Страница 109 из 140
Михаил Темрюкович убегает, Иван надевает кафтан.
Жена, подай саблю.
Марья. Государь, кольчугу надень.
Иван. Не надо. Набат слышишь? Не одному мне Курбский письма прислал. Завтра с Лобного места поговорю с Москвой опричь[191] всего… Опричь всего… (Отрывает от себя руки Марьи.) Ложись, да не спи, – жди, вернусь.
Картина восьмая
Лобное место на Красной площади. За кремлевской стеной, покрытой дощатой деревянной кровлей, видны купола соборов и золоченые, луженые, причудливые крыши деревянных дворцов. Зимний день В морозной мгле висит красноватое большое солнце. Слышны хриплые звуки костяных рогов и протяжные голоса бирючей. Стекающийся отовсюду народ не виден, так как пригорок Лобного места значительно выше площади. У подножья Лобного места похаживает Федор Басманов. Он в черном кафтане. На ножнах сабли висит большая кисть в виде метлы.
Голос первого бирюча. Закрывай лавки, бросай торговать, государь сказал идти на Лобное место!
Голос второго бирюча. Мужики деревенские, люди слободские, посадские, айда на Лобное место!
Голос третьего бирюча. Князья, бояре, окольничие и всяких чинов дворцовые и приказные люди, идите на Лобное место!
Басманов (поманивает вниз – туда, где шумит толпа). Поближе, поближе, торговые люди, ничего не бойтесь, – самые добрые – выходите по одному.
Купцы и за ними ремесленники поднимаются на пригорок и кланяются Басманову.
Первый купец. Купец скобяного ряда, Шестопалов, где стать-та?
Басманов. Колпачком прикройся, кушачок отсунь, стой весело.
Первый купец. Да уж как можем…
Второй купец (с лицом и бородой, как пишут на иконах). Мы – купцы Алексеевы, нитошники, канительщики.
Басманов. Эва, какой ты старый.
Второй купец. Бяда! Татарское иго помню. А я еще ничего…
Первый ремесленник. Мы – оружейники с Арбата.
Второй ремесленник. Кожевенники от Мясницких ворот…
Басманов. Ремесленникам стоять отдельно.
Ругань, крики. Выбегает толстая румяная женщина в двух шубах и трех платках.
Купчиха. Как – зачем бабу вперед? Как – зачем бабу? Купчиха я добрая. Здравствуй, боярин.
Басманов. Здравствуй, печь.
Купчиха. Уж и печь! А я вправду, что – печь, на мне хоть блины пеки.
Басманов. Чем торгуешь, добрая?
Купчиха. Да что ты, батюшка! Да в обжорном ряду да я первая купчиха. Да ты ел ли пироги-то мои? Пресвятая богородица, да в лавке у меня, что хошь, спрашивай, и отказу нет, и ходить тебе больше некуда…
Первый купец. Расступись, народ, суконная сотня идет.
Третий купец. Кланяюсь тебе, боярин, – суконной сотни купец Калашников.
Басманов. Живешь поздорову, Степан Парамонович?
Третий купец. Торгуем помаленьку.
Купчиха. Живем по-божьи: кто кого обманет.
Третий купец (строго). Вдова?
Купчиха. Вдова.
Третий купец. И видно, что бить некому.
Басманов (мужикам, которые подходят). Христиане, подходите, подходите, не бойтесь. Откуда?
Мужик. Мы – мужики из деревни Раздоры.
Басманов. А что высоко подпоясались? Али драться собрались?
Мужик. Само собой – не для шуток народ сгоняют.
Крики, щелканье кнутов.
Басманов (кричит в ту сторону). Не пускай их близко! Князья, бояре, из саней вылезайте, идите пешие…
Скоморох (выскакивает из толпы, размахивает бумагой). А вот я – с челобитьем на нашего воеводу, большого боярина – такого-то доброго да милостивого, что зажили мы богато, есть стало нечего, скота много – две кошки дойных да мышь на сносе, медной посуды – крест да пуговица, а в огороде – репей да луковица.
Хохот. Вдали шум и ругань. Размахивая длинными рукавами, полами шубы, спешит князь Оболенский-Овчина, чтобы стать первым у Лобного места. За ним несколько бояр.
Оболенский. Куда хочу – туда еду, где хочу – там из саней вылезаю. Шубу на мне всю ободрали. Четыреста лет мы, рюриковичи, пешком-то не ходим. Обида!
Басманов. Князья, бояре и всяких чинов приказные люди, – становитесь по левую руку.
Оболенский. Это ты тут главный, Федька? Дожили! Он – лапотник – наверху, я – внизу… Обида!
Басманов. Вытрись платочком, князь, прохлади спесь, – лопнешь.
В толпе смех.
Оболенский. Сгинь, смерд! (Кидается на него с посохом. Бояре с приговорож: «Уймись, уймись», – оттаскивают его.)
Появляются княгиня Ефросинья и Владимир Андреевич, затем князь Репнин.
Ефросинья. Народу-то черного, подлого! Да кто их, страдников,[192] пустил к Лобному месту?
Владимир Андреевич. Недоброе государь задумал. Не уйти ли нам, любезная матушка?
Ефросинья. Ничего не бойся, стой кротко, – мать за тебя все сделает.
К ней подходит Репнин и – тайно.
Репнин. Человек найден.
Ефросинья (перекрестясь). Кто таков?
Репнин. Из немцев. На Варварке вино курил и пиво варил. Царь велел шинок его разбить. Оттого он зол.
Ефросинья. Достаточно ли зол?
Репнин. Мстить хочет.
Ефросинья. Надежен ли?
Репнин. До денег жаден. Ловок и увертлив.
Ефросинья. Здесь он?
Репнин. Вон – стоит.
Оболенский (боярам). В храм пресвятой богородицы нас никого, ближних, не пустили. Не хочет царь Иван с нами молиться богу. Не достойны! С кем же он обедню стоит? Сам-третей: он, царица да – тьфу! – третий с ним – поганый татарин, касимовский царенок, Симеон Бекбулатович…
Среди бояр смущение, ропот: «Несбыточно это… Небывало…»
Оболенский. У него на Воздвиженке на дворе стоят два десять кобылиц дойных. Симеон Бекбулатович кобылье молоко пьет и жеребячье мясо ест, а царь – его крестный отец – жалует его нам на бесчестье.
Перезвон колоколов. Люди снимают шапки, крестятся.
Басманов (народу). Царь и государь Иван Васильевич вышел!
На переднем плане – безмолвная сцена: Ефросинья и Репнин проходят мимо человека в кожаных узких штанах, в широкой бархатной куртке, в плоской шапочке с пером. Репнин кивает Ефросинье на человека, она улыбается ему, немец понимающе подмигивает и приоткрывает полу куртки, под которой у него спрятаны лук и стрела. Ефросинья роняет кошель. Немец быстро поднимает Мимо проходит Василий блаженный.
Василий (Ефросинье). Копеечку дай, дай, добрая.
Ефросинья. Нету, нету, нету ничего.
Василий. Все отдала, милостивая?
Репнин. У царя проси копеечку, ну – пошел, пошел… (Толкнул его.)
Василий. Пожалели бояре копеечки… Ох, ох!
В толпе ропот: «Не трогайте, не трогайте блаженного». Особенно громко зашумели мужики.
Мужик. Эх, боярин-ста, ты нашего не замай…
Первый ремесленник. Зачем толкаешь блаженного, ай разуму нет!
Первый купец. Иди к нам, Васенька.
Второй купец. На, божий человек, поешь просвирочку.
Василий (идет, взмахивая руками). Кыш, кыш, кыш. На куполах-то вороны, кыш! На крышах-то вороны, на деревьях-то вороны. Кыш! От вороньих крыл свету не видно… Кыш! Кыш!
191
Опричь – кроме.
192
Страдники – чернь, холопы, а также худородные дворяне.