Побег

Потом вышел, отпер багажник и положил туда чемоданчик. Он не сразу опустил крышку багажника; вместо этого, поймав взгляд Кэрол в зеркале заднего обзора, он улыбнулся ей и подмигнул:

— Это твоя идея. — Он улыбнулся. — Если ты не возражаешь против ее модификации, а также против того, чтобы немного посидеть в тесноте.

Лицо Кэрол просияло. Она выскочила из машины и, обогнув, подошла к ней сзади; вытащив пистолет из-за пояса, она двумя сухими металлическими щелчками проверила патронник, прежде чем засунуть его обратно. В глазах Дока, наблюдавшего за ее действиями, промелькнуло неодобрительное выражение. Он положил ладонь на ее руку, и она стала забираться в багажник.

Она должна относиться к этому очень спокойно, предупредил он. И ничего не предпринимать без его указаний. Бейнон — не убийца. Он — очень видный человек, а им — ей и Доку — предстоит долгий путь.

Кэрол понимающе кивнула. Она залезла в багажник, и Док опустил крышку, не задвигая язычок замка.

Как он и предполагал, жилище Бейнона оказалось всего в нескольких сотнях ярдов, сразу же за гребнем ближайшего холма. Дом был одним из тех старомодных жилищ на ранчо, двухэтажным и выкрашенным в белый цвет, с длинной верандой, или галереей, тянущейся вдоль фасада.

Вниз по склону, с задней стороны дома, стоял большой красный амбар, теперь разделенный перегородкой с одной стороны, для того чтобы у Бейнона был гараж для машины. К нему прилегал дощатый загон для скота, который в дальнем конце выходил на поросшее буйной травой пастбище. На нем паслась пара скаковых лошадей и несколько штук белоголового скота. Бейнон не держал никаких рабочих; ранчо, если его можно было так называть, было для него всего лишь хобби. Когда ему приходилось отлучаться по своим делам, за его маленьким стадом присматривал сосед.

Док припарковал машину во дворе, под сенью шишковатого трехгранного тополя. Он вылез наружу, между делом отряхнув одежду, и огляделся вокруг. Было очень тихо. В большом старом доме с его черными, зашторенными окнами, казалось, никогда никто не обитал. Машина Бейнона — модель трехлетней давности — стояла в гараже, но ничто не говорило о присутствии хозяина.

Док зашагал по двору, насвистывая что-то негромко без всякой мелодии. Взошел на крыльцо. Парадная дверь была открыта. Он окликнул через другую решетку: «Бейнон» — и постоял, выжидая и прислушиваясь. Ответа не последовало — ни единого звука. Но это само по себе — отсутствие звука и полная тишина — было своего рода ответом.

Док открыл решетку. Снова захлопнул ее — снаружи. Потом сошел с крыльца и молча прошел вокруг дома к черному ходу. Она также была открыта, а решетка не была закрыта на щеколду. Он заглянул внутрь, щуря глаза в полумраке.

Негромко вздохнув, зашел внутрь. Бейнон сидел за длинным кухонным столом, подпирая руками голову. На клетчатой клеенке перед ним стояли опрокинутый стакан и полупустая бутылка виски емкостью в одну кварту.

«Пьяный, — подумал Док с меньшей терпимостью, чем обычно была ему свойственна. — У большого человека проблемы, вот он и напился».

Взяв из раковины стакан, он обошел вокруг стол и сел напротив главного по помилованиям. Он налил себе выпивки, сделал глоток и закурил сигарету. Он намеренно пустил дым в человека напротив — это был, вероятно, самый верный способ привести его в чувство не напугав. Голова Бейнона с буйной черной шевелюрой нервно дернулась; потом, внезапно, он сел прямо.

Не считая совсем легкой хрипотцы в голосе, он выглядел вполне трезвым. Либо он расплескал гораздо больше виски, чем выпил, либо уже проспался. Его жгучие, черные глаза были ясными. В них было столько презрения и столько понимания в отношении Дока! Как тогда, в тюрьме.

Док улыбнулся, слегка повел стаканом:

— Надеюсь, ты не возражаешь? Очень уж денек выдался нелегкий.

— Где твоя жена? — проговорил Бейнон.

— Мы путешествуем в разных машинах. Она приедет где-то через час.

— До чего мило с ее стороны, — сказал Бейнон своим грудным, мелодичным голосом. — Просто очень-очень мило с ее стороны, что она приезжала меня навестить. — Он налил себе выпивку и осушил все одним глотком. — А теперь, может, и не приедет, — сказал он. — Возможно, ее приходы и уходы прекратились навсегда.

Док безмятежно пожал плечами:

— Если ты намекаешь, что я ее убил...

— Скажи, а где Руди, Маккой? Где твой друг Торренто? Он тоже в другой машине?

— Да. И ни он, ни машина не на ходу, если тебя это интересует. Я думал, тебе в первую очередь будет интересно узнать, что в моей машине — деньги из банка.

Это была наживка! Но Бейнон не клюнул на нее. Док снова помахал ею перед ним:

— Ты получил от меня пять тысяч долларов, вернее, от моей жены. Я согласился заплатить еще пятнадцать тысяч. Откровенно говоря, — Док посмотрел как можно более искренне, — откровенно говоря, я не думаю, что этого достаточно, мистер Бейнон. Мы получили на этом деле не так уж и много, как рассчитывали, но это не ваша вина. И...

— Пока убиты три человека, Маккой. И кто, по-твоему, в этом виноват?

— Да будет вам. — Док развел руками. — Вы только не подумайте...

— Кэрол — твоя жена — говорила мне, что никого не убьют. Она поклялась, что это будет так.

— Мне жаль. Как мне представляется, она просто старалась щадить ваши чувства. Но, возвращаясь к теме...

— Как ни крути, это убийство, Маккой. Сколько их еще будет, прежде чем все это закончится? Если это когда-нибудь вообще закончится. Сколько еще жизней будет на мне?

Док поколебался, ему хотелось придумать какой-то успокаивающий комментарий. Потом он немного наклонился вперед и заговорил неожиданно резко. Бейнону лучше бы перестать беспокоиться о других. У него есть, или будет, немало оснований для беспокойства на свой собственный счет.

— Это лишь вопрос времени — когда дело в Бикон-Сити повесят на меня. Когда это произойдет, человеку, ответственному за мое помилование, — то есть тебе — придется отвечать на очень непростые вопросы. И на них есть только один ответ: что я — убийца и вор.

Бейнон посмотрел на него как-то странно: взглядом тупого удивления:

— Итак, ты это предвидел. Ты точно знал, чего мне это будет стоить. Моей карьеры, позора, исключения из коллегии. Может быть, длительного тюремного срока. Ты знал все это, и все-таки, все-таки...