Страница 41 из 60
— Прошу вас, господин капитан, доложите, — обратился к нему генерал, — что там происходит?
Клос отрапортовал. Он никогда еще не находился в таком идиотском положении. Он лихорадочно соображал, что предпринять.
Если Томаля не появится здесь через минуту, Клос вынужден будет дам помешать Пфистеру отдать приказ о взрыве моста. Война еще не окончена, и он не имеет права деконспирироваться, но бывают ситуации…
— Десант! — проговорил генерал. Вернее, он кричал, чтобы Клос мог его услышать среди оглушительных взрывов: — Наступление началось, прошу соединить меня с охраной моста!
Клос подошел к телефону. Теперь как раз время пустить в ход оружие. Пистолет Пфистера лежал на письменном столе, он не успеет дотянуться до него…
— Быстрее, Клос! — торопил его генерал.
Клос поднял трубку и отстегнул кобуру. В этот момент с шумом открылась дверь. На пороге стоял Томаля, а за ним — польский офицер.
— Руки вверх! — крикнул Томаля на безукоризненном немецком языке. — Руки вверх — оба!
Пфистер повиновался.
— Я командир дивизии, — сказал он, как будто бы требуя, чтобы те тоже представились.
— Знаю, знаю, — пробормотал Томаля. — Прошу вас, господин генерал, взять трубку и вызвать в штаб командира саперов. — Щелкнул предохранитель пистолета Томали. — Ну, побыстрее!
— Я не сделаю этого!
— Вам что, надоело жить?
Пфистер поднял трубку.
— Соедините меня с Четвертым, — пробормотал он.
Это было весьма рискованно. Томаля не был уверен в том, что генерал не отдаст приказа о взрыве моста. Но бесспорным было одно: если охрана моста останется без командира, это облегчит выполнение задания. Ну а если генерал, вместо того чтобы сказать: «Прошу прибыть в штаб», прикажет: «Взорвать!»? Если он не испугается угрозы?.. Понимает ли Пфистер, что в этом случае он погибнет? А может быть, Томаля знает лучше психику немецких генералов, чем он, Клос?
Ждали молча несколько секунд.
— Фогель, — услышали они голос Пфистера, — прошу вас немедленно прибыть в штаб.
Однако Томаля оказался прав!
Генерал положил трубку.
— Я был принужден это сделать, подчиняясь насилию, — оправдывался генерал Пфистер.
— Вы останетесь здесь, — сказал польский офицер, обращаясь к Томале. — Сторожите их.
«Все идет так, как запланировали, — подумал Клос. — Сейчас будет разыгран побег Пфистера, чтобы я мог и дальше действовать, оставаясь вне подозрений».
Клос подошел к окну. Во двор особняка въезжала автомашина майора саперных войск Фореля. Ее сразу же окружили десантники. Через несколько минут она с отрядом польских солдат уже следовала к предмостному укреплению. Мост был спасен.
Артиллерийская канонада постепенно утихала, только слышался треск пулеметов и автоматных очередей.
— Можно закурить? — спросил Клос. Это был условный сигнал.
— Курите, — спокойно ответил Томаля.
Клос подошел к нему и одним быстрым движением свалил с ног. «Не слишком ли ушиб его? — подумал Клос. — Нет, видимо, нет…» Выхватил автомат из рун Томали.
— Бежим, господин генерал!
Спустились вниз по лесенке и через казино вышли на задний двор особняка. Потом, пробежав узкой дорожкой вдоль берега реки, никем не замеченные, добрались до леса Вейперта.
Когда они поднялись на пригорок и увидели внизу реку, городок и поля, тянувшиеся вдоль берегов, к окраинам Осека уже подходили танки… Польские и советские танки свободно шли через мост…
«Какая жалость, — подумал Клос, — какая жалость, что я не могу здесь остаться».
— Вы, господин капитан, спасли мне жизнь, я так благодарен вам! — сказал генерал. — Но я могу надеяться, что?.. — Он замолк на полуслове.
Клос молчал.
«Боишься, что трусость твоя станет известна! — подумал Клос. — Бойся, бойся, так нужно! Пока ты необходим мне — обеспечишь надежное алиби».
— Будьте спокойны, господин генерал, никто не узнает о том, что случилось в штабе, — заверил его Клос. — Даю вам слово немецкого офицера.
Генерал Пфистер глубоко вздохнул.
Осада
Шел снег с дождем, бушевал шторм. Клос поднял воротник плаща и прибавил шагу. Кругом было тихо. Двери домов заперты, окна наглухо закрыты. Девушка со знаком «П» на рукаве плаща пробежала по тротуару и скрылась в подъезде. Послышался хрипловатый голос из мегафона:
— «Ахтунг, ахтунг… Комендант полиции и СС города Тольберга приказывает; завтра, 18 марта 1945 года, женщины с детьми до пятнадцати лет должны прибыть в шесть утра в порт. Повторяю…»
«Решили эвакуировать город… — усмехнулся про себя Клос. — Думают удержать? Надолго ли?» Советские и польские войска прорвали Поморский вал. Седьмого марта польские солдаты вышли к Балтике, хотя приморские города все еще удерживают немцы. Используя заранее подготовленную систему укреплений, гитлеровцы упорно сопротивляются. Гиммлер запретил даже думать о капитуляции. Значит, и этот город, как и многие другие, придется брать с боем. Клос понимал, что и его ожидает еще немало испытаний.
Посмотрел на часы. Через десять минут он должен докладывать командующему обороной Тольберга полковнику Броху о разработанных им мероприятиях.
А вечером он снова вернется на Кайзерштрассе, где в подвале разрушенного во время налета каменного дома его ждет радист, сержант Косек, заброшенный в тыл немцам неделю назад, когда польская дивизия подошла к Тольбергу. Радист ежедневно выходил на связь. Таким образом все приказы Броха становились известны польскому командованию.
В адъютантской Броха Клос застал штурмбанфюрера. Бруннера, который сообщил, что полковник появится через несколько минут, а за это время они, Бруннер и Клос, смогут спокойно поговорить. Он угостил Клоса сигарой и подошел к большому плану города, висящему на стене. Клос внимательно наблюдал за штурмбанфюрером: военные дороги не раз сводили его с Бруннером. Клосу всегда удавалось перехитрить врага. Но никогда, даже в последние минуты борьбы, нельзя расслабляться, терять бдительность.
— Дела неважные, — сказал наконец Бруннер.
— Да, неважные, — подтвердил Клос.
Бруннер подошел к окну, встал спиной к Клосу: он не хотел, чтобы капитан видел его встревоженное лицо.
— Что ты собираешься делать? — тихо спросил он Клоса.
— Ничего. А ты, Отто?
— Не желаешь раскрывать свои карты? — Бруннер старался говорить спокойно. — Уже завтра морская дорога может быть блокирована. Суда, которые выйдут из порта в море рано утром, видимо, будут последними.
— Возможно… — Клос не хотел высказываться определеннее, опасаясь провокации.
Штурмбанфюрер резко повернулся.
— Ну и что? — спросил он. — Пойдем — как бараны на убой…
— Боишься?
— А ты? Может быть, хочешь сказать, что не боишься, Клос?
— Собственно говоря, чего ты хочешь, Отто?
Видимо, Бруннер что-то задумал, но ему необходима помощь. Однако почему он обратился именно к нему, Клосу? И что он, Клос, должен ответить? Какую позицию занять в этой небезопасной игре? Сообщника Бруннера? Или лояльного немецкого офицера?
Штурмбанфюрер молчал, внимательно глядя на Клоса.
— У меня отличная идея, — сказал наконец Бруннер.
— Какая?
— Подожди… — Бруннер, видимо, еще что-то взвешивал. — Запомни, Клос, что я не люблю шуток. Я наблюдаю за тобой уже давно. И подумал как-то: а не стоит ли покопаться в твоем прошлом?..
— Это меня не тревожит. Можешь копаться сколько угодно. И скажи своему Груберу, чтобы прекратил следить за мной…
— Значит, об этом тебе известно… Не обижайся, Ганс. Предлагаю мир, а не войну…
— Говори прямо, чего ты хочешь.
— Это весьма сложное дело, дорогой Ганс… Ты слышал что-нибудь о профессоре Гляссе?
— Глясс? Конечно слышал. Известный физик, кажется, живет здесь, в Тольберге. Он проводил какие-то научные опыты и руководил заводом, где изготовлялись основные части пульта управления Фау-1 и Фау-2. — Клос был достаточно осведомлен о деятельности Глясса. Но с какой целью Бруннер заговорил о нем? Если это не провокация, то дело представляется весьма интересным. — Да, я слышал о Гляссе, — повторил Клос. — Так в чем же дело?