Страница 124 из 136
— Товарищ Чапай, разрешите обратиться?
— Чего тебе? — На сегодня он был сыт моими обращениями по горло.
— Может, нам лучше на сборку кого-то из баб поставить? Чару или Куру?
У них руки тоньше, пальцы ловчее и аккуратнее. Боюсь, Барсик всю резьбу винтикам сорвет.
— М-да? Не знаю, не знаю.
— Товарищ Чапай, а у вас ее фото с собой есть? — неожиданно выпалил я.
И он знакомо ощерился. Вот удивительно одинаковый у них в эти мгновения был оскал. Будто их к нему специально приучали.
— А как же! Хочешь посмотреть?
— Так точно, хочу.
— Ну смотри. Только недолго.
Но смотрел, конечно, большей частью он сам. Уставился, как влюбленный кролик на сытого удава. Девка и в самом деле казалась на снимке сытой до отрыжки. Мне стало очень интересно, на кого же тогда замкнули ее саму? У Чары — Зои Катковой был снимок, естественно, Каткова, а у Куры — Ларисы — тоже Девки.
Она, показав мне его, спросила, как у проверенного боевого товарища:
— Как думаешь, кого мочим?
— Ума не приложу, — поосторожничал я. И тут прорезался Чубчик, улыбчивый, казацкого вида парень, который до этого прислушивался к нам, пыхтя над установкой снаряда в направляющих. Родич Шмелева явно не учел, что собирать всю его музыку будут не посреди лаборатории. Сырая конструкция, сырая.
— Вазиани это, — кивнул он на полосу. — Старая запасная полоса.
Основная, где наша база, — вон там, за горкой.
Мы переглянулись с Ларисой и уставились на Чубчика, давая понять, что название нам ничего не говорит. Плюс разношерстной команды в том, что каждого судьба по своему маршруту носила — суммарный опыт больше. А для Катка хорошо, что если исчезнут люди, — там, дома, никто между их исчезновениями связи не обнаружит. Чубчик, уловив наше недоумение, объяснил понятнее:
— Тбилиси это. Грузия.
Ох, е... Мог ведь и сам я догадаться — по участию во всей этой бодяге Каткова. Ему, видать, мало показалось тех давнишних саперных лопаток...
— Ты смотри, — небрежно сплюнула Лариса, — жалко мужика.
Как будто она уже стояла возле гроба объекта. Но гадать действительно было не о чем. Шансов Каток и его наниматели-спонсоры Шеварднадзе не оставили. При такой ораве, которую они собрали, им лишь бы до огневого рубежа добраться. Я видел, как они оружие пристреливали. Не новички. И повадки такие...
Пожалуй, мне не то что в нынешнем состоянии, но и в лучшие свои дни больше, чем с двумя, наверно, и не справиться...
Если и в первой группе такие же — быть сваре за грузинский престол...
Врать не буду: созрел у меня один планчик... Правда, профессионал меня поймет: жалко было задумку Катка портить. Страсть хотелось посмотреть, как дело пойдет и чем кончится. Кто знает, месяца три назад, может, и я бы на такое дело да за такие бабки тоже с удовольствием бы подписался.
Но сейчас не судьба. Все за меня, окончательно и бесповоротно, решил Он. Руками заговорщиков.
Каток ведь сам, своей попыткой использовать меня втемную в деле купли-продажи оружия, лишил меня всякого выбора. Снаряды-то эти, два оставшихся, я нейтрализовал еще в гараже продавца. Навестись-то они еще, может, и наведутся, только вот взлететь — ну никак. Вот этому — саботажу с ракетными запалами — меня действительно учили. А вот восстановлению их после собственных шкодливых ручонок — нет. Признаться в порче ценного оборудования я не мог: в этом случае я сразу, мгновенно, становился Каткову совершенно не нужен.
Короче, у Него осечек не бывает. Если уж Он решил, что кому-то невпротык, то рыпаться — пустые хлопоты. Кому пришел срок — тот и на арбузной корке шею сломает. А кому еще жить, того и ПТУРСом не возьмешь.
Я ума не мог приложить, как бывший политбюрошник выпутается на этот раз, но, похоже, Он пока на его стороне. Да и мне ведь тоже, спасаясь самому, придется волей-неволей спасать и его. Потому что идти в тот лесок с неисправными снарядами — для меня однозначное самоубийство. Даже если бы они и отказались от идеи с поросенком, тут же бы опять о ней вспомнили. Но непонятно: на кой Катку и его нанимателям через мой труп след на Россию выводить? Доказать, что я в подготовке покушения участвовал, — нечего делать. Сам купил, сам привез, сам продемонстрировал. Не удивлюсь, если, когда я с установкой возился возле Абрамцева, меня тайком фотографировали или даже на видео снимали. Но что это Катку дает? Политика. Хрен поймешь.
Обедали мы врозь: рядовой состав, то есть подчиненные вроде меня, — в большой комнате бункера, за тем столом, где карту города рассматривали, а начальство — Чапай с Катком и еще один подполковник-летчик — в маленькой комнате. Рядом с той, где я очнулся. Там же и все оружие хранилось до поры.
Внешне я продолжал выглядеть не очень. Поэтому, похлебав борщеца, решил, что самый момент попробовать внести здоровую ревность в сплоченный совместными трудами коллектив.
— Слышь, Чубчик, — позвал я тихонько. — А у тебя ее фотка есть?
— Ну! — ответил он, дожевывая.
— Покажи, а?
— Зачем?
— У меня-то нет, — пожаловался я. И это его растопило. Уж так ему стало жалко меня, обделенного, что он достал и показал мне снимок Девки, не выпуская, впрочем, из рук.
Я, естественно, понадеялся, что остальные отреагируют. Но такой реакции я не ожидал. Каждый достал свой снимок и, молитвенно жуя, уставился в него чуть ли не со слезами.
Никакой ревности, никакой драки.
— Лар, — позвал я сидевшую справа от меня Курбанову. — А тебе ничего, что у них тоже ее снимки?
— Кура, — дисциплинированно поправила она меня. — Называй по позывному. Марина сказала, чтобы мы их слушались, как ее.
— Понял, виноват. Кура, — поправился я. — Но разве не обидно, что она и с мужиками ну... Это?
— Это ее дело, — вздохнула Лариса. — Лишь бы она была счастлива.
— Ты ее любишь? — вырвалось у меня. Лариса мечтательно улыбнулась:
— Больше жизни.
И остальные тут же присоединились, вознося восторженную «молитву» за здравие и счастье своей коллективной ненаглядной.
Более жуткого и омерзительного зрелища мне видеть не доводилось. Они не были зомби. Ни капли. Я же видел, как азартно они стреляли, как разминались в спарринге, как сейчас, блестя от счастья глазами, каждый старался придумать самые-самые, свои собственные ласковые слова для описания и восхваления любимой.