Дикий город

В конце концов он сам решил, как выйти из этого тупикового положения. Процесс был мучительным, однако хорошо ему знакомым по массе предыдущих случаев. Просто он чертовски устал от всего этого и успел извлечь из сложившегося положения всю сладость самоистязания, жажда к которой была в нем сокрыта. Он сделал это, хотя по натуре своей никогда бы этого не признал открыто.

В сущности, сделал это даже не он сам, а Эми. Именно она, видя его бесконечные колебания на самой грани, придала ему необходимый импульс.

Если бы Эми была честной...

Если бы она проявила понимание...

Если бы умела прощать...

Если бы она была святой, а не простым человеком вроде него самого...

Если бы была готова принять все то, что сам он отверг, поскуливая при этом с восхищением собой и самоотречением...

Примерно этого он ожидал от нее, хотя прямо так сказать ей об этом никогда бы не решился.

Глава 19

Позднее, когда у него снова появилась вполне нормальная перспектива, он попросту не мог понять, как смог действовать подобным образом, как любой взрослый человек вообще может вести себя в столь грубой, в чем-то даже хамской манере. Подобному поведению просто не существовало прощения, во всяком случае такого, которое в нормальном человеческом обществе можно было бы расценить как прощение. Эми же, напротив, проявила гораздо меньше решимости и независимости, нежели она обычно это делала. Она улыбалась в ответ на провокационные заявления, хохотала до упаду, заигрывала с ним, тогда как на самом деле ей хотелось бы скорее отдубасить его.

Однако Багзу от этого почему-то стало только хуже. Чем больше Эми старалась доставить ему удовольствие, тем больше у него портилось настроение и появлялось желание портить его другим. Какая-то часть его сознания отдавала полный отчет в подобном введении, он понимал, что ведет себя плохо, причем поведение его становится раз от раза все хуже. Но он ничего не мог с собой поделать. Багз чем-то походил на человека, видящего сон: он наслаждался какими-то поступками, которые одновременно казались ему отталкивающими и ужасными.

На обед Эми приготовила печень. Вообще-то Багз был довольно равнодушен к этому блюду, однако на сей раз решил, что оно ему определенно не нравится, и потому после нескольких через силу проглоченных кусочков отодвинул тарелку.

— Нет-нет, — неубедительно пробормотал он, — все в порядке. О'кей. Просто я, наверное, не проголодался.

— О, извини, Мак. Ты хорошо себя чувствуешь?

— Да, конечно, я хорошо себя чувствую. А почему бы нет? Я всего лишь сказал, что не проголодался.

— Наверное, надо было что-то другое приготовить, — извиняющимся тоном поговорила Эми. — Я в общем-то так и хотела сделать, но сегодня они устроили распродажу печени по сниженным ценам, а ты ведь знаешь нас, женщин, — никогда не упустим возможности сэкономить. Разумеется, если бы я знала, что она тебе не понравится...

— Эми, ради!.. Ладно, ладно, пусть все будет по-твоему.

— Извини, дорогой, — она поспешно улыбнулась, — я больше не скажу ни слова. Не голоден так не голоден. В конце концов, зачем заставлять себя есть, если не хочется?

Багз ухитрился заставить себя выдавить несколько слов насчет того, что ему тоже неудобно, однако прозвучало это неискренне — под стать настроению. Искренность присутствовала разве что самую малость, да и то в самой глубине сознания. «Да она подтрунивает надо мной, — подумалось ему. — Из всех людей именно ей выпала роль устраивать эти выходки надо мной!»

Багз пил кофе и курил, пока Эми поспешно расправлялась с остатками еды. Он устремил на нее задумчивый, пристальный взгляд.

Сегодня она выглядела особенно молодой, почти подростком, и была похожа на милого, игривого ребенка в женском обличье. Чистая, цвета персика со сливками кожа не несла на себе ни малейшего налета косметики, а белокурые волосы были собраны сзади на манер конского хвоста. Из-под шелковистых коричневых бровей смотрели искрящиеся серые глаза.

На Эми было домашнее платье — аккуратное, сильно накрахмаленное и безупречно чистое, однако уже выгоревшее и заметно поношенное. Оно едва прикрывало ее колени и выгодно подчеркивало каждый изгиб тела, а полные груди из-за его тесноты чуточку приподнялись, отчего Багзу была отчетливо видна глубокая ложбинка между ними.

Он уставился на нее и смотрел почти в открытую, чувствуя внезапно подкатившую волну негодования. Он желал ее, хотел смотреть вновь и вновь, как тогда, когда увидел в первый раз, и это желание пробудило в нем ярость. Да что она себе позволяет, в конце концов? Зачем надо было выставлять себя эдакой невинной девочкой, когда они оба знают, что это не так?

Багз продолжал смотреть. Постепенно по ее лицу начала растекаться краска стыда, а рука робко потянулась к переду платья, пытаясь прикрыть горловину.

— Видок у меня, наверное, еще тот, — застенчиво проговорила Эми. — Весь день носилась по дому с уборкой, совсем не было времени заняться собой. Обычно я лучше планирую свой распорядок. Но после увольнения стала замечать, что постоянно не укладываюсь в график, и... Мак... Мак... дорогой, что случилось?

Милый. Дорогой. Дорогуша. Именно так она называла его в эти дни. Используя те же самые слова, с которыми обычно обращалась к Форду, — а может, и продолжает обращаться?

— Случилось? — переспросил он. — Что ты имеешь в виду?

— Ну... ты и сам знаешь. Почему ты так на меня смотришь?

— Как? — пожав плечами, спросил Багз. — Просто я думаю. Размышляю над тем, как у тебя в последнее время складываются отношения с Фордом.

— Но... — Она нервным движением поставила чашку на стол. — Милый, я больше не виделась с Лу. Я же, кажется, тебе об этом уже говорила.

— Да, кажется, ты мне об этом уже говорила, — нарочито точно повторил он ее слова. — Ну и как, все еще не выяснила, откуда он берет деньги?

— Мак... — Эми накрыла ладонью его руку. — Пожалуйста, давай не будем сегодня говорить на эту тему, хорошо? Ты только расстроишься, а, в сущности, все это ничего не изменит.

— Я просто не понимаю, как ты можешь это делать, — внезапно накинулся на нее Багз. — Этот человек заправляет, в сущности, открытым городом. Он буквально купается во взятках, и тебе это прекрасно известно, равно как и то, что он просто в принципе не может получать в год больше трех тысяч долларов. И вот ты теперь сидишь и толкуешь мне о том, что он не может быть мошенником.

— Пожалуйста, дорогой. Мы не можем просто...

— Нет, почему ты не признаешь это? — Багз выдернул свою руку из-под ее ладони. — Почему продолжаешь защищать его? Почему, имея в своем распоряжении все эти факты, ты...

— Мак, я пыталась тебе объяснить. Этот город всегда был в большей или меньшей степени открытым, как ты выразился. Людям самим так хочется. И они никогда не проголосуют за запрет чего-либо, в чем не видят реального вреда для себя. А с учетом того, что в город постоянно приезжают тысячи новых поселенцев... дорогой, ну ты же сам все прекрасно понимаешь. Как может один человек с несколькими помощниками сделать больше того, что он делает? Приходится выставлять происходящее на всеобщее обозрение и стараться держать все это под своим контролем.

— Ну да, конечно, конечно. Я это уже тысячу раз слышал. У каждого продажного полицейского в стране одно и то же оправдание.

— Мак, я не говорю, что это правильно. И не думаю, что Лу так считает. Но ему приходится быть реалистом и...

— И при этом не забывать про себя.

Несколько секунд она смотрела на него в упор, почти без всякого выражения. Затем медленно отодвинула тарелку и заговорила спокойным, ровным голосом:

— Мак, я не знаю, где Лу берет деньги. Никогда не спрашивала его об этом. И он тоже не объяснял — наверное, у него были на то свои веские причины. Нет, подожди... — Она подняла руку. — Дай мне закончить. Когда я сказала «веские», то имела в виду буквальное значение этого слова. Потому что, кем бы ни был Лу, он человек честный, и я знаю это. Равно как и все другие люди, знающие его достаточное время.