Страница 5 из 7
В складском помещении имелась только одна камера наблюдения. Если её загородить коробкой, то на пульте охраны появилось бы чёрное пятно, и тогда кто-нибудь обязательно прибежал бы проверить. А если поставить пустую бутылку из-под кваса, то изображение станет размытым и никто ничего не заподозрит.
Установив бутылку, я нашел контейнер с образцами, в механизме которых участвовал концентратор.
— Та-а-а-ак… — я потёр руки. — Сейчас мы тебя почи-иним…
Разобравшись с прыг-скоком, я отложил его на полку. Сам, присев над вентиляционной шахтой, скрутил самокруточку. Крепкий, насыщенный горечью дым объял мои лёгкие. Я кашлянул. Хорош табачок! Сердце забилось чаще. В глазах поплыло, запахи вокруг стали отчётливее, а в ушах зазвенело. Пивка бы еще бутылочку и вообще красота.
— Наза-а-а-адкин…
Обернувшись, я увидел Борю Крохина с коробкой в руках. По его глазам я понял — хорёк ищет наиболее выгодный вариант использования ситуации. Я ведь запер дверь… Чёрт его побери! Как я мог забыть, что у этого гнуса теперь есть допуск?!
— Чего уставился? — я сделал глубокую затяжку. — Ставь коробку и проваливай!
— Не-е-ет, Назадкин! — прыщавая рожа Бори расплылась в хитроумной улыбке. — Сейчас мы с тобой потолкуем…
Он поставил коробку, вразвалочку прошелся между полочных рядов и присел на корточки напротив меня.
— Табакокурение… Нц-ц-ц… — он покачал головой.
— Чё ты тут строишь из себя?! — я начал злиться, что забитый всеми доходяга пытается поддеть меня на крючок.
— Мы станем с тобой друзьями, Вадик. Лучшими друзьями! — он принялся противно хрустеть суставами пальцев.
— Да лучше штраф заплатить! — я потушил окурок.
— Штраф? — ухмыльнулся Боря. — А разве ты не пытался втюхать мне сегодня эту дрянь? Возле столовки? А это уже не штраф…
Я заметил, что его визор активен. Пишет меня на видео, скотина!
— Чего тебе надо, Крохин?! — я глубоко вздохнул, чтобы хоть как-то ослабить спазмы ярости, тисками сжимающие моё горло.
— Работать будешь, Вадик. Рейтинг мой трудовой повышать.
— Чего-о-о?! — опешил я.
— Ну, или поедешь спецуху шить в изоляции! — крикнул он, что буквально расплющило остатки моей сдержанности. Терпение болталось на волоске.
— Буду! — процедил я сквозь зубы. Главное было выиграть время, а там потом всё могло измениться.
— Конечно, как миленький будешь, куда ты денешься?! — Боря встал и упёрся спиной в стену. — В гости хочу к тебе захаживать. На дружеский секс. Жены у меня нет, так что придется тебе подвинуться. Да? Жена у тебя м-м-м, сладкая, Серёдкин её постоянно нахваливает. Я больше сзади люблю, а попка у неё ничё так, рабочая…
— Боря… — на моём лице появилась дрожащая улыбка.
— Что, мой друг? — ухмыльнулся Крохин.
Я молча поднял в руке прыг-скок.
— Надо же! Детский трюк! Ну, давай-давай, Назадкин! Беги! — слизняк ухмыльнулся, подняв кверху острый подбородок.
— Ты не понял… — я одной рукой схватил его за шкирку, а второй с размаху врезал ретранслятором по прыщавой роже. — Попка рабочая, да?!
— Ты чего… — Крохин осел. Его глаза выпучило от ужаса, рот нелепо приоткрылся.
— Сзади любишь?! — я ударил ещё раз, и ещё, и ещё.
Отбросив ретранслятор, я повалил Крохина на пол и принялся пинать ногами. Вообразив этого тощего, прыщавого кабыздоха на Лизе, я начисто слетел с катушек. Упиваясь яростью, хладнокровно орудовал руками и ногами. Подумать только — это делал я — не признающий насилия, дравшийся всего один раз в жизни, да и то с собакой.
Боря совсем не сопротивлялся. Он впал в какой-то ступор и даже не пытался увернуться или прикрыться.
— Ну что?! А?! Всё ещё хочешь сзади?! — я схватил его за подбородок и заглянул в глаза.
На меня не моргающим взглядом смотрело жалкое нечто. Он ничего не говорил, только всхлипывал, пуская кровавые слюни. К тому же бедолага, кажется, обмочился. Волна жалости и отвращения накрыла меня с головой. Мне стало мерзко от содеянного. Я ведь не хотел его бить… Крохин жертва современных нравов, даже не подозревающая об ином образе жизни. В сущности, он такой же, как моя жена и десятки миллионов граждан, практикующих дружеский секс. С чего я вообще взял, что это неправильно? Кто дал мне право решать, что истинно, а что ложно? Горький? Шекспир? Чёрт, я просто обязан был сдержаться!
Я понял, что совершил большую глупость. Ошибку, которая тянет на большее, чем табакокурение и сбыт никотиноидов. Я отпустил Крохина и он, как мусорный мешок, шмякнулся на пол, шваркнувшись башкой об стенку.
Кое-как скрутив дрожащими руками еще одну самокрутку, я подкурился. Табак попадал мне в рот, в горло, вызывая рвотные спазмы. Боря тем временем странно сотрясался и таращил стеклянные глаза куда-то мимо меня. Он резко дёрнулся, рот его искривился, губы дрогнули и он затих.
— Крохин! Эй… — я ударил его по щеке.
Лицо его бледнело на глазах. Внутри меня закружился вихрь смешанных чувств.
«Чёрт! Кажется, я его убил…» — одна единственная мысль и меня вывернуло наизнанку. Вот дерьмо! Надо валить! Я схватил прыг-скок и непослушными пальцами установил интервал — десять минут! Пусковик щелкнул и… ретранслятор взорвался.
Всё вокруг было наполнено ярким светом, я летел в нём или тонул, меня это мало беспокоило. Я пришел в себя и открыл глаза. Надо мной качались ветви деревьев, покрытые густой, сочно зелёной листвой, а за ними — белые облака и небо. Такое голубое и вкусное, что захотелось пить. До ушей доносилось журчание воды. Поднявшись на ноги, я увидел в нескольких шагах песчаный берег и речку, по краям которой густо разрослась осока. Забежав в воду, я умыл лицо, напился и осмотрелся. Вокруг шептался редкий лесок. Ветер волновал подол моего мятого халата.
— Всю рыбу распугал, ирод…
Я оглянулся. На камне в трёх шагах от меня в тени сидел старик в соломенной шляпе. Его густые усы были слегка подкручены, а глаза из глубин морщинистого лица с подозрением ощупывали меня, с ног до головы. Старик держал в руках удочку.
— Где я?
— Где-где… — он всё ещё недоверчиво косился. — В Караганде! Ты какого лешего в реку залез?! Давно не кашлял? Студень горный ведь, проточный!
— Что? — я посмотрел на ноги, по колено скрытые под водой. — А… Ага…
— Тьфу ты! Чёрти-что! — старик принялся сматывать удочку.
— Вы кто? — отчего-то я не торопился выходить из воды, хотя ноги уже начало сводить от холода.
— Тебе какое дело? Пешков я… — ответил старик, глянув на меня из-под густых бровей.
— Как?! — я, спотыкаясь, быстро подковылял к нему. — Вы Горький?! Максим Горький?!
Старик молча смотрел на меня; ветер стих, перестала шелестеть листва, исчезло журчание реки. Всё погрузилось в тишину.
— Где искать правду, Горький?! Как жить дальше?! — я схватил его за руки.
Горький молчал.
— Скажи мне! Скажи, пожалуйста! — не унимался я. — Я запутался…
— Правда — здесь! — он ткнул меня в грудь. — Внутри. А всё, что снаружи это так… До кучи! — старик, расправив белоснежные крылья, взлетел.
— Т-ты чего! Куда?! — я едва успел схватиться за его ногу.
Мы, словно сказочные колдун с богатырём, пролетели через лесок, через полосатое зелёное поле с работающими на нём крестьянами, через пыльную дорогу с подсолнухами на обочинах. Когда долетели до города, старик стряхнул меня, и я рухнул на мостовую. Ко мне бросилась тощая ободранная собака и зашлась хриплым лаем. Грохоча деревянными колёсами, подъехала телега. На землю спрыгнул бородатый извозчик в чёрных сапожищах, отпихнул меня ногой в сторону. Воняло стоками и какой-то падалью. Из подворотни, визжа и грязно ругаясь, вывалилась женщина. За ней выскочил крупный мужчина в форме, видимо, городовой. Они оба шатались и двигались так, будто крепко пьяны. Мужик схватил женщину за волосы и принялся бить. Вокруг образовалась толпа зевак.
— Ведь я люблю тебя, дур-р-ра! — кричал он, орудуя кулаком.
Женщина смеялась, из разорванного платья вывалилась крупная белая грудь с большим бордовым соском.