Адская машина

-- Сижу в ванне.

-- Где-где? Да... хотел бы я быть сейчас рядом с тобой...

-- Так в чем дело, бери машину и приезжай.

Валерий Петрович замялся, начал было врать про занятость, но потом решил, что по телефону он ничего толком не узнает и кроме припадка ревности (а чего ревновать, что он, муж ей, что ли?) он ничего не приобретет. Нет, надо так делать, чтобы эта дуреха и позже ни о чем не догадалась. Слушая ее болтовню, он вспомнил двух последних девочек и вздохнул -- на какие жертвы приходится идти... Но, по привычке наскоро придумал оправдание -- зрелый плод всегда слаще.

-- Валюша, меня не нужно уговаривать. Бросаю все, гори оно пропадом, и бегу к тебе.

Лемешонок с сыном стояли у автостанции и курили, прислушиваясь к неясным объявлениям дежурной. Автобус явно запаздывал. Оба чувствовали себя неловко в этой ситуации, когда уже все сказано, обговорено и делать больше нечего, только ждать. Павел Андреевич прервал паузу и пошел все повторять сначала. Сын досадливо поморщился, но промолчал.

-- Проведешь разведку, что, где и почем. Список у тебя есть. Со спекулянтами не связывайся, походи лучше по магазинам. Всех обзвонишь, кого я тебе дал, они -- люди солидные, помогут, есть возможности. Не забудь про тракторный, может они мотоблоки прямо на заводе продают. Матери дашь денег, скажешь, что скопил.

-- Да не возьмет она.

-- Дурень ты, от меня не возьмет, а от сына возьмет, если не проболтаешься, откуда деньги... В общем, завтра, послезавтра жду домой, не болтайся зря.

Наконец, "Икарус", окутанный черными клубами дыма, подкатил к площадке. Леиешонок грубовато хлопнул сына по спине и подтолкнул к автобусу...

Валентина умела принимать дорогих гостей. Валерий Петрович в белом купальном халате расхаживал по ее квартире, прихлебывая чай из дорогой сервизной чашки.

-- Помнишь, Валюша, ты меня знакомила как-то со своей подругой? Лина или Инна?

Валентина насторожилась.

-- Что, на науку потянуло?

-- Да нет, нет, не волнуйся -- меня это не касается, не мой вкус... А что, ученая что ли?

-- Кандидат наук и разведена. Квартиру ей муж оставил отличную.

-- Опять ты... Не об этом речь... И не обо мне. Есть у меня паpнишка один, молодой еще. Вот он и запал на нее. Может, ты его помнишь.

-- Еще бы не запомнить, прекрасно помню. Зовут Анатолием.

Валерий Петрович на секунду опешил -- давно уже он позабыл его настоящее имя: все Шварц да Шварц... А она запомнила. Вот они, женщины...

-- Точно, Анатолием. Он, понимаешь, увидел нас тогда с этой твоей Инной и не дает мне проходу -- познакомь, говорит, меня с ней...

-- Ну, ты даешь, Валера! Тебя, значит, на молоденьких тянет, а его на тех, кто постарше. Не дурачки, я гляжу, вы оба...

-- Что ты, Валюша, не за себя ведь прошу, за своего молодого дpуга.

Валентина уже набирала номер.

-- Инночка, привет. Как поживаешь? Все скромничаешь... Да уж знаю, сорока на хвосте принесла. Людей с ума сводишь, а сама в кусты Как кого? Есть один такой. Меня просит перед тобой похлопотать, чтоб не отвергала... Нет, молодой, красивый... Какие шутки? Ладно, короче, подруга: к семи часам будь готова, приведу тебе / принца. Все, никаких вопросов, пока. Ты доволен?

-- Прелесть ты моя, Валюша...Иди сюда.

"Луноход" Лемешонка лихо отмеривал километры дороги от райцентра. Проводив сына, Павел Андреевич торопился засветло заехать в третью бригаду, посмотреть на трактор. На машинном дворе он привычно пошел к месту, где могла стоять машина. Вблизи стало ясно, что трактор доживает последние дни. И даже не дни, а часы. У трактора деловито возились два мужичка, явно стараясь снять с него все, хоть мало-мальски полезное.

Лемешонок молча понаблюдал за работой, не выдержал и поинтересовался:

-- В расход, значит, трактор пускаете?

Один из мужичков покосился на него и не ответил: был занят скручиванием передней фары. Она, видимо, приржавела от хорошего ухода и не поддавалась. Механизатор еще раз попытался снять ее и вновь неудачно. Фара стояла мертво. Мужичок выругался и с размаху саданул по ней гаечным ключом, брызнуло стекло...

-- Зачем же так? -- вырвалось у Лемешонка.

-- Все равно продавать какому-то кулаку... А тебе-то что?

-- Мне... ничего.

Павел Андреевич повернулся и пошел к воротам. Рядом с его. вездеходом стояла серая "Волга", явно не председательская, а сам председатель махал ему рукой с крыльца мастерской. Лемешонок нехотя откликнулся и так же нехотя направился к крыльцу.

В небольшой комнатке, где Павел Андреевич частенько раньше собирал механиков, за замасленным столом по-хозяйски расположился незнакомый человек. Председатель, Николай Иванович, протянул руку, поздоровался. Человек за столом молчал и выжидающе смотрел на Лемешонка.

-- Ну, посмотрели трактор?

-- Посмотрел... на то, что от него осталось. Думаю, да завтра не останется ничего. Не буду я его брать.

Председатель засуетился.

-- Как же так, не будете? Я и приказ подписал: продать вам трактор, даже счет выписали...

-- А вы вот им, -- Лемешонок кивнул в сторону трактора-, счет и отдайте. Пусть они за все и платят, а я не буду.

-- Так ведь такие же деньжищи! Как же так, Павел Андреевич, я же вам поверил. Куда ж я этот трактор теперь дену?

-- И я вам повеpил, что покупаю тpактоp, а не металлолом. Вот вы его туда и денете, откуда счет такой взяли... Мне трактор был нужен, а не куски железа. Отдайте школьникам на пионерскую колонну... Только колеса снимите, а то во "Вторсырье" засмеют.

Мужчина за столом грозно прокашлялся, Николай Иванович испуганно затих.

-- Так это и есть твой фермер, Николай Иванович? Прыткий... Ты что же ты председателя подводишь, а? Он трактор списал, оценил, провел по всем документам, а ты не хочешь брать. Нехорошо.

Настроение у Павла Андреевича было какое-то умиротворенное после утреннего разговора с сыном. Он даже не очень расстроился, увидев, как раскулачивали трактор, глупое положение председателя. Его все это просто забавляло. Даже хамский тон неизвестного начальства его не задел за живое.

-- Хорошо, не хорошо, а покупать не буду. Это когда я у вас на службе был, меня можно было заставить покупать для колхоза всякую дрянь по вашим разнарядкам, а теперь я сам решаю, на что свои деньги потратить.

Лемешонок отвернулся к председателю.

-- От вас, честно скажу, не ожидал. Сами ведь говорили -- играть честно.

Начальство взбеленилось.

-- Какая такая игра? Что он мелет? Я что, с тобой в игры сюда приехал играть? Он, видите ли, не купит трактор... Купишь, как миленький, куркуль недобитый. Я тебя в порошок сотру, если начнешь ерепениться. Дают -- бери, бьют -- беги, так гласит народная мудрость?

-- Николай Иванович, кто это? При мне вроде таких психов в районе не было?

На начальство тяжело было смотреть, но Павел Андреевич спокойно подошел к столу и очень внятно произнес:

-- Ты все очень правильно говоришь: и недобитый, и куркуль, и когда дают, беру, а бьют -- бегу. Только зря ты себя умным считаешь, а меня за дурака держишь. Это пусть тебя твои подхалимы хоть гением кличут, мне не жалко. Только меня ты не учи, хватит, научился. И не грози меня в порошок стереть -- меня мировой оплот капитализма самой современной техникой в порошок стирал, да притомился. Так что не пугай меня, начальник, очень тебя прошу, а то ночью спать плохо буду.

Председатель посматривал на начальство, виновато разводил руками, мол, вот такой невоспитанный, грубый у меня фермер попался, но в разговор не встревал. Начальство, вспомнив о своем государственном достоинстве, несколько поостыло.

-- А что это вы мне грубите?

-- Это я-то вам грублю? А кто здесь только что на людей старше себя орал, грозил, оскорблял? На председателя, как на мальчишку цыкал?

Председатель опять развел руками: стоит ли обращать внимание на такие мелочи...

-- Ладно, покричали и хватит. Я вам скажу без лишних эмоций: поздно вам кулаками махать. Я теперь вольный. И не потому, что законы о земле и об аренде вышли. Я сам свою волю почувствовал и ничего вы со мной больше не сделаете. Разорите, землю, ферму-развалюху отберете? Это вы сможете... Только через полгода, год я снова силу наберу, а у вас ее, думаю, с каждым днем поменьше будет. Скоро мы все на равных говорить будем, вот как сейчас я с вами, Или не нравиться? Завтра, ну, послезавтра много появится таких, как я, вольных. До свидания, Николай Иванович и вы, господин хоpоший, не знаю вашего имени-отчества...