Современный чехословацкий детектив

— О чем это вы?

— Вот, Честик, пей, — придвинул ко мне Пилат свою рюмку взамен моей полупустой.

— О Зузанке, — грустно произнес Том.

— Да что ты об этом знаешь! — бросил я Пилату.

— Стоит только раз промахнуться. — Милонь поднял палец. — Дорого же ей это обошлось!

— Что ты об этом знаешь? — теперь уже подозрительно повторил я.

Неужели Пилат знал о Колде? Ну конечно, ведь я же видел, что в «Ротонду» он пришел с Добешем и Бонди. Они ему наверняка сказали. Да только им и самим известно не слишком много. Или они от меня что-то скрыли. Я вспомнил, как они растерянно переглянулись, когда я спросил, признался ли Колда. Ответили, что не знают. Якобы. А может, Пилату они рассказали больше, чем мне.

Томаш встал и направился в туалет. Пани Махачкова, домыв рюмки, взялась за книгу. Ее нисколько не волновало, что мы до сих пор не ушли.

— Все это сплошной мрак, Честмир, — нервно бормотал у меня над ухом Пилат, — мрак, чтоб я сдох. Стоит только один раз промахнуться…

— Ты знаешь про Колду? — перешел я к делу.

Милонь, конечно, был пьян, но кое-что еще соображал. Я молил бога, чтобы Томаш подольше не возвращался.

— Хм, — ухмыльнулся Пилат, — и ты на это клюнул?

— На что?

— Что Колда… — Он прыснул со смеху.

— Не понимаю.

— Тогда плюнь, — попытался Милонь замять разговор. Он, наверное, пожалел, что вообще мне на что-то намекнул. Но я не сдавался. Чуял, что Пилату кое-что известно. Не худо бы это кое-что знать и мне.

— Еще одну, пан Пилат?

Пани Махачкова сегодня явно была готова обслуживать своих постоянных клиентов до утра. Видно, не могла оторваться от своего чтива.

— Конечно, — ответил я за Пилата, — еще три, и за мой счет.

Барменша кивнула.

— А что это вы читаете? — крикнул я ей вслед, когда она пошла за новыми рюмками: в наших с Томом вино еще оставалось. Очередной заказ был сделан ради Милоня. Я хотел, чтобы он напился. Чтобы у него развязался язык и он выболтал то, о чем сейчас молчит.

— «Последнюю песню соловья», — зачарованно вздохнула барменша. — Вы читали, Честик?

С чувством глубокого сожаления пришлось признаться, что это во всех смыслах достойное произведение мне неизвестно.

— Я вам потом расскажу, в чем там дело, — горячо пообещала пани Махачкова и, обернувшись, злорадно спросила Пилата: — А куда же делась ваша девушка?

— Какая девушка? — отозвался Пилат, и в его взгляде сквозила полная апатия. Пожалуй, еще одна порция спиртного была для него лишней. К своей новой рюмке он даже не прикоснулся, вообще было похоже, что вот-вот заснет.

Но пани Махачкова не собиралась отказываться от занимательной беседы.

— Да та малышка.

— Ах, эта, — махнул рукой Пилат.

Она явно оказалась не на высоте требований, предъявляемых Милонем к сексуальной партнерше. Я поймал себя на мысли, что меня это радует. Хотя… хотя эта нахальная девчонка — до меня, наконец, дошло, — по существу, назначила мне свидание. Завтра утром я должен ей звонить. Вот еще! У меня и других забот хватает.

— Такое милое, нежное создание, — сказала пани Махачкова.

— Как же, — буркнул Маэстро. Безусловно, в его подсознании все еще отдавалась пощечина.

— За верных подружек! — Я поднял рюмку и заставил Пилата поддержать мой тост.

Пани Махачкова, обиженная нашим невниманием, ушла к себе в уголок.

— Так что ты тут болтал? — подзадорил я Милоня. — Не веришь, что это Колда?

— А почему это должен быть он? — хохотнул Пилат.

— А почему бы и нет?

— Дурак ты.

— Это я уже слышал.

— Колда! Нет, надо же такое придумать!

Пилат явно что-то знал, и у меня было ощущение, что я вот-вот сумею его расколоть.

— Во всяком случае, не я, здесь ты можешь не сомневаться.

— А я ничего такого и не говорю… Между тобой и Богоушем в этом деле в общем-то разницы нет.

— Как это нет? — подстрекал я. — Тебе ведь ребята наверняка уже рассказали, чем все кончилось с Богоушем.

— Да ни черта они не знают.

— Не заливай!

— Я? — обиделся Пилат. — Слушай, Честик, хочешь знать, как они обстряпали это дело с Зузаной?

— Кто?

— Они, — сказал Маэстро, — я их, гадов, хорошо изучил. Ты что, не веришь?

Да нет. Я верил. У Милоня была своеобразно проявляющаяся мания преследования. Он окружен анонимной армией жаждущих его крови врагов. Это они виноваты в том, что он выпустил никуда не годный диск, не выиграл «Золотую лиру», ну и так далее. Вот и тут — кто, как не они! Это я понял. И еще я понял, что Маэстро вдрызг пьян.

16

— А ты не перебрал?

После того как Пилат обнаружил свою несостоятельность, я решил ехать домой. Но тут наконец вернулся Томаш.

— Ну, пока, — распрощался Милонь и напутствовал меня: — Не будь дураком.

— Не буду, — пообещал я. Пилат ушел, и я спросил Тома:

— А не пора ли и нам?

— Может, допьем? — неуверенно предложил Том.

— Да ведь тебе плохо!

— Глупости.

Он геройски сделал глоток, но остался бледным, лишь на щеках выступили красные пятна.

Много же он пил, редактор из «Подружки»…

Мы решили не допивать и расплатились. Пани Махачкова заперла за нами дверь. Очевидно, собиралась читать до утра.

— Ну, бывай… — Я старался усилием мысли заставить Тома забыть наш уговор.

— То есть как это? Ты едешь со мной. Телепатия подвела.

— А не поздновато? — осторожно спросил я. — Мне надо выспаться, да и тебе тоже.

— Да ты, оказывается, сибарит, — стал подзуживать меня Томаш.

— Я серьезно…

— Знаешь, мне и впрямь плохо, — сменил он тактику, — да и надо с тобой поговорить.

Он остановил такси, потрепанную «шкоду», и я сдался. Мы поехали к нему. К счастью, он жил на Смихове, и добраться оттуда ко мне на Петршины было не слишком сложно. Я собирался сократить свой визит до минимума.

— Приехали.

Этот таксист тоже пытался завязать разговор (Том занял место рядом с ним, а я одиноко восседал сзади), для начала хотя бы о погоде, и тоже не преуспел.

Я хотел расплатиться, но Том меня остановил:

— Ты что, я же тебя пригласил.

Тем лучше. И впрямь, где мне взять на ежедневное катание по Праге в такси.

— Да, ты же еще ни разу у меня не был, — сообразил Томаш, когда открыл дверь своего полуподвального жилища.

— Кофе хочешь?

В квартиру вел длинный, тесный коридор, в самом начале которого посетителей встречали доспехи. Причем любопытные вроде меня, подняв забрало, обнаруживали внутри череп с искусственными глазами.

— Пожалуй, — согласился я.

Этот полуподвал, очевидно, был когда-то частью большой котельной. Из-под штукатурки на потолке и обоев на стенах коридора проступал причудливый узор отопительных труб.

— Ну, как тебе? — Томаш, почти отрезвевший, дал мне насладиться открывающимся из скромно обставленной кухни видом комнаты.

— Потрясающе, — сказал я.

Его жилье напоминало резиденцию восточного вельможи. По стенам огромной, неправильной формы комнаты висели ковры, на антресолях под потолком была замаскирована стереосистема, и весь этот интерьер разнообразили беспорядочно разбросанные подушечки и пуфы. Томаш Гертнер явно предполагал принимать здесь множество гостей.

— Ты тут устраивайся, а я сделаю кофе.

Пока Том возился на кухне, я разглядывал комнату, удобно расположившись в единственном кресле — старинном, вольтеровском, которое стояло возле импровизированного письменного стола. Упомянутый стол составляла лишь полированная доска на грубых козлах.

— Тебе покрепче?

На столе лежала кипа нот, а сверху — черная папка с тесемками.

— Что? — рассеянно спросил я.

— Кофе!

Я, собственно, вовсе не хотел кофе. А задумался я о том, водил меня Пилат за нос или нет. Неужели что-то знает?

— Я вообще не буду кофе.

— Тогда я сделаю только для себя, — отозвался Томаш из кухни. — А в ящике справа от тебя рюмки и выпивка.

В ящике, который, вероятно, поддерживал козлы, и впрямь были спереди рюмки, а сзади — бутылки с пестрыми этикетками. Я вытащил початый грузинский коньяк и налил две рюмки. По правде говоря, мне не хотелось ни кофе, ни коньяка. Интересно, который час? Я посмотрел. Уже начинался вторник. Из любопытства я раскрыл ту черную папку с тесемками. «Звезда летит в небо. Мюзикл в пяти действиях. Автор текста Том Гертнер». А вверху на титульном листе — надпись от руки: «Малая сцена — Жижков».