Страница 14 из 25
4) по моему мнению (предшественники может быть Радль и некоторые натурфилософы), очевидно в значительной мере сходному со Шнейдером, формообразование происходит по путям независимо от их адаптивного характера, по каким-то эстетическим или еще иным законам (можно думать, что эстетическая трактовка природы является тоже лишь некоторым приближением).
С точки зрения природы в целом становится более понятным согласованное развитие как отдельных органов в теле животного, т. е. так называемая коадаптация (стридуляционные органы прямокрылых, генитальные органы пауков и стрекоз, совокупность органов для чистки усиков и т. д.) так и взаимная адаптация различных животных (трубчатые цветы и насекомые и колибри).
При изложении моей статьи о стиле, т. е. об эстетической трактовке органических форм следует прежде всего разобрать противоположение целесообразного и нецелесообразного. Обычно нецелесообразное рассматривается как недостаток или отсутствие целесообразности, как что-то низшее по сравнению с целесообразным: при дарвинистическом мировоззрении нецелесообразное было доводом в пользу так как доказывало отсутствие имманентной нецелесообразности, но есть сорт нецелесообразности — стиль, выражение упорядоченности высшего порядка чем целесообразность и такая нецелесообразность говорит против утилитаристического дарвинистического взгляда на природу.
Оправдание эстетического взгляда можно обосновывать и иначе: ценность научной теории (выражая своими словами мысль Маха) в совпадении ее с фактическим материалом на возможно большем протяжении: дарвинистическое толкование напр. случаев сходства отдельных форм позволяет сделать такое совпадение на ничтожном участке игнорируя полное несовпадение на огромном пространстве теория целесообразности несколько расширяет ареал совпадения: эстетический взгляд, видимо, в состоянии обнять его в целом. Возражение, что эстетический взгляд не есть научная теория неосновательно, так как он по крайней мере допускает возможность появления научной теории, между тем как дарвинистический иметизм не является ни в настоящем, ни в будущем научной теорией. Вообще хорошо было бы построить доклад, приняв в основном тезисы Маха относительно научных теорий и пользуясь оружием своих идейных противников по вопросу о том, что полезно.
Что касается вопроса о географическом стиле или «гениус» то это очевидно один из тех вопросов, которые первоначально задаются в шутливой форме, но потом приобретают все большую и большую серьезность (по-видимому, следует считать шуточными воззрения Эмпедокла, может быть даже воззрения эллинских философов об атомах и т. д. сюда же, например, речь Дженнингса о наследственности и индивидуальности, которую он счел возможным произнести лишь на каком-то банкете, а не в научном сообществе: также и Фехнер со своей планетарной душой, в которой он раньше писал лишь юмористические трактаты): в вопросе о географическом стиле следует первенство отдать по-видимому, Гельмгольцу, который, увидя хамелеонов, заметил, что они вполне в египетском стиле.
Мне думается, что доказательство «гениус лоци» в природе будет иметь значение и в «чистой эстетике»: в искусстве географический стиль объясняется влиянием исторических условий и традицией; но в организме традиция исключается и признается вообще говоря, преемственность только через наследственность, поэтому доказательство наличия географического и исторического стилей в природе служит косвенным указанием того, что и в искусстве стиль не есть только следствие традиций и влияние внешних условий.
Интересные случаи неорганической целесообразности: скрипки, становящиеся все лучше звучащими от долгой практики (это, конечно, один из тех случаев, где прямое влияние внешних условий создает целесообразное строение, аналогичное этому выгоранию); интересно также совместное нахождение железа и угля во многих районах (интересно бы по какому-нибудь учебнику геологии выяснить все случаи значительных нахождений угля и железа и выяснить вероятность фактического распространения этих ископаемых, если бы их распространение было бы делом случая, таким образом можно было бы «доказать» наличность плана в распространении их: значит целесообразность возникла бы совершенно нечаянно).
Почему редка окраска внутренних органов, возможно, что по крайней мере некоторые виды окраски и рисунка на подобие электричества всегда располагаются или проявляются на периферии.
Симферополь, 10 апреля 1921 г.
Из статьи Зимрота (10, 76) можно заимствовать кое-что для понятия о «гениус лоци», именно связь голубого пигмента с жарким климатом (у Денталиум переход по мере теплоты от белого через красный, желтый, зеленый, синий к фиолетовому) голубые полосы на раковинах наземных моллюсков только в жарких местностях при таком, независимом от пользы развитии пигмента очень часто — комплементарные окраски (голубой и желтый у морских животных: у молодых слизней и многих плавающих личинок фиолетовый перед, а остальное желтое: потом этот «гениальный» зачаток вытесняется, так сказать, требованиями жизни: зеленый и красный (кроме примеров, указанных у Зимрота-Малахиус) попугаи, можно указать некоторых златок (Антаксиа, Агрилус, Свеноптера) трубконосых (Хринзис ивнита), кажется, некоторые навозники.
Интересен случай топоплазмии (зависимость свойств органа от его топографического положения в готовом организме в статье Гааке, 10, 77): если бы не было случая, изображенного на рис. 11 (перемещение листка не произошло, а изменение листка в лепесток произошло), то явление топоплазмии было бы совершенно безукоризненно при … этого случая приходится признать, что влияние места является чисто идеальным, т. е. не связанным с определенной системой отсчета. В этом смысле случай фиг. 11, который на первый взгляд является чем-то чуждым и каким-то непонятным фактом, приобретает значение указания на истинный смысл влияния места; такое же идеальное значение носят, видимо, факторы, определяющие общие законы распределения пигмента на крыльях бабочек, так как и там вряд ли можно представить дело чисто динамически, т. е. конструируя определенные силовые поля с определенными системами отсчета (как это делает Гурвич). При таком представлении, может быть удастся найти примирение между случаями самостоятельного и зависимого дифференцирования.
Что касается объяснения, даваемого Людвигом происхождению ряда Фибоначчи, то оно поразительно наивно. Людвиг конструирует схемы порядка делений и говорит, что при определенном соответствии в темпе делений материнских и отцовских клеток получаются числа ряда Фибоначчи и что такое соотношение в темпе действительно наблюдается для водоросли … (наблюдение О. Мюллера), но можно поставить вопрос и иначе: темп деления служит только для того, чтобы осуществить расположение по числам ряда, не говоря уже о том, что в случае таких сложных органов как цветы сложноцветных, чрезвычайно допустить влияние деления первоначального количества клеток на число окончательно развившихся, чрезвычайно сложных органов; если же темп деления сохранился бы все время, то мы могли бы встретить только чрезвычайно отдаленных членов ряда Фибоначчи и, кроме иррациональной дивергенции по отношению золотого деления других случаев наблюдать было бы невозможно. Следует ознакомиться с основной работой Людвига (1887) по этому вопросу.
В работе о стиле следует подчеркнуть, что это одно из средств нащупывания путей по созданию истинной морфологии, т. е. дисциплины, не являющейся, как современная псевдоморфология, данницей физиологии. В современной морфологии или сравнительной анатомии сама классификация органов и частей ведется по физиологическому принципу: отыскание полезности того или иного органа; эстетическая трактовка ведет к разысканию элементов или принципов, возведенных в … оказываемой ими пользы. Теория предварительной приспособляемости в значительной мере оправдывает такую трактовку и в этом смысле введение эстетических критериев поможет обнаружить, так сказать, известную расточительность природы (может быть уклонение от принципа экономии безраздельно господствующего в неорганическом мире). Но можно согласиться с господствующим мнением, что в смысле структуры, строения органов в природе не существует бесполезных органов (как, скажем, в городе не существует бесполезных зданий). Но как объясняются расположение и характер построек в городе не только приносимой пользой, но и условиями стиля, так и в организме существуют такие внеполезные особенности. Возникает вопрос, что такие особенности играют чрезвычайно ничтожную роль и что в общей системе биологии они могут играть лишь совершенно подчиненное значение. Но всякое новое явление обычно кажется имеющим малое значение (пример электричества, игравшего сначала роль какого-то курьеза, а со временем ставшего всеобъемлющей субстанцией; так же и явления регуляции, имевшие место как будто только у немногих животных, а теперь обнаруживаемые в самых обычных процессах (Гурвич, Павлов…). Так и с понятием стиля, бесполезность элементов не противоречит пользе данного организма, как витальные элементы не противоречат физическим законам. Бесполезный элемент — стиль — отношение единственно реальное (Пуанкаре), единственно, что составляет ценность биологии. В статье указать, что излагается не теория, не предсказание, а, так сказать, предчувствие огромного комплекса фактов, создание определенного настроения, раскрывающего глаза и способствующего тому, что новые удивительные факты противоречащие… обычному представлению, встречаются не с недоверием или известным недоброжелательством, а с сочувствием. Построение теории может идти с двух концов: точная интенсивная разработка и дедуктивное развитие определенной идеи или же перерабатывание обширного сырого материала, пользуясь известного рода интуитивным предчувствием; всего лучше, когда работа идет одновременно с двух концов, что вносит взаимную коррекцию — как бы …бывание огромного умственного туннеля. Попытки вносить виталистические факторы, придавая им прагматическое значение, должны вестись все время (наподобие того, как Джемс в «Плюраль универзум» говорит о том, что понятие души в настоящее время отвергается, но может быть, будет введено вновь, если этому понятию удастся придать прагматическое значение).