Поединок страсти

Вдруг, совершенно неожиданно, Кэйт увидела того, кого меньше всего ожидала встретить здесь.

— Здравствуй, Кэйт… Я возьму вещи.

У бедняжки подкосились ноги, сердце гулко забилось. Так было всегда, когда она слышала его голос. «Боже мой, — пытаясь унять волнение, подумала Кэйт, — еще его тут не хватало».

— Какого черта ты здесь? — совладав с собою, холодно спросила она.

При своем росте она привыкла смотреть сверху вниз на большинство мужчин. Что ж, придется потерпеть и этому! Уж на него-то она точно не взглянет иначе. Хотя теперь, много лет спустя, Команчо показался ей выше и гораздо мужественнее, нежели раньше. Кэйт с интересом изучала его: те же черные волосы, собранные сзади в тугой хвост, тот же ирландский подбородок, те же глаза. Только теперь вокруг этих глаз появились морщинки.

Когда Кэйт глянула ниже, сердце ее застучало еще быстрее: облегающие джинсы скорее демонстрировали, чем скрывали, его мужские достоинства. Стоило признать, что Джеймс Киллиан стал очень привлекателен. В нем было что-то от популярных звезд кино и рока.

— Ты неплохо выглядишь, Кэйт, — он усмехнулся, без стеснения скользя глазами по ее груди.

— Какого черта ты здесь делаешь? — повторила она, не в силах унять дрожь в голосе.

— Разве мисс Полинг не передавала, что я тебя встречу?

— Она сказала управляющий… — Кэйт не смогла закончить фразу. У нее перехватило дыхание.

Уже сама встреча с отцом была довольно болезненна. Если бы Кэйт знала, кто должен встретить ее в Сан-Антонио, она никогда бы не вернулась на ранчо.

Последнее, что Кэйт слышала о Команчо от Дельты, — «то, что он окончил колледж и ушел на родео. Давно, наверное лет пят назад, просматривая журнал „Пипл“, Кэйт увидела его фотографию: победитель, размахивая призом, одной рукой небрежно обнимал какую-то блондинку.

Тогда она от всего сердца пожелала ему как можно скорее сломать шею. Надо сказать, что и пять лет спустя, ее чувства к нему не изменились.

— Я ждала Берта Макклейна, — с трудом выговорила Кэйт.

— Если бы ты интересовалась тем, как живет твой отец, то знала бы, что Берт взял расчет два года назад. С тех пор я управляю Пансионом Прайдов.

Команчо говорил спокойно, размеренно, словно рассуждал, например, о погоде. Но Кэйт чувствовала себя оскорбленной. Как мог он, знавший больше, чем все остальные, говорить о том, что она забыла своего отца.

— Ты еще осмеливаешься напоминать мне…

Ее тон разозлил Команчо. Да кто она такая, черт возьми, чтобы разговаривать с ним в таком тоне? Отвернувшись, он попытался успокоиться. Кэйт тоже притворилась всецело поглощенной багажом.

Через минуту они уже шли к машине.

Кэйт действительно была чертовски привлекательна. Команчо поймал себя на мысли, что такая женщина, как Кэйт Прайд, может стать помехой на ранчо Хилл Кантри — уж слишком она красива, — нужно будет как можно скорее спровадить ее в Нью-Йорк.

После того как сумки были уложены в багажник, Команчо обошел автомобиль и помог ей сесть на высокое переднее сиденье своего «кадиллака». Он знал много женщин, но они зарабатывали на жизнь тяжелым физическим трудом, отчего руки их всегда были красными и грубыми. Руки же Кэйт напоминали ему теплый мягкий бархат, ее жемчужные острые коготки особенно подчеркивали их женственность. Команчо сжал кулаки при воспоминании, что эти руки когда-то прикасались к нему.

Когда он садился за руль, Кэйт уже пристегивала дорожный ремень. Открыв сумочку, она достала пачку сигарет.

— Ничего, если я закурю?

Команчо покачал головой. Как он мог возражать, если сам подтолкнул ее выкурить первую сигарету, когда они были еще детьми?!

Кэйт затянулась и откинулась на сиденье, пытаясь расслабиться. Команчо не любил смотреть, как курят женщины, но она делала это с особым изяществом, даже как-то мистически. Наблюдая за ней, он вспомнил актрису Бакал, от которой приходил в детстве в бешеный восторг. У Кэйт был такой же загадочный вид и та же невозмутимая самоуверенность.

Команчо думал о том, как сильно изменилась Кэйт — из домашнего ребенка, нервного и неуверенного, она превратилась в элегантную женщину.

Хотя Кэйт и чувствовала, что Команчо не сводит с нее глаз, она держала голову прямо и смотрела в окно.

Кэйт ждала и боялась этой встречи. Если бы он только знал, сколько бессонных ночей провела она, представляя, как расскажет ему обо всем, что ей пришлось пережить из-за него. Бывали времена, когда Кэйт люто ненавидела Команчо. Она и сейчас, спустя столько лет, не могла простить ему то, что произошло между ними. «Негодяй, негодяй, негодяй…» — твердила по себя Кэйт, не смея даже мельком взглянуть на Команчо. О, она слишком хорошо знала, что стоит ей посмотреть ему в глаза, и от ее праведного гнева не останется и следа! Но может, на этот раз все будет иначе?

Кэйт посмотрела на Команчо. Ни дать ни взять — этакий ковбой, сошедший с рекламного плаката «Мальборо». Ей казалось, что он даже светится от самодовольства. Его широкие плечи, узкие бедра, надменные скулы и горящие глаза сводили с ума, но, слава Богу, уже прошли те времена, когда Кэйт находилась под властью подростковых кумиров. Она была зрелой женщиной и давно постигла ту простую истину, что и у ангела в мужском обличий может быть рыльце в пушку.

— Мимс ничего мне толком не сказала о Хэнке, — заговорила Кэйт, радуясь тому, что ее голос вновь приобрел прежнюю уверенность. — Можно поподробнее? На какой стадии болезнь?

— Был бы счастлив порадовать тебя, Китти, но…

— Я не Китти! — огрызнулась она. Так Кэйт звали в детстве. Теперь ей это нравилось не больше, чем тогда. — Что с Хэнком?

— Он очень болен. Но, знаешь, помимо болезни, его волнует кое-что еще.

— В какой больнице он лежит? — Она удивилась, почувствовав, что плачет.

— Ты ведь знаешь Хэнка. Знаешь его любовь к докторам и больницам. Он на ранчо.

— Но как же с лечением?

Команчо наконец посмотрел ей в глаза. В его взгляде светилось сочувствие и, будь это другой мужчина, она сказала бы нежность.

— Слишком поздно… Кэйт. Никто не заметил, как Хэнк заболел. Он держался молодцом, только иногда был нервен и дьявольски раздражителен. Я как-то спросил, не болен ли он. Хэнк ответил, что это просто легкие приступы артрита, что не стоит беспокоиться. И Дельте он говорил то же самое.

Кэйт сжимала в руках кошелек, нервно щелкая замочком. Она прекрасно понимала, если о том, что Хэнк болен, узнали другие, значит, он был в агонии.

— Когда поставили диагноз?

— Два месяца назад Хэнк потерял сознание. Он упал с лошади и ударился головой. Это случилось рядом с Кервиллской больницей… Когда доктор Вильямс осмотрел Хэнка, то принялся клясть его на все лады. Не припомню случая, чтобы кто-то еще говорил так с твоим отцом. Думаю, этого уже никогда не произойдет. — Команчо был плохим рассказчиком, но Кэйт живо представила Хэнка, молча сидящим на кушетке, в то время как доктор Вильяме читает ему мораль.

— Сколько времени он пробыл в больнице?

— Ровно столько, сколько нужно для анализов. Домой Хэнк вернулся дня через два. Лечиться было уже незачем, оставалось только молиться. Но не тебе рассказывать о его религиозных чувствах.

— И это все? Все, что ты сделал для отца?

Глубоко потрясенная услышанным, Кэйт даже не заметила, как назвала Хэнка отцом. Однако Команчо не пропустил это мимо ушей.

— Но что я мог сделать? — сказал он как можно теплее. — Рак излечим только на первой стадии. Хэнк слишком долго ждал.

— А химиотерапия?..

— Это только затянет агонию.

— Сколько ему осталось?

— Доктор Вильямс не может сказать точно. Полгода, год… Хэнк сильный человек и борец по натуре. Хотя, я думаю, это зависит от того, за что бороться.

У Команчо не хватило духу рассказать Кэйт все до конца. К счастью, она не задавала больше вопросов.

Задумавшись, Кэйт сидела неестественно прямо, не говоря ни слова. Но бледность и то, как она продолжала сжимать свой кошелек, выдавали ее волнение.