Чужая игра

Я поднялся с земли. Артист и Боцман встали рядом со мной — теперь мы все трое прикрывали друг другу спины. Кто-то считает — пассивная позиция. Я повторюсь: драться не входило сейчас в наши планы, как бы ни чесались у нас кулаки. Нашей целью была оборона.

А дальше началось то, что началось. Откуда-то сзади, из-за пригорка, выскочила еще одна машина — «Жигули» — и точно так же, как и «Волга», окутав нас клубом пыли, резко затормозила перед самым брезентом с разложенной на нем едой и посудой. Из машины вылезли еще пятеро.

— Боцман, — шепнул я, — только не перебарщивай...

Начать махаловку спровоцировал их Артист.

— Эй, ты, поосторожнее там! — сказал он одному слишком резвому «чеху», наступившему на наш стол грязным сапогом.

А спустя мгновение бородач пнул наш котел с ухой ногою, и когда она, аппетитно паря в воздухе, разлилась по брезенту, это послужило сигналом перестать изображать удивление от неожиданного визита, а начать действовать: ведь такого хамства настоящий мужчина прощать не может, потому что после такого любые разговоры — всего лишь бесполезное занятие.

Я ринулся на ближайшего же бородача и, не мудрствуя лукаво, провел левый отвлекающий, а когда «чех» немного сдвинулся в сторону, без особого усилия влепил ему правой прямо в солнечное сплетение. Но влепил качественно: чеченец захрипел, согнулся в три погибели, затем упал на бок и покатился по земле к брезенту, давя приготовленную нами закуску. Пока первый падал, я успел достать боковым ударом локтя в челюсть второго противника. Его голова мотнулась, широко разбрызгивая кровавую слюну, он дико завыл, отступая от меня назад, и мне стоило большого усилия сдержать себя и не добить его до конца. На меня уже летели еще двое. Но это ничего, главное, что они пока не схватились за оружие. В чем тут дело? Не успели еще сообразить, что к чему? Не ждали отпора? Или среди них нет настоящих вояк, а так — одни пастухи, как любит говорить генерал Шаламов?

Я увидел краем глаза, как Боцман схватил за шкирку одного из нападавших и с размаху въехал лбом ему в рожу. Тот упал, и Димка потянулся за следующим. Семен, крутясь как юла между трех нападавших на него чеченцев, устроил целое представление, развлекая себя, раз не имел права оттянуться по полной: он умудрялся отбивать удары всех троих и одновременно наносить им довольно ощутимые, обидные удары — в нос, ниже пояса...

Среди чеченцев, как правило, не встречалось хороших рукопашных бойцов, это я знал по своему боевому опыту. Они могли хорошо знать различные виды стрелкового оружия и отлично стрелять из него, некоторые из них неплохо разбирались в подрывном деле; единицы владели холодным оружием и всеми теми штуковинами, которые использует в своей работе спецназ, ну а в единоборстве они, конечно, нам явно уступали. Да в принципе им это умение не было нужно: им хватало умения сбить «стингером» или «иглой» вертолет, подбить из РПГ танк или бээмпэшку, поставить фугас, снять зазевавшегося солдата из снайперской винтовки или умения владеть своим «калашом» не хуже, чем столовой ложкой... Даже пресловутым профессионалам-наемникам, которые со всего мусульманского мира съезжались на заработки в Чечню, далеко было до настоящих диверсантов, какими были мы. Поэтому, положа руку на сердце, нам троим не составило бы труда справиться с десятком пусть даже и вооруженных «чехов», если бы не та задача, которую мы перед собою поставили.

Так что приходилось себя сдерживать: я, к примеру, каждый раз, когда мог навечно вырубить любого из своих противников, или останавливал уже идущий в цель удар, или просто не наносил его, уходя в глухую защиту.

Видя, что нарвались на серьезное сопротивление, нападавшие решили изменить свою тактику. Они отступили на несколько шагов и встали вокруг нас полукругом, перекрыв нам возможность отхода к моему стоящему неподалеку «патролу». Все это они проделали в абсолютном молчании. Слышно было только мычание одного из них — того, кого приложил, насадил на калган, как говорили раньше дворовые специалисты, Боцман. Видимо, он сломал ему нос. Один из бородачей нырнул в «Волгу» и появился оттуда, держа в руках какой-то продолговатый предмет, похожий на толстое и короткое ружье. Я знал эту штуку: такие ружья на Западе используют егеря, чтобы ловить дичь; в напоминающем гранатомет стволе размещается капсула с прочной капроновой сетью три метра на три. На тыльной стороне капсулы — небольшой пороховой заряд, позволяющий выстреливать эту сеть метров на двадцать — тридцать. После выстрела капсула разваливается, сеть расправляется в полете и накрывает того, на кого было направлено ружье. При определенной сноровке такое ружье может быть чрезвычайно эффективным.

Что и было нам продемонстрировано. Ну что ж, мы ведь знали, на что идем. Первой жертвой стал я. Меня накрыло сеткой, и она сковала мои движения почти полностью. Единственное, что я мог, топтаться на месте, пытаясь достать висящий у меня на поясе нож, чтобы разрубить им путы. Но пока я топтался, меня, беззащитного, сбили с ног. Боцман и Артист еще отбивались от нападавших, стремясь прийти ко мне на помощь, но бородач перезарядил свою пушку — и моя участь постигла сначала Боцмана, а потом и Артиста, который, впрочем, успел хорошо достать двоих боевиков. Связав и от злобы испинав ногами до бессознательного состояния, нападавшие побросали нас в багажники машин и, как я и планировал, отвезли туда, где мы встретили наших друзей и откуда, как я уже рассказывал, сбежали на белом джипе хозяина виллы.

Как позже выяснилось, Док и Муха сразу поняли, что судьба вынесла их на боевиков — но, увы, это знание помочь нашим ребятам никак не могло...

Муха под сочувственным взором Дока стоял у витрины небольшого придорожного магазинчика на развилке и с сомнением разглядывал лежащий перед ним хлеб, по которому лениво ползали жирные, одуревшие от майского солнца мухи.

— Давно он у вас лежит? — наконец спросил Муха у продавца.

— Кто, хлеб-то? Не бойтесь, хлеб свежий, сегодняшний, — усмехнулся продавец и нехотя смахнул мух с ближайшей к окошку буханки.

Пока Муха философски прикидывал, стоит брать такой хлеб или лучше обойтись совсем без него, Док бесцельно бродил вокруг ларька, рассматривая местные достопримечательности. Вообще-то таковых здесь не наблюдалось: и влево и вправо тянулась волжская степь, правда в это время уже покрывшаяся зеленью и разноцветьем. Кое-где степные равнины пересекали весело зеленеющие лесополосы.

Вот этим-то пейзажем и любовался Доктор, когда к развилке подкатил КамАЗ. Шофер остался сидеть в кабине, а из грузовика показался плечистый кавказец в черной турецкой кожанке и, грубо отодвинув плечом невысокого Муху, навис над окошком — ему нужны были сигареты. Муха недовольно поморщился, но возмущаться не стал — перетерпел, помня, что уха уже готова и дело лишь за ними с Доком, то бишь за хлебом. Док, заметив возникшее возле ларька перемещение, подошел к Мухе, чтобы быть к нему на всякий случай поближе. Обходя КамАЗ, он машинально, по старой разведческой привычке, скользнул взглядом по задравшемуся от встречного ветра чехлу грузовика — и то, что мелькнуло у него перед глазами, заставило его остановиться. Он, оглядевшись по сторонам, подошел ближе к борту и, стараясь сделать это как можно незаметнее, распахнул чехол и заглянул в глубину кузова. На это у него ушла буквально секунда, но Доку и ее было достаточно. Он с задумчивым видом подошел к Мухе.

— Док, как думаешь, этого хватит? — Муха показал охапку купленных им буханок.

— Под уху все уйдет... — занятый своим, пробормотал Док и схватил Муху за рукав. — Погоди ты с хлебом, Олег, надо бы тут одну вещь прояснить... — Док оглянулся на грузовик. — Эй, постой! — окликнул он идущего к КамАЗу кавказца с сигаретами.

— Ну ты даешь, Док! — удивленно сказал Муха. — Какая вещь? Ребята ведь ждут!

— Подождут!.. — отмахнулся Док и, видя, что кавказец остановился на его оклик, хищно двинулся к нему.

Муха, сокрушенно покачав годовой, понес хлеб к «жигуленку» — случись что, не стоять же среди заварухи с буханками в руках, верно?