Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 61

Юбка моя пострадала еще до прибытия на место происшествия, в грязном милицейском «уазике», хотя вообще я предпочитаю именно эти смешные машинки — у меня плохой вестибулярный аппарат, а в «козлах» не так укачивает.

Около подвала стояли два скучающих оперативника и судебный медик, при виде которого настроение у меня резко улучшилось, невзирая на сообщение о том, что в подвале полно блох. Просто для таких случаев у меня в сумочке всегда найдется таблетка бутадиена; этому фокусу меня научили эксперты-биологи. Блохи реагируют на более высокую по сравнению с окружающей средой температуру, поэтому прыгать будут, ориентируясь на меня как на источник излучения тепла. Бутадиен понизит температуру моего тела на несколько градусов, и я потеряю для блох интерес.

А с Димочкой поработать на месте происшествия всегда приятно. Вот и сейчас, стоя на шаткой досочке в створе мрачного подземелья, Дима галантно протягивал мне руку над разливанным морем нечистот со словами: «Позвольте, я буду вашим Вергилием!»

Наши фонарики высветили в углу подвального помещения тело, поедаемое опарышами; босые ноги были перехвачены веревкой. На запястье блеснули часы — похоже, дорогие. Опарыши просто кишели на виске, а значит, там была рана, и наши надежды на умершего своей смертью бомжа растаяли как дым. Опера любезно притащили мне в качестве стула самый чистый ящик от винного магазина, набросали под ноги картонок, и работа началась.

Дима монотонно диктовал:

— Труп мужчины на вид лет двадцати пяти — тридцати, в состоянии гнилостных изменений, кости конечностей на ощупь целы, ребра на ощупь целы, волосы на голове светло-русые, короткие; тьфу, черт, опарыши в рану лезут.., на правом виске зияющая рана с повреждением кости размерами около два на полтора сантиметра… Ребята, рыболовов среди вас нет, а то на опарышей хорошо клюет, могу вам собрать в коробочку…

А я писала протокол и думала, что любая нормальная женщина на моем месте должна была воскликнуть :"Что?! Я — и этот труп?! Я в белой юбке — и этот подвал?!" Вместо этого я спокойно дышу тошнотворным духом разложения мерзкого кадавра и в паузах, когда скалываю скрепкой листы протокола, пошучиваю с Димой. Более того, вспоминаю, что, когда моему малышу исполнилось полтора годика, я вышла на работу и тут же поехала на труп". На месте происшествия сердобольный эксперт-медик посочувствовал мне: «Бедненькая Мария Сергеевна, из длительного отпуска — и сразу на место происшествия!» А я ему в ответ: «Михаил Юрьевич, я вас уверяю — стоя у плиты и корыта, я все полтора года мечтала об этом сладостном миге — когда я приеду на убийство…»

— Маша, рана, похоже, огнестрельная, — отвлек меня от самокопания Дмитрий. — И думаю, что нам повезло, ранение слепое, пулька должна быть в черепной коробке. Часы и перстень снимаю, вот они в конвертике… Ребята, у меня в кармане «беломор», достаньте кто-нибудь, прикурите и мне в зубы суньте, ладно? Мне пока перчатки снимать не хочется… Машуня, ты слышала, как два главковских орла выезжали на ножевое в бане? Лежит мужик зарезанный, медик его уже осмотрел, раночку замерил, ножик рядом валялся, следователь его к тому моменту упаковал в конвертик, а тут вваливаются деятели из убойного, хар-рошие; на глазах у изумленной публики один подходит к трупу, наклоняется к ране, потом выпрямляется и говорит: «Огнестрел!», а второй прикладывает к ране палец и авторитетно подтверждает: «Калибр 7,62!», после чего они важно отбывают восвояси — мол, сделали все, что могли, показали молодым, как надо работать…

Через два с половиной часа мы наконец получили возможность глотнуть свежего воздуха, выйдя из подвала.

Хорошо еще, что на дворе лето; я вот вспоминаю, как впервые в своей жизни выехала на труп в подвале, — старый бродяга зимой принял на грудь и уснул на трубе теплоцентрали; сердчишко не выдержало, он и помер, а труп на горячей трубе раздулся и позеленел, и соответствующий аромат от него заполнял помещение. Поскольку я не курю, добрые оперативники, чтобы я не задохнулась от вони, старательно обкуривали меня сигаретным дымом на протяжении всего осмотра. Несмотря на это, когда я выползла из подземелья на свет божий, понятые принюхались к моему меховому воротнику и в ужасе воскликнули: «Как же от вас несет трупом!»

Вся в переживаниях по этому поводу, я добралась до прокуратуры, где по длинному коридору нервно бегал ожидавший меня начальник отделения милиции. «На трупе были?» — спросил, завидев меня. «Да, а что — так пахнет?» — жалко поинтересовалась я, смерив глазами расстояние, разделявшее нас, — метров десять. «Да нет, мне в канцелярии сказали…»

Постовой милиционер, которому предстояло сдать тело труповозам, бережно принял в свои руки копию протокола осмотра и сопроводиловку в морг; я стала печально рассматривать пятна на юбке, а Дима достал «беломор» и закурил уже без посторонней помощи.

— Слышала, в области участковый осматривал некриминальный труп в квартире, нашел историю болезни и решил свою образованность показать: запечатлел в протоколе фразу о том, что у потерпевшего была тетрагатегия нижних конечностей. Как тебе это нравится?





— Никак, пока я не узнаю, что такое тетрапле-гия.

— Ну ты даешь, старушка, «плегия» — это паралич, а «тетра», как, надеюсь, тебе известно, — четыре. Получается, что у потерпевшего отнялись четыре ноги. Надо было написать просто: «тетрап-легия конечностей».

— Дима, а у нашего гаврика когда тетраплегия случилась? Сколько он тут валялся?

— Дня три-четыре. Ну ладно, вот и машина пришла. Будете у нас на Колыме…

— Нет уж, лучше вы к нам…

Но уехать Диме не удалось. Из-за угла показался участковый из местного отделения, волоча за собой крошечного грязного дядьку.

— Вот, это дядя Боря. Покажи, дядя Боря, чем ты торговал у ларьков.

— Чем-чем, нашел вещь, а мне она не нужна.

И правда, в руке, за которую тащил дядю Борю участковый, у того была зажата вещь явно не по нему — дорогой кожаный бумажник.

— Да ты давай, дядя Боря, не стесняйся, говори, где взял, — подбодрил его участковый.

— Ну вы же сами знаете…

— Гад ты, дядя Боря, если бы ты проявил гражданское сознание, мы бы жмурика сразу нашли. А теперь ищи-свищи, его уже и на опознание не предъявишь, — выговорил алкашу милиционер.