Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 25 из 118

И тут снова вставал главный вопрос: какую же позицию занимают Кремль и МИД в отношении этого, стратегически важного для России региона? Мы уходим из Приднестровья и миримся с тем, что непризнанная республика возвращается в лоно Молдовы, или тут идет сверхсложная, умная и тонкая дипломатическая игра, в результате которой неминуемо победят интересы Москвы?

Но бесполезно искать бриллианты на куче битого бутылочного стекла. А Кишинев продолжал немилосердно давить на Кремль и МИД, требуя немедленного вывода наших войск с иностранной территории. Будто между Россией и Молдовой и не было Договора, в котором черным по белому значилось, что вопрос о выводе 14-й армии будет решаться только синхронно с политическим урегулированием проблемы.

…Руководитель Оперативной группы российских войск в Приднестровье генерал-лейтенант Валерий Евневич с утра до вечера пропадал на железнодорожной станции Тирасполя, стремясь во что бы то ни стало вытолкнуть в Россию еще один эшелон с инженерной техникой своей группы. Отправка эта имела пропагандистский характер — вскоре должно было состояться очередное заседание Совета Европы в Страсбурге. Именно в тот момент Москва гоняла телеролик, на котором российский воинский эшелон уползает из Тирасполя…

Вопреки мрачным ожиданиям, Тирасполь весьма благосклонно отнесся к вывозу нашей инженерной техники из ПМР. Никто, как было обещано, на рельсы не ложился. Приднестровцы были очень довольны тем, что русские оставляют им понтоны, на которые давно претендовал Кишинев. Хотя по соглашению между Москвой и Кишиневом, наследство бывшей 14-й армии распределялось следующим образом: 65 процентов оставляла за собой Россия, 35 предполагалось передать Молдове. И это правило соблюдалось: треть ненужного Оперативной группе «багажа» оставалось там же, на территории Приднестровья. Когда генерала Евневича однажды спросили о том, как все это будут делить между собой кишиневцы и тираспольцы, он ответил:

— Это их внутреннее дело.

Но в Генштабе по-прежнему остерегались, чтобы не начались вооруженные схватки между молдаванами и приднестровцами за войсковое имущество. Военный советник главы администрации Приднестровья Игорь Кицак и слышать не хотел о возможной передаче какой-либо части техники и вооружений Молдове. «Ни одного винтика Кишинев не получит», — твердо сказал он. Еще один аргумент: Молдова-де получила от России приличный кусок пирога: боевую технику, вертолеты, самолеты, оружие, когда российские войска уходили из правобережной части республики.

Все это не сулило Москве ничего хорошего. И хотя Кишинев молчал, у нас в Генштабе прекрасно понимали, что это молчание временное. Все равно молдаване будут требовать свое. А за их спиной — румыны и уже давно приценивающиеся к Молдове натовцы. Вероятность нового вооруженного конфликта остается по-прежнему высокой. Кто же тогда и какими силами будет гасить его? Но уж никоим образом не генерал Евневич, который, блестяще выполнив задачу по сворачиванию армии, к тому времени, возможно, будет уже занимать высокую должность в Москве…

Размышляя о судьбе Евневича, я думал и о другом: во времена Ельцина в армии появился клан генералов, которые считались «своими» для Кремля — явление весьма опасное для единого военного организма государства. Опасное прежде всего потому, что высшая власть, начиная с 1992 года и до нынешнего времени, не имеет стопроцентной опоры в военной верхушке. Лояльность одной части высшего генералитета, купленная властью за счет «прикармливания» его должностями и званиями, неминуемо порождает явное или скрытое недовольство другой части и ведет к расколу в армии.

Осенью 1995 года Россия предложила Кишиневу изменить статус своих войск в Приднестровье. Суть заключалась в том, чтобы вывести из ПМР наш миротворческий контингент, а его функции передать мотострелковой дивизии из состава Оперативной группы.

Судя по этой инициативе, Москва уменьшала свое военное присутствие в регионе. Там на короткое время появился советник президента по национальной безопасности Юрий Батурин, который проявил большую заинтересованность тем, как подрываются старые снаряды.

Вскоре после этого заместитель Главкома Сухопутных войск генерал-лейтенант Александр Соколов был откомандирован в Кишинев для переговоров с молдаванами.

Предложение России укомлектовать свои миротворческие батальоны военнослужащими Оперативной группы войск РФ в Приднестровье, привезенное из Москвы генералом Соколовым, сразу вызвало бурный протест у молдавской стороны. У молдаван было несколько возражений. Первое: миротворческие силы должны формироваться только из специально подготовленного контингента. Второе: миротворческие силы не должны включать представителей конфликтующих сторон. Третье: предложение Москвы противоречит достигнутым договоренностям сторон (от 21 октября 1994 года) о выводе российских военнослужащих с территории Молдовы.





Соколов уехал из Молдовы ни с чем. Но Запад продолжал активно давить на Москву и требовать от нее быстрее вывести свои войска, а не прибегать к различного рода ухищрениям. Особенно преуспевали в этом румыны и американцы.

В декабре 1995 в арбатских кабинетах часто можно было слышать разговоры, что ни МИД, ни руководство Минобороны РФ уже не знали, как подступиться к этой проблеме, если на ее решение бросали второразрядного генерала. Поскольку Кишинев упорно продолжал гнуть свое, в начале января 1996 года делегация МО и ГШ отправилась в Кишинев и Тирасполь, чтобы в очередной раз попытаться хоть как-то сбить остроту проблемы пребывания наших войск в ПМР.

Но что могли сделать эти люди (несколько генералов и полковников), наделенных мизерными правами и смутными полномочиями? Трудно ожидать успехов там, где завалы проблем нагромождают политики, а разгребают их военные. Такой подход в России стал почти системой. Он и приводит к тому, что впереди дипломатов начинают идти танки…

Весьма похоже, что при вялости и неопределенности российской внешней политики (в том числе и военной) мы вскоре будем вынуждены покидать выгоднейший плацдарм в Приднестровье. Вывод наших войск оттуда в Вашингтоне все чаще связывают с требованием соблюдать договоренности в рамках партнерства с НАТО и положениями Основоплагающего акта, который был подписан Ельциным в мае 1997 года в Париже.

Все более крепнущая дружба Молдовы с Североатлантическим блоком и перспективы полномасштабного принятия Румынии в НАТО не сулят нам ничего хорошего.

Есть и еще один важный аспект: поддержка России Западом все жестче увязывается с требованиями к Кремлю дать «определенные обещания» выполнить те или иные условия в сфере внутренней и внешней политики. И нельзя исключать, что требование раз и навсегда решить приднестровскую проблему, убрав оттуда все российские части, может быть одним из них.

Российским историкам еще предстоит написать много сенсационных статей и книг о том периоде, когда в годы правления Ельцина Россия нередко шла на военно-политические уступки Западу только потому, что от размеров его финансовой помощи зависела устойчивость режима.

За многие годы службы на Арбате у меня сложилось убеждение, что после выдворения Лебедя из Тирасполя наша военная политика в ближнем зарубежье нигде не проводилась с такой беззубостью, непоследовательностью и преступной авантюрностью, как в Приднестровье. Некоторые наши политики, наведывавшиеся в регион, словно соперничали меж собой в принятии решений, которые не укрепляли, а ослабляли там позиции России.

Например, еще в 1994 году Россия подписала с Молдовой договор о синхронизации политического урегулирования в регионе с выводом наших войск и вывозом техники и боеприпасов. Но этот ключевой принцип самой же Москвой был откровенно проигнорирован. О каком политическом урегулировании можно было говорить, если уже шел 99-й год, а диалог между Кишиневом и Тирасполем по-прежнему был похож на общение слепого с глухим.

Президент Молдовы Петр Лучинский:

— Приднестровье должно рассматривать себя частью Республики Молдова.