Страница 59 из 65
АКТ. Хорошо. У меня вопрос вдогонку, пускаю пульку в сторону Чачи. Вы – панк-рок-группа. В принципе, все западные панк-рок-группы, за исключением каких-то чисто декоративных, которые как бы комнатные панки, просто играют веселую музыку на одном аккорде и носят смешные прически. Но все отцы-основатели панк-рока – «Clash», «Sex Pistols» в той или иной степени, с той или иной, скажем так, окраской, от черной – анархистской, и до красной и даже до коричневой, но исповедовали некую если не политическую, то хотя бы социальную ангажированность своего творчества. Что ты можешь сказать в этом смысле о наших русских панках? Почему они этой традиции в значительной степени изменили?
ЧИ. Я думаю, что все-таки, если говорить о западной культуре, о западной контркультуре, то в первую очередь стоит вспомнить «Ramones», которые на самом деле придумали панк-рок и которые на самом деле были аполитичной группой. Говоря о том, что, например, мы не являемся политической группой, я не хочу сказать, что мы не делаем каких-то заявлений, я не знаю, насколько они существенны, насколько они могут быть услышаны на уровне сознания, тем более массового сознания, но, конечно, мы делаем какие-то заявления. Другой вопрос, что, для того чтобы заниматься текущей политикой, надо ею заниматься все время, да? И для того чтобы делать какие-то актуальные заявления, касающиеся текущей политики, надо это практиковать. Я думаю, что у русских музыкантов нету, во-первых, ни времени, ни возможностей это делать, и во-вторых, что самое важное, мы сейчас живем в такую эпоху, когда стало понятно окончательно и бесповоротно, что любая партийная принадлежность – это всего-навсего очередной бренд, который так или иначе продвигается средствами массовой информации. И в этом смысле то, что российская, по крайней мере, панк-сцена игнорирует и не вовлекается в это, как раз, может быть, даже свидетельствует о том, что она просто более взрослая и более сознательная, более адекватно воспринимающая реальность, чем, например, коллеги по цеху 70-х годов, европейские и американские панки, которые все-таки… Может, тогда было другое время… может, тогда все не было превращено в шоу-бизнес, вот что я хочу сказать. А сейчас это произошло.
АКТ. Понятно, понятно. Саш, но ты подменяешь тут одно понятие другим. То, что российская политическая сцена не вызывает у молодежи доверия, более или менее понятно. Но я говорю не о партийной принадлежности^ о партийности групп, а вообще о том, чтобы музыканты откликались на какие-то проблемы, как то: монетизация, война в Чечне, коррупция, ну, там, что угодно. Такие вещи, которые к партийной жизни не имеют вообще никакого отношения.
ЧИ. Я думаю, что на самом деле такого рода реакция существует. Я думаю, те, кого это интересует, найдут огромное количество примеров. Начиная от Егора Летова и заканчивая «Последними танками в Париже». Вообще сейчас, мне кажется, на панк-сцене происходит довольно сильное разделение на правых и левых. И вот нарастает столкновение между скинхедами и левыми… и людьми, которые симпатизируют анархизму… и ультра-правые… Эти тенденции возрастают. Буквально несколько дней назад в Воронеже была довольно серьезно избита группа «Distemper», избита скинхедами… О голову одного участника группы разбили несколько бутылок, ему зашивали лицо. Я думаю, что подобного рода противостояния происходят, группы так или иначе самоидентифицируют себя…и говорят о чем-то, что, видимо, задевает противоположную сторону до такой степени, что дело принимает такой оборот, когда уже невозможно разрешить ситуацию мирным путем, когда в ход идет прямое насилие…
Мне еще кажется существенным то, что в свое время в Советском Союзе необходимо было быть политически подкованным. В этом смысле ваше поколение, которое раскачивало лодку и придумывало рок-музыку… оно как бы само эту догму бойкотировало… Говорили: мы будем аполитичны. Я думаю, этим вы заразили нас и людей, которые пошли дальше. Вот сейчас наступает тот момент, когда новые люди вырастают, которые не помнят Советского Союза, которые не помнят этого вечного промывания мозгов. У которых есть ностальгия непонятная по тем временам. И вообще, поведение общее, о котором в последнее время очень много твердят, начиная от господина Ходорковского и заканчивая интернет-изданиями. Происходит некая политизация музыки. Я думаю, что это момент отрицательный, потому что политика для меня находится априори в поле зла. И не надо мне ввязываться… Хотя, конечно, иметь свою точку зрения, в том числе политическую, может быть, и уместно.
АКТ. Спасибо, садись. Ирина проснулась, потянулась, оживилась… «Поле зла» ее немного завело. Так что слушаем главного оратора…
ИХ. Для меня политика – это профессия, которая посвящена тому, чтобы управлять страной, то есть устанавливать правила игры. Это такая же профессия, как быть художником, учителем, врачом. Может быть, это поле зла, но без политики вы не выживете. Потому что даже для того, чтобы перейти дорогу, кто-то должен поставить светофор и написать, что на красный свет не ходить, иначе будет полный бардак… Поэтому политика нужна. Другое дело, что в России вы ее называете полем зла, наверное, потому что она нехорошая. Не нравится. То есть давайте тогда скажем так: Путин, например, его политика – это поле зла… А чего же вы сразу всю политику? Вам, наверное, нравится политика в Голландии? Потому что вы там хорошо тусуетесь. Может быть, во Франции, когда вы в Париж приезжаете, там ее никто не называет полем зла. Там своих политиков уважают, за них дерутся. Это их страна, это их политики, они за это отвечают. Поэтому, если сказать: ваша политика – это поле зла, они скажут: вы что, с ума сошли?
Теперь по поводу музыки и политики. Я категорически против распространенного мнения, что политика – это гадость… Потому что именно для того, чтобы она не была гадостью, она нуждается в хороших людях. В политике есть много хороших людей. Вопрос в том, что многие хорошие люди все время проигрывают. Но если количество хороших людей в политике будет возрастать, в какой-то момент количество хороших людей превысит количество плохих. А если с самого начала говорить про поле зла, то все хорошие люди пойдут куда угодно, и потом вы сами будете сидеть в этой дерьмовой политике… Поэтому такое отношение просто не патриотично. Жить нам здесь, умирать нам здесь, детей воспитывать. И жить по всем правилам, которые диктует политика.
Теперь по поводу музыки. Есть несколько моделей развития общества. Россия все это пережила, причем за очень короткий период. Есть модель традиционалистская. Назовем ее даже фашистской. Фашизм никогда не ассоциируйте только с национал-социализмом Гитлера. Фашизм – это идеология. Отдельная. Которая возникла в Италии, а потом Гитлером была использована в специфической форме. Коротко говоря, государство – это всё. Государство будет решать, что ты будешь читать, что ты будешь слушать, с кем ты будешь спать, куда ты будешь ходить, где ты будешь развлекаться. Как ты будешь развлекаться. Сколько ты будешь рожать детей и т. д. Ты – личность – ничто. Мы все должны быть одинаковыми, как солдаты. Элита предназначена Богом, священна. Откуда появилась, хрен его знает. Во всяком случае, не снизу. Верят в нее, как в своего царя. Таким образом, на базе фашизма возник фашистский строй в Италии, а потом возникла его немецкая форма. Как всё в Германии, доведенное до жесточайшей детальности и точности, доведенное до самого ужасного. Я называю это традиционализмом. Он неизбежно разваливается, потому что неэффективен. Потому что не может кучка людей контролировать все на свете. В какой-то момент в силу конкуренции этот строй не выдерживает. Поэтому на смену заступает эпоха модернизма. Модернизм – это некий протест: государство – это ничто. Они там что-то постановили, и до свидания. Личность – всё.
Модернизм может перейти, соответственно, в демократию. Развитую. Когда уже государство воспринимается как эффективный аппарат, и я его нанимаю. Я нанимаю министра. Я нанимаю президента. Я, я лично. Вот это – классический модернизм, классическая демократия.