Страница 21 из 52
Девушка плачет
в стоматологической клинике. Её утешают регистратура
и гардеробщик. И даже сам стоматолог
в халате синеньком выходит из кабинета посмотреть, кто же ропщет.
Евгений Мякишев — поэт из Питера с эпатажной манерой — представляет в журнале не свойственные ему традиционные, слегка архаизированные стихи, высокопарностью интонации вызывающие аллюзию к поэтам XIX века. Складывается впечатление, что эта высокопарность и внезапное разрушение читательского ожидания (с помощью вкрапления современной лексики) — умелый стилистический приём, средство внести «живинку» в стихотворение. Так, весну — «животную вакханку» — лирический герой посылает «в отстой на дно морское», а в сюжетной балладе про Галину и медведя — неожиданная концовка:
Сей текст я писал, разгоняя тоску. А что до медведя... Остался живой.
Стихи Дмитрия Строцева восходят к обэриутской — главным образом хармсовской — традиции. Но лёгкость восприятия обманчива — при внешне простых рифмах и деталях вживание в поэтический мир Строцева оказывается непростым ввиду причудливого переплетения логических связей. Однако в целом создаётся ощущение удивительно светлого поэтического мира:
от дум докучных от мечты глазами упаду в цветы чтоб таяли и умирали и таяли как минералы на быстрых стеблях зажжены костры надежды и весны они от ярости немеют а петь иначе не умеют
Заслуживают внимания в подборке и стихи Наты Сучковой, Марии Марковой, Михаила Свищёва, Владимира Беляева, Сергея Строканя, Светланы Михеевой, Михаила Шелехова, Евгения Кольчужкина, Екатерины Косьяненко, Мариян Шейховой.
Борис КУТЕНКОВ
Статья опубликована :
№34 (6335) (2011-08-31) 5
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345
Комментарии:
Амбидекстр, или Двурукий
Библиосфера
Амбидекстр, или Двурукий
КНИЖНЫЙ
РЯД
Георгий Яропольский. Я не тот человек : Стихи. - Таганрог: НЮАНС, 2010. - 50 с. - 500 экз.
Георгий Яропольский, живущий в Нальчике, известен не только как поэт, автор сборников стихов «Акт третий, сцена первая», «Реквием по столетию», «Сфера дымчатого стекла», «Нечто большее», «Холмы Хлама», но и как переводчик художественной прозы (например, романов Д.М. Томаса, Д. Митчелла, М. Эмиса, Дж. Кэрролла, С. Холла). В отношении к себе такой же двуипостасный автор Михаил Яснов применил звучный термин «Амбидекстр», назвав так новую книгу своих стихов, вышедшую в прошлом году. «Амби-декстром», «двуруким», одинаково владеющим правой и левой рукой, велик соблазн называть всякого мастера поэтического слова и художественного перевода.
Но в сборник Георгия Яро-польского «Я не тот человек» вошли только собственные стихи — не переводы. Единственное, кажется, непосредственно переведённое стихотворение — «Утренняя серенада» из Филипа Ларкина (в оригинале название — «Aubade», значение многозначное, в том числе религиозное, — «заутреня», «утреннее песнопение»). Стихотворение более чем трагическое, к серенаде в привычном значении любовной песни имеющее слабое отношение, — о еженощном ожидании и бесплодном осмыслении неизбежной смерти:
...смерть, что подобралась на сутки ныне
и мыслей не оставила в помине,
кроме одной: когда и где — я сам?
Вопрос напрасен, но, как вспышка, слово
небытие пронзает снова,
хлеща в потёмках плетью по глазам.
На этот вопрос человеку при жизни не найти ответа, и спасают лишь будничная занятость и рассвет, который маскирует до следующей ночи страх перед небытием:
Нет солнца, небо белое, как глина.
Опять зовёт работ рутина.
А почтальоны, как врачи, — из дома в дом.
В предисловии к этой книге стихов Марина Кудимова говорит о Георгии Яропольском, что он из тех поэтов, которые «мучаются «последними вопросами», ставят их, что называется, ребром и ответы иссекают из этого ребра, словно бы вечно воспроизводя первый акт творения... Как правило, они строят свой поэтический мир по образу и подобию той национальной традиции, в которой родились и развились».
Согласившись с утверждением, что Георгий Яропольский любит ставить в своих стихах «последние вопросы» (и выбирает для переводов, вероятно, творения авторов, тоже задающихся дилеммами уровня не ниже «быть или не быть»),
посмею всё же оспорить второй тезис М. Кудимовой. Дело в том, что Георгий Яропольский строит свой поэтический мир на основании явно не одной «национальной традиции». В его поэзии нашли отклик вся евроазиатская культура и философия. И я не уверена, что надо из этого массива выделять «английскую культуру», хотя Георгий Яропольский переводит, как правило, англоязычных авторов, и прочие национальные культуры — «и острый галльский смысл, и сумрачный германский гений», а равно «застолб-
лять» поиск Бога и смысла жизни за какой-то одной культурой — допустим, за русской. По-моему, наоборот, двуязычный поиск оправдания своего бытия перед непреложным
уходом в небытие, предпринятый Филипом Ларкиным и Георгием Яропольским, означает, что этим вопросом задаются все мыслящие люди планеты. Значение же перевода для мировой литературы трудно переоценить. Переводчик — главная фигура культурного «диалога».
Стихи самого Георгия Яропольского отражают его богатейший словарный запас и умение не только говорить, но и думать на иных языках. «Холмы Forever» — название стихотворения, посвящённого любимым учительницам, по форме «размыслительного», по содержанию элегического. «Город Мальчик» — название другого стихотворения, городского, пейзажного, рисующего как пёстрый кавказско-европейский город:
Пусть малюет хоть кто не по-русски Pizza, Club, Vavilon ли, Vivat — на углах, как и раньше, старушки сядут семечками торговать, —
так и билингвальную природу поэзии Яро-польского. Примеры можно множить и множить:
Всё испещрившая цифирь
исчезнет без следа,
Но есть слова etoile, эсфирь,
star, stella и звезда.
«Взгляни на запад, мистер Х...»
Поэт идёт дальше и от двуязычия переходит уже к амбивалентности личности лирического героя-рассказчика — в горько-ироническом стихотворении (которое, разумеется, не следует понимать буквально, как исповедь): «Автопортрет у ларька стеклотары» с эпиграфом из «Гамлета».
To be or not — и вся альтернатива! И в слове not — альвеолярный звук! Стремленье сгинуть — чуждая причуда. Блуждая мрачной бездны на краю,
я знаю, что я жив ещё", покуда посуда есть, которую сдаю.
Стихотворение это — не столько о сдаваемой посуде, сколько о проникновении чужих мыслей и речей в собственную речь поэта; вероятно, это своеобразный крест всякого русского интеллигента, образованного настолько, что ему трудно отделить собственные мысли от общекультурного контекста. О чём Георгий Яропольский говорит в стихотворении с названием «Пустырь как цитата»:
Пусть впечатался след мой в суглинок —
он его не затронул ничуть.
Весь в репьях, выходил я к асфальту.
Было странно легко на душе.
Я его заучил, как цитату,
но откуда — не вспомнить уже.
Начитанному человеку жить, пожалуй, труднее, чем неучу, — то, что второму предстоит постигать, первый рад бы забыть... Ведь уже всё было в истории человечества.
Иной раз даже мерещится, что поэт отрицает какую-либо возможность сказать нечто новое:
5
/publication/218/