Сталин

И никаких оскорблений противнику, – добавляет тот же свидетель. – Нам так трудно приходилось от безудержной грязной демагогии меньшевиков, что, сталкиваясь с ними перед аудиторией, мы не всегда могли удержаться, чтобы тоже не «всыпать» сколько можно, – и тут подчас срывались с уст аргументы ad hominem (личного порядка). Сталин этого не любил. Словесная грубость всегда была для него недопустимым оружием. Самое большее, если он, выложив все аргументы и концентрированной атакой приведя противника к молчанию, бросал ему, когда тот стоял, не находя слов, одно очень ходкое в Закавказье выражение, которое можно перевести примерно так: «ты ведь такой замечательный малый, – что же ты спасовал перед такими ничтожествами, как мы?»

Ремесло подпольного агитатора, профессионального революционера, увлекшее Сталина, как и многих других, – это тяжелое ремесло. Кто взялся за него, тот вне закона, за ним охотится весь аппарат государства, его травит полиция. Он – добыча царя и его огромной, откормленной, вооруженной до зубов, многорукой своры. Он подобен ссыльному в коротком временном отпуску, он прячется, приникая к земле, он всегда должен быть начеку. Он – молекула революции, почти одинокая в толпе, он окружен высокомерным непониманием «интеллигентов», он затерян в гигантской паутине капитализма, охватившей все страны от полюса до полюса (тут не только 170 миллионов царских подданных, но и все вообще люди, какие есть на земле), – и это он, вместе со своими друзьями, хочет заново переделать мир. Появляясь то там, то здесь, он сеет гнев и воспламеняет умы, а единственный рычаг; которым он должен поднять народы, – это его убеждения и его голос.

Займешься этим ремеслом, и куда ни глянь – на горизонте четко вырисовывается тюрьма, Сибирь да виселица. Этим ремеслом может заниматься не всякий.

Надо иметь железное здоровье и всесокрушающую энергию; надо иметь почти беспредельную работоспособность. Надо быть чемпионом и рекордсменом недосыпания, надо уметь перебрасываться с одной работы на другую, уметь голодать и щелкать зубами от холода, надо уметь не попадаться, а попавшись – выпутываться. Пусть тебе выбьют все зубы, пусть тебя пытают раскаленным железом – надо стерпеть, но не выдать имя или адрес. Все свое сердце надо отдать общему делу; отдать его чему-либо другому – нет ни малейшей возможности: постоянно приходится перебрасываться из города в город, – ни минуты свободного времени, ни копейки денег.

Это еще не все. Надо быть пропитанным надеждой до самого мозга костей; даже в самые мрачные минуты, даже при самых тяжелых поражениях надо неуклонно верить в победу.

Но и этого мало. Прежде всего, надо ясно понимать и знать, чего хочешь.

Потому-то марксизм и является практическим оружием революционеров. Потому-то он и дает этим новым людям такую власть над событиями. (Он позволяет, он уже позволил им сделать столько поразительных предсказаний!)

В былые времена для того, чтобы добиться успеха революционного выступления, – по крайней мере кратковременного, ибо длительный успех революции – это дело гораздо более сложное, – достаточно было быть храбрым. Однажды Бласко Ибаньес, этот милый и великодушный мнимо-великий человек, с глубоким вздохом сказал мне, как он огорчен, что прошли те времена, когда довольно было выйти на улицу во главе кучки решительных людей, чтобы опрокинуть власть. Теперь же появились пулеметы, – и баррикады превратились в картон. Ремесло революционера испорчено, и ему, Бласко Ибаньесу, оно опротивело.

Пулеметы, конечно, есть, но не по одной этой причине старый добрый революционный сценарий превратился из реалистического в романтический и вообще стал никуда негодным. Дело в том, что теперь требуется революция совсем другого размаха и охвата, а не политические скетчи, в результате которых до сих пор так часто одна дюжина министров получает портфели вместо другой, а все остальное остается по-старому, меняются одни этикетки. Совсем иного требуют теперь общие интересы, с нетерпением выжидающие в недрах вселенной своего часа.

Марксизм освещает глубины и показывает необходимость великих и разумных переворотов в современном обществе, он дает надежные законы их подготовки и свершения. Марксизм – это вовсе не собрание сложных принципов или заповедей, которые надо заучивать наизусть, как грамматику или коран (а именно так склонны думать о марксизме те, кто его не знает). Марксизм – это метод. Он прост. Это – метод интегрального реализма. Поляризация всех идей, устремление всех усилий к твердой базе, к конкретной почве, к основе, – в противовес всяческому религиозному или абстрактному мистицизму вереницам призраков, соскальзыванию в пустоту.

Карл Маркс – это тот современный мыслитель, который обладал достаточно гигантским ростом, чтобы сдуть все облака с небес мысли. Его метод всегда побуждает нас восходить до причин и углубляться до крайних следствий, никогда не отрываться от действительности, тесно сливать теорию с практикой. Истина, реальность, жизнь.

Отныне социализм – это уже не туманная и сентиментальная мечта, в которой имеется ровно столько твердого, чтобы можно было разбить себе нос; нет, это – теория, планирующая на будущее разумные потребности всех, теория, над осуществлением которой должен честно работать каждый. Марксизм ведет к изменению существующего порядка вещей. Он расчищает и освобождает перспективы, он позволяет видеть настоящее и будущее. Марксизм – это конкретная мудрость, естественно толкающая нас к двойной работе: разрушения и созидания.

Концепция марксизма научна. Она сливается с научным мировоззрением. Революционер всегда остается проповедником и бойцом, но, прежде всего, – он ученый, вышедший на улицу. И вообще все ученые в мире, сами того не зная, занимаются марксизмом, также, как господин Журден, сам того не зная, всю жизнь говорил прозой.

Критическое понимание общества – вот что воспитывает в честном человеке революционера, а не злобное, яростное или великодушное увлечение, вернее, не только увлечение. Это – увлечение, пронизанное расчетом. Социальная несправедливость – это орфографическая ошибка. Всякая ошибка по природе вещей стремится к своему исправлению, но человеческий разум должен ускорять это органическое самоисправление путем предвидения. Увидев истину, можно потом бороться за ее воплощение со всем пылом, на какой только человек способен. Но, прежде всего, – разум. Чувство – драгоценный двигатель, но оно должно идти вслед за разумом и повиноваться ему. Оно должно быть лишь слугою очевидности, ибо, будучи предоставлено самому себе, оно может стать и слугою безумия.

Мы только улыбаемся, когда узнаем, что года два назад немецкий писатель Эмиль Людвиг спросил Сталина: «Что Вас толкнуло на оппозиционность? Быть может плохое обращение со стороны родителей?»

Этот добрый Людвиг все еще твердо верит в старую догму обывательской премудрости: чтобы стать революционером, надо быть либо злым, либо озлобленным, либо, наконец, в детстве терпеть побои от родителей. Эта жалкая мудрость слишком ничтожна, чтобы быть обидной. Конечно, несчастье подталкивает вперед и отдельных людей, и массы, но революционер слишком далеко уходит по дороге коллективного прогресса, – он выше мелких «личных обстоятельств». Сталин терпеливо ответил Людвигу: «Нет. Мои родители были необразованные люди, но обращались они со мной совсем не плохо. Если я стал революционером, то только потому, что я нашел, что марксисты были правы».

«Принципиальная политика есть единственно правильная политика», – часто говорил и повторял Сталин вслед за Лениным. Вот основное положение, великая заповедь, при помощи которой можно, как говорит Сталин, «брать приступом … «неприступные» позиции». А главная пружина, движущая вождями общественного прогресса, есть вера в массы. Вера в широкие рабочие массы – вот лозунг, боевой клич, к которому наш вождь чаще всего обращается на протяжении всего своего пути. «Теоретики и вожди партий … – говорит он нам, – бывают иногда одержимы одной неприличной болезнью. Болезнь эта называется боязнью масс …». Вождь нуждается в массах больше, чем массы в вожде. Он учится у них больше, чем они у него. Как только вождь начал сторониться масс, с ним кончено, он погиб и для победы, и для дела.