Страница 24 из 114
«Он идет. Он идет — пронеслось в мозгу Одри осознание непоправимости своего поступка. Сейчас повернется ручка, он ввалится, пьяный и наглый и начнет меня терзать».
Но мужчина прошел мимо и послышался радостный смех женщины и соседнем номере. — Слава Богу, это не ко мне. Пронесло, — громко сказала Одри.
Она сказала это так, как говорят школьники на экзамене, когда соседка вытаскивает несчастливый билет.
«Господи, какая же на мне мерзкая одежда! Я похожа на вульгарную куклу. Эти противные шелковые белые чулки. Этот шелковый пояс, эти стрелки, туфли, вся эта вуаль… Лифчик, который едва держится на груди… Вся эта косметика… Весь этот грим… Боже, зачем? Зачем? Какие же все-таки мужчины гнусные животные. Не хватает только хрустящего целлофана, как в парфюмерном отделе, и шелковой розовой ленточки, которой мы перевязываем покупки».
Одри хотелось сорвать с себя эту одежду. Но желание помочь Дэйлу Куперу, желание выведать важную информацию удерживало ее. Да она и прекрасно понимала, что так просто ее из этого заведения не выпустят и что ей предстоит долгая, возможно, изнурительная борьба за свое достоинство, за свою честь.
Но радость Одри была недолгой. Распахнулась дверь и ее комнаты.
В узкую щель тяжелых шелковых штор она увидела фигуру сухощавого мужчины. Ее взгляд скользнул по ней и остановился на лице.
«Господи, да ведь это же мой отец!»
От этой мысли кровь хлынула к лицу.
Одри нервно отпрянула и забилась в угол кровати. Она чувствовала, как горят ее щеки, как дрожат руки, как холодный пот струится по позвоночнику.
Бенжамин Хорн застыл в раскрытых дверях. Он галантно чуть-чуть склонил голову и костяшками пальцев постучал в обитую цветастым шелком панель. — Тук-тук-тук, — сказал Бенжамин Хорн, — это я. Одри задернула тяжелый полог. — Выходи, я хочу посмотреть на тебя, — сладким и липким, как патока, голосом говорил Бенжамин Хорн, мягко ступая на полусогнутых ногах по ковру, приближаясь к задернутому пологу кровати. — Выходи, я хочу полюбоваться на тебя. — Ну, что же ты медлишь, лисичка?
Одри недовольно хмыкнула и крепче сжала шторы в руках. — Ты что, лисичка, боишься меня? — таким же приторным голосом продолжал Бенжамин Хорн.
Он просунул руку в разрез полога и принялся шарить. Одри одернула голову, опустила одну руку и принялась колотить по шевелящимся пальцам своего отца.
«Сволочь! Сволочь! Грязный мерзавец! Животное! А он еще хочет, чтобы я к нему хорошо относилась, чтобы я его уважала! Развратник! Грязный развратник! Так это он — хозяин этого гнусного публичного дома! Так это мой отец! Боже, что мне делать?» — все эти мысли вихрем пронеслись в голове Одри.
Она царапнула своими острыми ногтями по холеной руке отца.
Рука нервно исчезла в проеме. — Ах ты какая, лисичка! Своенравная! Царапаешься? Ну, ничего, ничего, я тебя приручу, — растягивая слова, как бы пытаясь ими сломать упрямство девушки и ее боязливость, говорил Бенжамин Хорн.
Он слизнул кровь, выступившую из царапины, причмокнул, потом на мгновенье задумался. Вытащил из нагрудного кармана пиджака толстую гаванскую сигару, щелкнул зажигалкой, затянулся, подошел к пологу и в маленькую щель выпустил клубы едкого синеватого дыма. Одри чихнула. — Что, лисичка, не нравится дым? А ты знаешь, как выкуривают животных подобных тебе из нор? Я тебе сейчас покажу.
Бенжамин Хорн затянулся, насколько мог, и весь дым выпустил в разрез полога. Одри зачихала. — Не нравится? Тогда выходи. Выходи, я уже больше не могу терпеть.
Бенжамин Хорн хищно облизал губы и потер вспотевшие ладони. Ему явно не терпелось поскорее овладеть новенькой строптивой девушкой. У него еще никогда не было подобных сбоев в заведении. Он владел всеми, когда и сколько хотел.
Все девушки радовались, когда выбор хозяина падал на них. А тут какая-то новенькая, неизвестно откуда и неизвестно что из себя представляющая, вообразила из себя принцессу с голубой кровью. — Ну, я ей и задам! Я ей покажу! — шептал сам себе Бенжамин Хорн.
Он явно настраивался на то, чтобы как можно более жестоко разделаться с новенькой девушкой. Но сопротивление девушки не только злило, оно еще больше заводило и раззадоривало мужчину. Он хотел как можно скорее овладеть ею, но в то же время оттягивал удовольствие, пытаясь сделать его как можно более продолжительным, ярким и запоминающимся. — Лисичка, как ты думаешь, еще долго будет длиться наша прелюдия?
Но из-за полога никто не отвечал. И тогда Бенжамин Хорн, крепко сжав сигару в зубах, подошел к пологу, взялся за него и резко дернул тяжелые шелковые шторы в сторону. Красная материя колыхнулась и как два тяжелых крыла разлетелась.
А в это же время младший брат Бенжамина Хорна Джерри расхаживал по кабинету управляющей «Одноглазым валетом» Черной Розы.
На нем был длинный кожаный плащ, очень похожий на одежду гестаповского офицера. Джерри был невысокого роста, этот Джерри, и как все маленькие люди имел о себе очень преувеличенное мнение.
Блэкки сидела за столом, откинувшись на спинку глубокого кресла. Ее глаза подергивала пелена наркотического опьянения. Она улыбалась, изредка прикасаясь руками к своей груди, шее, проводя указательным пальцем по нижней губе. Время от времени она беспричинно принималась хохотать, но через мгновение ее лицо становилось вдруг холодным, неприступным и отчужденным. Она явно витала в облаках дурмана. — Блэкки, в какой комнате Бен? — развязно спросил Джерри, расхаживая по гостиной.
Блэкки от резкого и развязного вопроса вздрогнула. Пелена как бы сползла с ее глаз. Она широко улыбнулась, показав ряд белых аккуратных зубов. — Он там, — женщина вяло махнула рукой в неопределенном направлении. — Где там? — Ну там… — Блэкки повторила движение руки, но показала более определенно, — там, где он и должен быть, в новой цветочной комнате.
Ее улыбка из приторной сделалась злой и недовольной. — Джерри, послушай…— Ну что, говори быстрей, а то ты тянешь слова как нитку. — Послушай, мне кажется, Хорн что-то от меня скрывает.
От этих слов Джерри подпрыгнул, как будто его ошпарили кипятком. Он бросился к огромному столу, перевалился через него и, глядя прямо в глаза женщине, крикнул:— Ты о чем это, Блэкки, кто скрывает?
Черная Роза буквально вжалась в спинку кресла и испуганно схватилась рукой за сердце, как будто оно вот-вот могло остановиться. — Джерри, Джерри, я прошу тебя, — уже совсем другим голосом прошептала Блэкки, — прошу тебя, ты видишь, как мне плохо? — Да? Тебе плохо? — Джерри развязно уселся в кресло напротив большого стола и испытующе посмотрел в глаза женщине. — Тебе плохо? — Джерри, помоги, ты же видишь! — шептала женщина.
Джерри сразу сообразил, что Блэкки требует от него свою очередную дозу наркотика.
Они уже давно вместе с Бенжамином рассчитывались с ней преимущественно наркотиками. Но чтобы позлить и помучить женщину, он развернул торшер, подвинул его к себе и направил прямо в лицо Блэкки яркий желтый свет. Женщина испуганно и недовольно поморщилась и заморгала темными глазами.
Джерри в это мгновение был действительно очень похож на гестаповского офицера, издевающегося над своей жертвой. Его кожаный плащ похрустывал и скрипел. И прическа Джерри тоже была явно скопирована с образцов мужской красоты времен третьего рейха. — Блэкки, — резко выговаривая каждый звук, начал Джерри, — раньше ты была такой красивой и обворожительной женщиной… — Да, — согласная на все шептала женщина. — Ты была такой обворожительной женщиной, что просто пальчики оближешь.
Джерри запустил руку в глубокий карман и вытащил маленький целлофановый пакетик с белым порошком. Он повертел упаковку перед своими глазами. В них появился хищный и одновременно маслянистый блеск.
Блэкки напряглась. Казалось, еще мгновение и она как кошка бросится на мужчину, вернее, даже не на него, а на то, что он держит в руках, на этот маленький шелестящий пакетик. Она следила глазами за движением пальцев Джерри, как следят за движением молоточка психиатра, когда он водит им перед глазами пациента. Казалось, женщину парализовал вид этого белого вещества в целлофановой упаковке. — Ах. Блэкки! Ах, Блэкки! — шептал Джерри, не отдавая наркотик женщине.