Игра или страсть?

– Да, я тоже об этом думала, но доказательств нет. Я пересмотрела все отцовские бумаги. Я сходила к поверенному и поинтересовалась, не давал ли ему отец что-нибудь на хранение. Нет ничего.

– Однако ты утверждала, что твои родители женаты. Надежда в ее глазах погасла.

– Это была бравада, я выдавала желаемое за действительное, основываясь лишь на том, что мама в отдельной коробке хранила платье, завернутое в бумагу. Она говорила, что это ее свадебное платье, что дочери наденут его, когда будут выходить замуж. – Марион отхлебнула вина. – Бедная мама. Печально, правда? Я начинаю понимать, как тяжело, должно быть, давался ей этот обман.

А он начинал понимать, почему Марион отказывалась от светского сезона в Лондоне и представления ко двору. Ее отец виноват в этом.

– Думаю, ты ошибаешься, Марион, – тихо сказал он. – Думаю, твои родители все же были женаты. Не знаю, что сталось с их свидетельством о браке, но полагаю, что знаю, где они обвенчались. Где-то неподалеку. Нет, не в Лонгбери. Имя твоей матери здесь слишком хорошо известно. В одном из других приходов.

Она прижала руку ко лбу.

– Не понимаю как…

– Нет, выслушай меня. Тебе было семь лет, когда твой отец стал вдовцом и смог жениться на твоей маме. Именно тогда вы приезжали навестить тетю Эдвину.

– Ты забываешь одну вещь: отец не приезжал в Лонгбери. Они с тетей не ладили.

– Возможно, он оставался в Брайтоне. – Брэнд вскинул руки, когда она начала возражать. – Хорошо, я слишком увлекся, но все равно считаю, что они были женаты. Ты была единственным ребенком. Твой отец имел титул и состояние. Он наверняка хотел сына.

В ее голосе прозвучали резкие нотки:

– Если это действительно так, значит, поделом, что родились еще две дочери! – Она покачала головой. – Прекрасное мнение у тебя, должно быть, сложилось о моих родителях. Но они были хорошими. Их уважали в Кесвике. Они не жили на широкую ногу и всегда помогали тем, кто нуждался. Мы были счастливой семьей. Несмотря ни на что, мы были счастливой семьей. – Ее голос дрогнул. – Я не имею права судить их.

Он потянулся через стол и взял ее за руку.

– Я знаю, что они были хорошими людьми.

– Откуда ты можешь знать?

– Я знаю тебя и твоих сестер. Вы бы не были такими, какие вы есть, если бы вас не воспитывали хорошие родители. Потому-то я и убежден, что ваши родители исправили ошибку лри первой же возможности.

– Тогда где их брачное свидетельство?

– Не знаю, но думаю, можно отыскать его. Ты никогда не обращалась ни в какие епархии, чтобы посмотреть епископские копии?

– Нет, а что это?

– Церковно-приходские записи, которые священники ежегодно отсылают епископам. Не обязательно объезжать все церкви. Все, что тебе нужно знать, – это год, в котором брак имел место, и приход. Любой клерк может просмотреть эти сведения.

– Неужели все так просто? Брэнд потер подбородок.

– Я не сказал, что это просто. Нам нужно знать, к какому епископу обратиться и в каком году был заключен брак. На это потребуется время. Утром я первым делом разошлю нарочных.

– А что ты собираешься делать с Дэвидом Керром? Его улыбка была демонической.

– Мистер Керр попадет в собственную ловушку. Она округлила глаза.

– Каким образом?

– Это ты подала мне идею. Нет, я не расскажу тебе ничего, пока не запушу механизм в действие, но вначале заплачу ему за так называемые доказательства.

– Должна предупредить тебя, они подлинные.

– Я и не сомневался, но они не здесь. Когда Керр заберет их у своего поверенного, мы встретимся, чтобы окончательно обговорить условия. А до этого у меня будет время подготовить небольшой сюрприз для мистера Керра.

Он вновь наполнил их бокалы, подождал, пока она сделает глоток, затем продолжил:

– Давай вернемся к тем запискам. Ты полагала, что это дело рук Керра.

– Не лично его, естественно, он не стал бы заниматься грязной работой. Но мог нанять кого-то для этой цели.

– Я в этом не уверен. Думаю, записки подбрасывал тот человек, который напал на тебя в коттедже.

Она уставилась на него, на несколько долгих мгновений буквально онемев, затем ее прорвало:

– Но это значит, что он последовал за мной из Лондона в Лонгбери, не так ли?

– Не знаю. Но в одном уверен: не Дэвид Керр стоит за этими нападениями. Он шантажист, Марион, а шантажисты не подвергают своих жертв риску. Кто-то боится, что ты вспомнишь, что произошло в ту ночь, когда исчезла Ханна. Эти записки – предостережение, имеющее целью продемонстрировать, насколько ты уязвима.

– Тогда почему не убить меня? Зачем щадить? Брэнд покачал головой:

– Понятия не имею. Но все равно не вздумай предпринимать расследование в одиночку. Давай действовать осторожно.

Марион усмехнулась:

– Какое расследование? Об исчезновении Ханны? Но я же ничего не знаю, ничего не помню, и, честно говоря, сейчас все, о чем я могу думать, – это мои собственные неприятности, а не загадка двадцатилетней давности.

Марион поднялась и заходила по комнате. Когда она остановилась у камина и уставилась на огонь, Брэнд тоже поднялся и встал рядом.

Медленно повернув к себе ее лицо, он приподнял Марион за подбородок и прижался к губам в легчайшем поцелуе.

– Послушай меня, Марион. Я имел дело с более прожженными негодяями, чем Дэвид Керр. Я низвергал министров. Я разорял корыстных землевладельцев и закрывал рудники капиталистов, которые богатели за счет эксплуатации детского труда. Я не всегда действовал честными методами, я играл по их правилам и готов сделать это снова.

Поскольку это ее явно не убедило, Брэнд взял Марион за плечи и тихонько встряхнул.

– Дэвид Керр – слизняк, паразит, и я раздавлю его каблуком.

Голос вернулся к ней:

– Хотела бы я, чтоб это было так! Я бы сама давно пристрелила его, да не умею пользоваться оружием.

– Я тебя научу.

– Это неразумно. Женщин тоже вешают за убийство, а что тогда будет с Эмили и Фебой?

Он привлек ее к себе, и Марион придвинулась ближе, ища убежища в тепле его тела. Никогда она не чувствовала себя такой защищенной, но понимала, что это ненадолго. Даже если он обезвредит Дэвида, найдется кто-нибудь другой, кто займет место Керра, кто узнает, что была только одна леди Пенрит. Она всегда будет оглядываться через плечо, не зная, когда упадет топор. И он упадет не только на нее. Брэнд потеряет гораздо больше, чем она.

Он упорно трудился, чтобы достичь того, чего достиг, преодолевал множество препятствий. Она не хотела стать еще одним препятствием на его пути.

Ей нужно время, чтобы все обдумать.

Он отодвинул ее от себя.

– Что такое, Марион? Почему такой вид?

– Просто я устала.

– Нет, дело не в этом. – Она попыталась отвести взгляд, но его глаза не отпускали. – Я хочу знать, о чем ты думаешь, что чувствуешь.

– Я думала, чем это все закончится. Дело не только в Дэвиде. Если ты сумеешь остановить его – прекрасно. Но кто-то другой может занять его место. Возможно, лучше уехать куда-нибудь, где нас никто не знает.

Он нахмурился.

– Уехать куда-нибудь?

– Разве не ты как-то предлагал мне продать коттедж? Никого не удивит, если я сделаю это после того, что там случилось. Пора нам найти другой дом. Мне, конечно, придется все объяснить Эмили, но…

– А как же я? Ты же знаешь мою ситуацию. Если меня изберут в парламент, я буду проводить полгода в Лондоне и полгода здесь. Ты учла это в своих расчетах?

Вот это как раз и пугало ее.

– Я имею такое же право выбирать, как и ты, – тихо проговорила она. – Я не давала тебе никаких обещаний, как и ты мне.

– Иисусе! – Он сделал яростный жест в сторону кровати. – Тогда что произошло в этой постели? Разве это не было обещанием с моей стороны? Или с твоей? Что, черт возьми, это, по-твоему, было? Думаешь, я такой же, как мой отец? Думаешь, я рискнул бы произвести на этот свет незаконорожденного?

Он взъерошил рукой волосы и прошагал к столу, а когда вернулся, его глаза пылали гневом.