Голос лебедя-трубача

— Вот я скольжу по-лебединому плавно, — произнес он, — а вся природа вокруг дышит редкостной красотой. Небеса медленно озаряются дневным светом. Над самой озерной гладью нависают облака тумана. Туман неторопливо устремляется ввысь, подобно дыханию в морозный день, — а я все скольжу и скольжу по-лебединому плавно, и птенцы появляются из яиц на свет Божий. Я скольжу и скольжу. Утренний сумрак рассеивается. В воздухе разливается тепло. Туман исчезает. Я скольжу и скольжу, по-лебединому плавно. Птицы заводят утреннюю песнь. Лягушки, квакавшие всю ночь, умолкают. А я все скольжу, не останавливаясь ни на миг, скольжу, подобно лебедю.

— Конечно, ты скользишь, подобно лебедю, — заметила жена. — А как еще ты можешь скользить? Не можешь же ты скользить, подобно гусю?

— В самом деле. Ты совершенно права. Благодарю, дорогая, за то, что ты меня исправила.

Лебедь был слегка обескуражен благоразумным замечанием жены. Ему нравилось произносить витиеватые, изысканные фразы, нравилось представлять, как по-лебединому он скользит. И он решил, что лучше ему побольше скользить, а говорить поменьше.

Все утро его жена слышала постукивание из скорлупы. То и дело она чувствовала, как что-то под ней шевелится. Это было странное ощущение. Так долго — целых тридцать пять дней! — яйца лежали без движения и вот теперь ожили. Лебедь понимала, что правильнее всего сидеть тихо.

Когда день склонился к вечеру, терпение лебеди было вознаграждено. Она глянула вниз, и там, в перьях, показалась крошечная головка — первый ребенок, первый птенец. Мягкий и пушистый. Цветом он не был поход на родителей — серый. Лапки были желтые, как горчица. Ясные глазки блестели. Пошатываясь на нетвердых лапках, птенчик выбрался из-под оперения матери и встал рядом с ней, с удивлением глядя вокруг, на неведомый мир. Мать ласково заговорила с ним, и ему так радостно было слышать ее голос. Радостно вдохнуть свежего воздуха после многодневного пребывания в скорлупе.

Лебедь, весь день глаз не сводивший с гнезда, заметил маленькую головку. Сердце его подскочило от счастья.

— Птенец! — воскликнул он. — Ну, наконец-то! Теперь я — отец, я принимаю на себя приятное бремя ответственности, тяжкий долг, который и есть отцовство. О сын мой, радость моя, что за блаженство видеть твое личико, полускрытое перьями матери твоей, ограждающими тебя от опасностей! Что за счастье видеть тебя здесь, под этим чистым небом, средь тихих, мирных вод этого озера, при свете долгого весеннего дня!

— Почему ты вдруг решил, что это сын? — удивилась жена. — Да будет тебе известно, это дочка. Как бы то ни было, это птенец, живой и здоровый. Я чувствую под собой и других. Возможно, все пройдет хорошо. Может быть, вылупятся даже все пятеро. Это станет ясно к завтрашнему дню.

— Я совершенно уверен, что так и будет, — ответил муж.

На следующее утро Сэм Бивер проснулся очень рано. Его отец еще спал. Сэм встал с постели, оделся и разжег на плите огонь. Он поджарил несколько кусочков бекона и два тоста, налил в стакан молока и принялся за еду. Закончив завтрак, он отыскал карандаш и бумагу и написал:

Я пошел гулять. Вернусь к обеду.

Записку Сэм оставил на видном месте. Потом взял полевой бинокль и компас, пристегнул к ремню свой охотничий нож и отправился по болоту в лес, на озеро, где жили лебеди.

Приближаясь к озеру, он шел очень осторожно; бинокль он перекинул через плечо. На часах только минуло семь. Вставало бледное солнце, было еще очень свежо. Сэм вдыхал чудесный аромат раннего утра. Он добрался до своего бревна, уселся на него и поднял бинокль к глазам. Теперь сидевшая в гнезде лебедь казалась всего в нескольких футах от него. Она сидела совершенно неподвижно, словно вросла в гнездо. Лебедь-муж плавал рядом. Обе птицы выжидающе прислушивались. Они заметили Сэма, но его присутствие теперь их не беспокоило. Напротив, они были рады, что он здесь. Что их удивило, так это его полевой бинокль.

— Какие большие глаза сегодня у мальчика, — прошептал лебедь жене. — Просто огромные!

— По-моему, эти большие глаза — всего-навсего полевой бинокль, — отвечала она. — Я точно не помню, но, по-моему, если сквозь них посмотреть, то все кажется ближе и больше.

— А буду ли я тоже казаться больше, чем на самом деле? — с надеждой спросил лебедь.

— Наверняка, — отвечала жена.

— Очень хорошо, — обрадовался лебедь. — Очень, очень хорошо. А может быть, в этот бинокль я буду казаться не только больше, но и грациознее, чем на самом деле. Как ты думаешь?

— Возможно, — отвечала жена, — но маловероятно. Да и вообще, лучше бы тебе не становиться чересчур грациозным — голову потеряешь. Ты и так очень тщеславная птица.

— Все лебеди тщеславные, — невозмутимо ответил ей муж. — Нам самой природой назначено быть гордыми и грациозными, для этого и существуем.

Сэм не понимал, о чем лебеди говорили; но они действительно беседовали, беседовали при нем, и это было здорово. С него было довольно находится рядом с этими большими белыми птицами среди дикого леса. Он был совершенно счастлив.

Когда совсем рассвело и солнце вступило в свои права, Сэм снова поднес к глазам бинокль, направил его на гнездо и навел резкость. Наконец-то он видел то, за чем пришел. Из материнского оперения показалась крошечная головка, головка маленького трубача. Малыш вскарабкался на край гнезда. Сэм видел его маленькую головку и шейку, видел его всего, покрытого мягким пухом, его желтые лапки с плавательными перепонками. Вскоре появился еще один птенец. Потом еще. Первый заковылял вниз и снова зарылся в материнские перья — греться. Другой попытался взобраться матери на спину, но перья были скользкие, и он каждый раз съезжал обратно. Наконец он устроился с нею рядом. Лебедь продолжала сидеть, любуясь детьми, и наблюдала, как они учатся ходить.

Прошел час. Один птенец, похрабрей прочих, вылез из гнезда и затопал к воде. Увидев это, мать встала. Она решила, что пора вести детей плавать.

— Все за мной! — скомандовала она. — И не разбегаться! Смотрите внимательно на меня. Потом будете делать то же самое. Плавать совсем легко.

— Один, два, три, четыре, пять, — сосчитал Сэм. — Один, два, три, четыре, пять. Пять лебедят, провалиться мне на этом месте!

Лебедь, увидев, как его дети входят в воду, почувствовал, что ему следует вести себя, как подобает отцу. Начал он с того, что произнес речь.

— Добро пожаловать в озеро и леса, что простираются окрест! — воскликнул он. — Добро пожаловать в этот мир, где есть такие уединенные озера и великолепные девственные дебри! Добро пожаловать в мир, где сияет солнце и сгущаются тени, где ливни сменяет ведро; добро пожаловать в воду! Вода — особая стихия для лебедя, в этом вы скоро убедитесь. Нет ничего легче, чем плавать. Добро пожаловать в мир опасностей, которых вы должны остерегаться: поблизости бесшумно крадется коварная лиса с острыми зубами; в воде обитает гнусная выдра — она подбирается снизу и норовит ухватить за лапу; в сумерках бродит вонючий скунс — он старается слиться с темнотой; а то выходит на охоту койот и протяжно воет — он крупнее лисы. Остерегайтесь свинцовых шариков, что лежат на дне озера, — они попадают туда из ружей охотников. Не ешьте их, отравитесь! Будьте настороже, будьте сильны и храбры, будьте грациозны и всегда следуйте за мной! Я поплыву впереди, вы, по одному, сзади, а ваша любящая мать будет замыкать цепочку. Так входите же в воду — спокойно и с достоинством!

Мать была рада, что речь, наконец, окончена. Она ступила в воду и кликнула своих малышей. Птенцы поглазели на воду, потом засеменили вперед, подпрыгнули и — поплыли. В воде было очень приятно. Плавать — это так просто, совсем ничего не стоит. И вода такая вкусная! Птенцы хлебнули по глоточку. Счастливый отец заботливо изогнул над ними изящную шею. Потом медленно поплыл, а лебедята ниточкой потянулись вслед. Мать плыла последней.

«Вот красотища-то! — думал Сэм. — Потрясающе! Семеро трубачей, один за другим, пятеро из них только что вылупились. Сегодня у меня счастливый день».