Страница 68 из 70
– Стрелка! – проорал мне высунувшийся из бокового окна капитан и, кивнув в сторону взорвавшейся цистерны, красноречиво покрутил пальцем у виска, давая мне понять, что ему, видимо, понравилось.
Ждать, пока тепловоз полностью затормозит или ожидающий в тридцати метрах впереди бэтээр снова откроет огонь, я не стал. Заорав в ответ: «Столкни его и сдай назад!», спрыгнул на ходу, тут же кувыркаясь в сторону и распластываясь на земле. Тепловоз, больше уже не притормаживая, величественно проплыл мимо, неумолимо приближаясь к препятствию.
Механик-водитель, как я и надеялся, правильно истолковал происходящее, здраво рассудив, что останавливаться тепловоз не собирается и тринадцать бэтээровских тонн – слабая преграда для сотни тонн железнодорожных, стальная махина просто-напросто столкнет его со своего пути или потащит перед собой. Выхлопные трубы плюнули облачками черного дыма, и бэтээр поспешно сдал назад, истерически грохотнув в упор из пулеметов – неожиданный маневр сбил оператору прицел и отвлек прячущихся за ним солдат. Вот теперь пора!
Еще пару раз перекатившись, я вскочил на ноги и по прямой рванул к бэтээру, стараясь поскорее оказаться в мертвой для стрелков зоне. Добежал – по мне даже почти не стреляли – и, не теряя ни секунды, ухватился за поручень, с разгону заскакивая на крышу продолжающего пятиться задом бронетранспортера: ничего более умного мне в голову не пришло. Впрочем, надолго я наверху задерживаться не стал: полоснул длинной очередью вдоль борта и с последним сожженным патроном сиганул вниз, обрушиваясь на головы ничего не успевших понять солдат. Проблема оружия меня не волновала – автомат, даже с пустым магазином, в умелых руках не менее опасен и смертоносен, нежели с полным…
Везуха закончилась в тот самый момент, когда я, отмахнувшись автоматом от одного из не попавших под мою очередь противников, пропустил простейший в общем-то удар. То есть не то чтобы «пропустил», скорее «подставился», совсем позабыв про оставшийся в затормозившем наконец бэтээре экипаж. Результат не заставил себя ждать – меня до невозможности пошло ударили в спину прямо из раскрытого десантного люка, возле которого я имел неосторожность находиться в тот момент.
Слабое, конечно, утешение, однако сознания я все-таки не потерял, просто грохнувшись лицом вниз возле высоких бэтээровских колес и тут же получив носком тяжелого солдатского берца по ребрам и еще разок прикладом – сверху. Обидно, очень обидно и непрофессионально, особенно если учесть, что к этому моменту я в той или иной мере (в смысле, что некоторых только ранил), расправился уже практически со всеми на свою беду прикатившими в бронетранспортере солдатами.
А в следующее мгновение я понял, что все-таки провалил задание. Обладатель тяжелых кирзачей отскочил на несколько шагов и, вскинув автомат (далеко, ой далеко, при всем моем желании – не достану; и Серега ничем помочь не сможет – меня от него полностью закрывает приземистый корпус бронемашины), нажал на спуск – полученные от майора инструкции, похоже, не предполагали моего пленения.
Однако выпущенная по мою душу очередь оказалась какой-то странной. Сначала негромко хлопнул одиночный выстрел, тут же потонувший в привычном грохоте переведенного на автоматический огонь «калаша». Что сие может означать, разбираться я не стал. Едва осознав, что пули не рвут, орошая кровавыми брызгами запыленную резину колес, мое бренное тело, рванулся, выхватывая из-за голенища нож, и швыряя его в стоящего справа противника. Того, что стоял левее, я достал ногой, а своего несостоявшегося палача – прикладом автомата, который так и не выпустил из рук. Подхватив с земли оброненный кем-то АК, резко обернулся, короткой очередью срезая высунувшегося из люка «мазута» – того самого, что своим предательским ударом едва не угробил весь мир, – и лишь после этого взглянул в сторону, откуда раздался спасший меня одиночный выстрел.
В нескольких метрах от бронетранспортера медленно опускался на колени паренек-патрульный, словно по наитию спасенный мной в винницкой лесопосадке и сейчас сторицей возвративший этот тяжкий долг… В одной руке он держал пистолет, вторую прижимал к разорванной автоматной очередью груди, а. избитое лицо было повернуто в мою сторону. Он смотрел прямо мне в глаза, но – удивительное дело! – я не видел в его взгляде ни боли, ни страха. Его глаза, в отличие от первой нашей встречи, были живыми! А сам он умирал…
Так продолжалось лишь несколько коротких секунд; затем губы раненого дрогнули, и я разобрал в этом коротком движении его последние слова: «Спасибо тебе…» Парнишка покачнулся, из последних сил пытаясь устоять на коленях, однако не сумел и ничком упал на горячий от солнца и крови бетон. «И тебе…» – эхом повторил я, отворачиваясь. Мне надо было спешить: тепловоз был уже в десятке метров перед стрелкой, да и в бэтээре за спиной по-прежнему оставался опасный враг. Подав высунувшемуся из кабины Сереге знак «внимание», направленный в сторону бэтээра, разбираться с уцелевшими членами экипажа которого у меня времени не было: если что – капитан прикроет, не маленький, я затрусил к злополучной стрелке, задержавшись лишь на один миг, чтобы поднять с земли тубус так и не использованного против нас РПГ.
Через несколько секунд я уже был на борту вновь набирающего скорость тепловоза – до защитного купола, скрывающего под своими непробиваемыми сводами самую страшную тайну человечества, оставалось всего полторы сотни метров…
– В общем, как въедем внутрь – я к Маятнику, а ты – вали все, что будет двигаться. И, на всякий пожарный, помни про эту хренотень с временным откатом, гут? – закончил я краткий инструктаж, глядя через небольшое оконце на стремительно приближающийся красно-белый шлагбаум, сразу за которым начинался спуск к куполу. – Все понял?
– Понял, не дурак, – мрачно буркнул капитан, приседая под стенку кабины и поудобнее ухватываясь за поручень здоровой рукой. – Ты это… давай, майор, держись покрепче – сейчас тряхнет.
– Угу. – Капитанский совет был вовсе не лишним: тепловоз, конечно, штука серьезная, но неизвестно еще, какие у них там внизу ворота. Если такие же броне-плиты, как на входе в бункер, то удар, будет действительно неслабым. Представив вход в бункер, я вспомнил и спасшего меня патрульного, ухитрившегося незаметно выбраться наверх и решившего зачем-то идти за нами. Имени его я так и не узнал, да теперь и не узнаю. Но все равно, спасибо тебе, парень, ты ведь и сам не знаешь, что совершил…
Бросив в окно последний взгляд – до столкновения оставалось лишь несколько секунд, – я присел рядом с Сергеем, прижавшись спиной к перегородке, отделявшей тесную кабину от дизельного отсека. Каким бы сильным ни был удар, сдвинуть с места многотонную силовую установку ему вряд ли окажется под силу. Самое ценное наше приобретение – гранатомет РПГ-22 – я аккуратно положил на колени и покрепче обхватил свободной рукой: переводить уже взведенную «трубу» из боевого положения обратно в походное[34] я не стал в целях экономии времени, не зная в то же время, как она перенесет грядущее столкновение – не хватало еще пальнуть ненароком!
Больше в кабине никого не было – пацана-машиниста, как только он как следует разогнал локомотив, я собственноручно спихнул с тепловоза: сам прыгать он боялся, а лишних жертв после боя около стрелки мне не хотелось. Сам таран описывать не стану – со стороны это, наверное, смотрелось достаточно эффектно. Стотонный тепловоз, врезающийся на скорости под семьдесят километров в час в металлические ворота и неожиданно исчезающий под землей, однако ни я, ни капитан этого, как вы понимаете, не видели. Зато прочувствовали – и ощущения эти, скажу честно, были не слишком приятными: если шлагбаум и наружные ворота мы снесли, практически не ощутив этого, то удар по внутренним, все-таки бронированным, стал тяжким испытанием и для тепловоза, и для нас. Хотя бы потому, что последняя «дверца» оказалась цельной стальной плитой толщиной сантиметра три, а происходило все это действо в узком железобетонном тоннеле длиной всего метров тридцать…
34
Реактивный гранатомет РПГ-22 «Нетто» действительно может быть переведен из боевого (взведенного) состояния обратно в походное («на предохранитель», так сказать).