерял! — я необычайно остро почувствовал, что зловещая полоса моих бед завершается. — Где вы ее нашли?

Очевидно, звонил пожилой человек с несколько скрипучим голосом.

Он объяснил, что подобрал ее на металлической подставке в будке телефона–автомата у метро «Сокол», куда зашел позавчера вечером, чтобы позвонить в шахматный клуб.

Эти подробности меня не интересовали. Я вспомнил, что действительно звонил из этого автомата знакомому, который, как оказалось, отбыл в командировку. Только кажется, что в записной книжке много телефонов твоих друзей, но когда ты один, и тебе плохо, где они, друзья?

— Как вы раздобыли мой номер телефона?

— Просто. Пришел домой, обзвонил семь–восемь человек из вашей записной книжки. Они вычислили, кому она может принадлежать.

—  Спасибо. Как мне с вами встретиться?

— А где вы живете?

Я сказал.

— Так это почти рядом со мной. Записываю адрес. Могу минут через двадцать занести.

Я подумал: «Хочет слупить с меня деньги за находку и доставку».

И вправду, вскоре он появился у меня, этот человек. Я ошибся— он был вовсе не стар. Вихрастый блондин лет тридцати, не больше.

Я думал, отдаст записную книжку, поблагодарю, вручу какую‑нибудь денежку. Но он топтался в передней, с любопытством глядел на меня.

—  Зайдите. Присядьте.

Он с готовностью стал расшнуровывать и снимать ботинки. Прошел в носках в комнату, уселся на стул, начал озирать стены. Потом, вспомнив о цели своего визита, выложил на скатерть записную книжку.

— Еще раз спасибо. Сколько я вам обязан?

— Нисколько. А вы играете в шахматы?

— Нет.

— Почему?

— Потому что не играю. Некогда тратить время жизни на передвижение деревяшек по деревянной доске.

—  Вы так думаете? Интересно. А как вы относитесь к разводу?

— Как к шахматам. — Этот посетитель со своим скрипучим голосом начал меня всерьез раздражать.

— А я вот женился два года назад, маленький ребенок… Семейная жизнь не складывается. На работе тоже. Служу в Госкомстате. За шесть лет никакого повышения зарплаты. Вообще я там как белая ворона… Вот разводиться собираемся.

Передо мной сидело само Одиночество.

— У вас ребенок, — сказал я. — Может быть, все наладится.

— Вы так думаете? — он нерешительно поднялся. — Вам хорошо! У вас вон сколько друзей и знакомых, целая записная книжка.

Я тоже встал.

— А как вы относитесь к пиву? Хотите, пойдем выпьем пива?

Мне было не до пива.

Но раз уж так получилось, я решил выйти вместе с ним, чтобы купить новую записную книжку. Переписать в нее все необходимое. За вычетом номеров телефонов мнимых друзей.

Он сопроводил меня до одного из павильончиков в подземном переходе, где я и приобрел искомое.

— А знаете что? — спросил он, понимая, что пора расставаться. — Вы не запишете мой телефон? На всякий случай.

— На какую букву? Как вас зовут?

— Володя.

— Хорошо, тезка. Есть авторучка?

Я почувствовал себя ханжой и святошей.

Клиенты

Он был медвежатник. Не из тех, кто взламывает сейфы. А из тех, кто действительно охотится на медведей.

И фамилия его была Медведев.

Я долго не мог уразуметь, зачем нужно такому добродушному человеку убивать мишек.

За полтора года нашего знакомства автослесарь Володя Медведев десятки раз приезжал ко мне по вечерам после работы в автосервисе при мотеле. Обязательно привозил с собой бутылку водки.

— Нет, но ты мне скажи, — хрипел он, разливая ее по стопари- кам, — почему христиане считают, что развод— грех? А если она не может родить? Если бесхозяйственная? С другой стороны, оставлю ее— кому будет нужна?

Он видел, что эти разговоры мне тягостны, но продолжал бубнить:

— У меня лежачая старуха мать. Второй год, как сломала шейку бедра. И мать, и жена на моей шее. Из‑за них все не могу взять из детдома какого‑нибудь пацаненка, у которого ни папки, ни мамки. Я бы его охотиться научил, рыбачить…

Он пил и не пьянел. Только взгляд останавливался, наливался тоской. Сжимались кулачища, покрытые шрамами от тяжелой работы.

—  За смену надышишься сваркой, выхлопами. Извини, — он выходил к умывальнику в ванной — отхаркаться.

А вернувшись к столу, вдруг задавал какой‑нибудь нелегкий вопрос. До сих пор помню, как сказал: «В перерыв ели сосиски в буфете, один жестянщик трепал, что нельзя доказать существование Бога. Ты как думаешь, можно?»

Уходил от меня Володя Медведев поздно. Не очень‑то хотелось ему возвращаться в родные стены.

И вот как‑то осенью пригласил к себе в гости.

Ехать не хотелось. Но не поехать не мог. Мало того, что Володя периодически чинил мой автомобиль. Он почему‑то прикипел ко мне. Хотя ничего общего между нами, казалось, не было и быть не могло. Да и в качестве собутыльника я был ему не по плечу.