Страница 19 из 100
V
— А ты, я гляжу, отлыниваешь, — проговорила Джоанна. И, понизив голос до зловещего свистящего шепота, продолжала: — Делаешь вид, что слушаешь, скотина, а сам о постороннем думаешь? Отвечай, дрянь, воут?
— Ут, — еле выговорил Эйден, чувствуя, как у него внезапно пересохло во рту.
— А ну пошли.
Не снимая руки с шеи Эйдена, Джоанна повела его из класса. Остальные проводили его подчеркнуто безразличными взглядами: устав категорически запрещал кадетам выражать эмоции по поводу дисциплинарных взысканий, накладываемых офицером-инструктором. На первых же занятиях Дерворт довел это до сведения класса и прокомментировал: во время боя воину недосуг сидеть пускать сопли и предаваться глупым переживаниям, даже если погиб кто-то из его товарищей. Иначе воин автоматически превращается в кусок говна.
Даже не оборачиваясь, Эйден понял: Дерворт отпустил класс, и теперь все следуют за ними. Джоанна тащила его к Кругу Равных, где ему, Эйдену, суждено было принять наказание.
Круг Равных представлял собой огороженное место, где Сокольничие устраивали поединки и где наказывали кадетов.
Подойдя к низенькому — по колено — бревенчатому заборчику, ограничивавшему круг, Джоанна сильным толчком заставила Эйдена буквально перелететь через него, после чего легко и грациозно шагнула следом, вступив в Круг Равных.
Эйден понимал, что сейчас она хочет одного — вселить в него ужас. Но восемь месяцев пребывания в лагере сделали свое дело — Эйден привык к зуботычинам и пинкам. Джоанна, Эллис и Тер Рошах потрудились на славу. Любой проступок, даже самый незначительный, карался немедленным ударом под дых. За попытку заговорить первым — удар в лицо. За более серьезные проступки, такие, как попытки неповиновения, бедолаг тащили в Круг Равных.
В Круге кадет имел право давать сдачи и прямо обращаться к офицеру. Однако, решившись на такое, он должен был приготовиться нести ответственность за подобные опрометчивые действия со своей стороны. Эйдену уже приходилось бывать в Круге Равных, но каждый раз он сдерживался и молчал. Случайно вырвавшиеся слова могли повлечь за собой серьезные неприятности, Эйден знал об этом. Отстоять свое право на суждение он тоже не мог — техника боя у офицеров была несоизмеримо выше. Оставалось терпеть, стиснув зубы, ненавидеть и молчать. Вот и на сей раз Эйден рассчитывал прибегнуть к своей обычной тактике. Он не доставит Джоанне и прочим офицерам удовольствия лишний раз поиздеваться над кадетом.
У воинов каждая схватка в Круге Равных считалась «дуэлью чести», испытанием, подобным Аттестации, во время которой кадеты держали последний, самый ответственный экзамен; сдав его, они становились полноправными членами касты и получали воинское звание. Оно присваивалось в зависимости от того, насколько успешно кадеты прошли Аттестацию. В условиях же учебно-тренировочного лагеря само словосочетание «Круг Равных» применительно к кадетам воспринималось, как жестокая шутка. Никогда еще на памяти Эйдена ни один кадет не входил в Круг как равный, а исключительно в качестве куклы для битья, на которой отыгрывался тот или иной офицер. У бывших воинов — офицеров-наставников постоянно накапливалась внутренняя агрессия, и время от времени ей требовалось дать выход.
Вот и теперь Эйден был уверен, что вовсе не из-за проявленной им на занятиях невнимательности Джоанна потащила его в Круг. Ей просто нужен был повод. Должно быть, эту змею здорово разозлили, и ей просто необходимо было выместить на ком-то злобу. К несчастью для Эйдена, при подобных вспышках ярости Джоанна чаще всего выбирала «мальчиком для битья» именно его. Начиная с первого дня их знакомства, когда он осмелился ей противостоять, Джоанна не давала ему покоя. Изобретательность ее была неистощима. Она изводила его на тренировках, избивала, вытаскивала среди ночи из постели, заставляя выстаивать остаток ночи на часах, бессмысленно охраняя, скажем, сортир, и так далее. Что ни день, она придумывала для Эйдена все новые и новые оскорбительные прозвища. Хотя остальные тоже не могли похвастаться хорошим отношением к себе со стороны Джоанны, Эйдену все же доставалось больше всех. За малейшую оплошность он немедленно подвергался жестокому наказанию. Хуже того; Джоанна наказывала его и за мнимые проступки.
Ночью шел дождь, и сейчас ботинки Эйдена вязли в раскисшей, грязи. Казалось, земле не терпится поглотить его, когда все будет кончено… Эйден опомнился и взял себя в руки.
«Так не пойдет, — сказал он себе. — Не к лицу воину заранее готовиться к поражению. Не таков путь Клана. Впрочем, может быть, таков путь кадета? С утра, с того момента, когда человека окриком вырывают из постели, и до позднего вечера, когда его загоняют назад, в барак, ему постоянно дают понять, что он, кадет, — ничто, мусор, дерьмо, о которое настоящему воину и мараться-то неохота, если бы не тягостная обязанность».
Джоанна, как и другие офицеры, постоянно напоминала сибам о том, что только единицы из них дойдут до конца и станут НАСТОЯЩИМИ воинами, а остальные были ничтожествами, ничтожествами и сдохнут.
Джоанна посмотрела на Эйдена долгим многообещающим взглядом. На лице у нее застыло ставшее уже привычным выражение крайнего презрения. Потом она вдруг резко повернулась к Эйдену спиной и направилась к ограде, где ее уже ждал Эллис, державший в руках какой-то сверток. Приняв у него этот сверток, Джоанна положила его на землю, выбрав место посуше. Присев на корточки, она начала медленно разворачивать ткань — особенную, плотную, с богатой вышивкой, изображавшей соколов, парящих в синем небе. По краям шел орнамент из пятиконечных звезд. Торжественно, будто следуя древнему ритуалу, Джоанна развернула ткань, открывая небу содержимое свертка. Эйден со своего места, как ни старался, не мог разглядеть, что же там. Джоанна взглянула на Эллиса. Тот важно кивнул. Тогда Джоанна почтительно, бережно взяла из свертка два небольших продолговатых предмета и замерла, держа их в вытянутых руках на уровне лица.
Сибы, следовавшие за ними, глазели, обступив Круг со всех сторон. За сибами маячил Дерворт, вот он пошел в обход. Выбирает место, откуда лучше видно? Эйден заметил Марту; ее взгляд был, казалось, безразличным, но он знал, что она старательно скрывает беспокойство за него.