Страница 36 из 36
20
Разбудил его пес, тычась носом и облизывая ему лицо. Гош, еще полусонный, пробовал спрятать голову, но быстро пришел в себя. Встал, с наслаждением потянулся. Солнце стояло уже высоко, и свет просачивался сквозь листву деревьев. Гош увидел, что спал на церковном крыльце, и вспомнил сон, который ему приснился ночью. Во сне он был сильным и говорил красивыми, гладкими фразами. Теперь от сна и ночи уже ничего не осталось. День начинался с такой уверенностью в себе, будто никогда не собирался кончаться.
Гош пошел на тихий шорох и обнаружил разбитый фонтан: вода слабой струйкой текла на каменные плиты двора. Он умылся и попил. Подумал о землянике, но, увидав на маленьких деревцах у фонтана зрелые апельсины, тут же про нее забыл. Плоды были небольшие, зато сладкие и сочные: сок так и бежал по подбородку. Осмотревшись, Гош обнаружил в саду крупный, с перепелиное яйцо, крыжовник, фиги, черешни и яблоки. Одни деревья только еще цвели, другие уже плодоносили — как вчерашняя земляника. Гош засмеялся, увидев на южной стене церкви тяжелые фиолетовые кисти винограда. Он рвал все без разбора, что-то съедал, а остатки сносил на крыльцо, пока там не собралась изрядная кучка. Впрочем, постепенно Гош терял интерес к этому занятию. Он бесцельно бродил в достающей ему до пояса траве, протаптывал извилистые тропки, но в конце концов вернулся к приоткрытым дверям церкви. Сорвал кисть винограда и, после минутного колебания, вошел внутрь. Внутри не было темно. Солнечный свет узкими лучиками пробивался сквозь маленькие, высоко расположенные оконца. Гош увидел серое от пыли пустое пространство, сверху замкнутое тяжелым сводом. Осмелев, он сделал еще несколько шагов и сразу же ощутил странный, сырой запах камней и времени. Это не была церковь — по крайней мере не такая церковь, какую он помнил по монастырю, где когда-то жил. Тут не было ни алтаря, ни боковых нефов. Только в глубине возвышалось что-то громоздкое и темное, напоминавшее стол. Гош нервно отправлял в рот виноградины и продвигался вперед, оставляя в пыли отчетливые следы. Достигнув середины огромного зала, он увидел нарисованные на стенах фигуры танцующих людей. Очень страшных. Худые, большие, костлявые, они держались за руки, образуя под сводом круг. Выпученные, затуманенные вихрем танца глаза таращились на него со всех сторон, словно завлекая в свой хоровод. Виноградная кисть выпала из руки Гоша, но он не осмелился за ней нагнуться. Однако не остановился, не поддался испугу. Продолжал идти к каменному столу. Сделав еще несколько шагов, понял: то, что он издали принял за четырехугольное возвышение, на самом деле — круглый сруб колодца. Узенькая лестничка на внутренней стенке вела вниз. Оттуда веяло теплом. Гоша тянуло к теплу. Он перебросил ноги через край колодца и начал спускаться.
Лестничка привела его в тесное жаркое помещение, освещенное бьющим из стен светом. Там не было ничего, кроме полки, на которой лежала большая книга в полуистлевшем деревянном переплете. Гош с поразительной ясностью понял, что нашел Книгу. Растерянно посмотрел наверх в поисках пути к отступлению или какой-нибудь помощи, но он был с Книгой наедине. Робко приблизившись, мальчик осторожно коснулся ее пальцами. От одного этого движения в воздух взметнулось густое облако пыли. Гош подождал, пока пыль осядет, а потом поднял Книгу обеими руками. Покачнулся от неожиданной тяжести. Ему захотелось как можно быстрее посмотреть, что там внутри. Сев у стены, он положил огромный том на колени. Набрал воздуха в легкие и с урчанием выпустил. Раскрыл Книгу и увидел бессчетное множество маленьких черных закорючек, выстроившихся в нескончаемые шеренги, будто войско, готовое к атаке. Перевернул страницу — то же самое. Нетерпеливо перелистывал страницу за страницей, но не находил ничего нового: все те же ровные ряды значков — словно темные россыпи песчинок, словно следы птичьих лапок, словно высыпавшийся осенью из лопнувших коробочек мак. Иногда его глаз натыкался на какие-то волнистые линии, непонятные рисунки — потом опять шли черные значки. Гош переворачивал страницы, наверно, не одну тысячу раз — такой огромной была Книга, — пока у него не зарябило в глазах. Тогда он с шумом ее захлопнул, и снова тучей взметнулась пыль. Может быть, он что-то проморгал, может быть, плохо смотрел? Вернувшись к началу, Гош принялся заново листать Книгу. Водил грязным пальцем по ручейкам строк, но ручеек кончался, а яснее ничего не становилось. Палец продолжал свой путь — опять без толку. Гош почти уткнулся носом в страницу, но только лучше разглядел шероховатости бумажного листа и каждую точечку, резко выделяющуюся на белом фоне. Он понимал, что для людей эти значки исполнены смысла. Вроде бы мертвые и неподвижные — но в них заключены движение и жизнь. Он видел людей с книгами и всегда удивлялся, почему при чтении так меняются лица. Что происходило в пространстве между плоскими мелкими значками и глазом? Какое свершалось чудо? Почему Книга не могла говорить прямо — голосом, картинкой, — почему изъяснялась знаками, которых он не понимал?
Гош ощутил острое разочарование, сменившееся гневом — такой ярости ему до сих пор не доводилось испытывать. Он закрыл Книгу и ударил по ней кулаком. От пыли запершило в горле, стало трудно дышать. Гош беззвучно зарыдал; слезы катились по грязным щекам и падали на сжатые кулаки. Постепенно плач набирал силу, которая бралась откуда-то из живота, из рождающегося голоса. Голос заглушил рыдания: Гош во второй раз закричал. Но сейчас его крик не напоминал вой. От вчерашнего воя этот крик отделяла История. Между вчера и сегодня лежали тысячелетия страха и боли, одиночества и надежды. Там были безумства войн и устремленные к небесам глаза. Там были толпы, ожидающие в ночной темноте Учителя, и изодранные ветрами паруса судов, отправившихся на захват новых земель. Кричали в родовых муках женщины, и кричали мужчины на полях сражений. Крик исполнялся значения, и в нем Гош вдруг обрел себя. Ему пришлось замолчать, чтобы убедиться, как весома тишина. Он сидел со стиснутым горлом, начав наконец постигать изначальную разницу между звуком и тишиной. Потом положил Книгу на место и выбрался из колодца. И тут его увидели нарисованные на стенах лупоглазые пляшущие скелеты.
— Я — Гош, — сказал им Гош и поднял с полу виноградную кисть.
21
Гош не столь важная фигура в этой истории. Как, впрочем, и все иные появляющиеся в ней персонажи. Да и сама история, по сути, не так уж важна. Кому интересен ведущий к цели путь, если сама намеченная цель не достигнута? Попытки не запоминаются — помнятся только свершения. И все же хочется сказать несколько слов, оправдывающих описание этого пути. Книга до сих пор лежит там, где ее оставил Гош. Всегда может случиться, что кто-нибудь ее наконец найдет и принесет в мир, — тогда уж наверняка писать будет нечего и незачем.
— Гош, — сказал в саду Гош своему псу. — Я — Гош.
Пес склонил набок голову, приглядываясь к мальчику. Присел на задние лапы и залаял. Мальчик снял куртку. Нарвал и бросил в нее яблок и апельсинов. Потом отыскал длинную палку, привязал к ней узелок. Закинул его за спину и, не оглядываясь, начал взбираться по ступенькам.
Наверху шел снег, медленно засыпая тело Маркиза. Мальчик вложил ему в руку самое большое яблоко. Стеклянные глаза Маркиза утратили свой цвет, но все еще всматривались в то место, где земля таинственным образом соединяется с небом. Гош не захотел отнимать у него это зрелище. Он только помнил, что мула нужно освободить от поклажи. Потом тепло оделся, закинул на плечо палку и, осторожно ступая по краю пропасти, направился туда, откуда пришел.