Страница 4 из 88
2
Проблема пластиковых пакетов в том, что их удобные ручки искушают унести сразу слишком много. Делия об этом забыла. И вспомнила только тогда, когда у нее затекли пальцы. Подогнать машину к заднему крыльцу было невозможно, чей-то фургон закрыл проезд. На самом большом дубе красовался ржавый металлический знак, предписывающий парковаться на улице, однако люди имели обыкновение его игнорировать.
Делия подошла к парадному входу и двинулась мимо небрежно высаженных кустов форсиции. Это был большой обветшалый дом, коричневые черепицы на крыше пестрели плесенью, а из ставен кое-где выпали дощечки. У Делии не было другого дома, как и у ее отца, и по той же причине. Ее мать, уроженка Восточного побережья, умерла от отказа почки еще тогда, когда Делия была слишком маленькой, чтобы запомнить что-либо. Девочка осталась на попечении отца и двух старших сестер. Она играла в классики на паркетном полу в гостиной под разлапистой латунной люстрой, которая до сих пор напоминала ей гигантского кузнечика. Рядом, в кухне за стеклянными дверьми, отец осматривал пациентов, и замуж Делия вышла за его ассистента. После свадьбы она просто разместила вещи мужа в своей спальне, а когда у них родились дети, совершенно не удивлялась, если очередной пациент вдруг кричал: «Делия? Ты где, дорогая? Хотел узнать, как поживают твои чудесные крошки».
Кот, растянувшийся на нижней ступеньке заднего крыльца, осуждающе замяукал при ее приближении. Его короткая серая шерстка была примята каплями дождя.
– Я же тебе говорила, – ворчала Делия, впуская кота внутрь, – я же предупреждала, что трава будет по-прежнему мокрой.
Туфли промокли, когда она пересекала лужайку, и тонкие подошвы напоминали холодную бумагу. Делия сняла обувь и вошла в кухню.
– Привет! – обратилась она к сыну. Тот развалился в пижаме возле стола и, почти сползая со стула, намазывал масло на кусок хлеба.
Делия поставила сумки и сказала:
– Приятно видеть, что ты встал так рано!
– Будто у меня был выбор, – мрачно отозвался подросток.
Он был младшим ребенком и, как мать всегда думала, больше всех походил на нее (у сына были светло-каштановые волосы и бледное веснушчатое лицо с фиолетовыми тенями под глазами). Но в прошлом месяце ему исполнилось пятнадцать, и он сразу же стал напоминать Сэма – вымахал почти до одного метра восьмидесяти сантиметров, его острый подбородок внезапно стал более квадратным, а руки превратились в более мускулистые и «представительные». Даже в том, как он держал нож, было что-то новое.
И голос у него был как у Сэма: глубокий, но ровный, без намека на скрипы и всхлипы, – не такой, как у брата.
– Надеюсь, ты купила кукурузные хлопья, – сказал он.
– Нет, я...
– Ну, мам!
– Подожди, я расскажу, почему я этого не сделала – торопливо проговорила Делия. – Это очень смешно! Настоящее приключение! Я стояла в продуктовом отделе, думала о своем...
Сын напустился на нее:
– Попробуй рассказать это Рамсэю.
– Рамсэю?
– Это он меня разбудил. Ввалился в комнату под утро, а всю ночь провел со своей подружкой. После этого мне уже не удалось заснуть.
Делия переключилась на сумки с продуктами (понятно, куда клонит сын). Она начала рыться в покупках, словно в них могли появиться кукурузные хлопья.
– Ну дай я тебе дорасскажу мое приключение, – бросила она через плечо. – Откуда ни возьмись, появляется этот человек. Симпатичный. Он был похож на моего первого возлюбленного, Уилла Бритта. Не думаю, что я когда-либо рассказывала тебе об Уилле...
– Мам, – перебил ее, – когда ты позволишь мне переехать в гостиную?
– О, Кэролл...
– Никто из моих знакомых не живет в одной комнате с братом.
– Ну-ыу-ну. Множество людей в этом мире живут в одной комнате со всей своей семьей, – возразила она.
– Но не со своим пьяным братом-студентом. И не тогда, когда в доме есть свободная комната, прямо через коридор.
Делия достала коробку орзо и бросила мимолетный взгляд на младшего сына. Парню нужно подстричься, но лучше сказать ему об этом в более подходящий момент.
– Кэролл, прости меня, – заговорила она, – просто я пока не готова.
– Тетя Элиза готова! Почему ты нет? Тетя Элиза тоже была дедушкиной дочкой, и она говорит, что, конечно, я должен жить в его комнате. Она не понимает, что мне мешает.
– А, вы только послушайте нас! – нарочито весело заговорила Делия. – Портим такой хороший день спорами! Где твой отец? У него пациент?
Кэролл, не ответив, бросил тост на тарелку и теперь сидел, упрямо раскачиваясь на стуле, явно добавляя линолеуму новых вмятин. Делия вздохнула.
– Милый, – начала она, – я правда знаю, что ты чувствуешь. И обещаю, что довольно скоро ты сможешь занять эту комнату. Но не сейчас! Еще рано! Там до сих пор пахнет табаком из трубки твоего деда.
– Если я там поселюсь – перестанет, – буркнул Кэролл.
– Но этого-то мне и не хочется.
– Черт, тогда я начну курить. Делия принужденно рассмеялась.
– И все же, твой отец с пациентом?
– Не-а.
– Где же он?
– Бегает.
– Он – что?
Кэролл снова взял бутерброд и начал громко жевать.
– Что он делает?
– Бегает, мам.
– Ты хотя бы предложил пойти с ним?
– Господи, да он просто бегает по аллее Гилман.
– Я же просила вас, умоляла не отпускать его одного. Что если что-нибудь случится, а поблизости никого не будет?
– На аллее Гилман мало шансов, – ответил Кэролл.
– В любом случае, отцу не следует бегать. Ему нужно ходить.
– Бег для него полезен, – сказал сын. – Слушай, он не волнуется, его доктора не волнуются. Так в чем проблема, мам?
Делия могла привести множество вариантов ответа, но только приложила руку ко лбу.
Такова была ее жизнь, о которой Делия не стала рассказывать молодому человеку из супермаркета: жизнь грустной, беспокойной, сорокалетней женщины которая уже несколько десятилетий не пила шампанского. Муж был старше ее на добрых пятнадцать лет и в прошлом феврале пережил приступ острой боли в груди. В «скорой помощи» сказали, что он был вызван ангиной. И теперь каждый раз, когда он отправлялся куда-либо один, Делия боялась. Она ненавидела, когда он водил машину, и продолжала находить причины, чтобы не заниматься любовью из страха, что это убьет его, и ночами лежала без сна, замирая в перерывах между долгими, медленными вдохами мужа.
И дети ее были не младенцами, они были взрослыми. Огромными, шумными, невоспитанными, надменными созданиями – Сьюзи, старшекурсница школы Гушера, с непонятным энтузиазмом тяготеющая к разнообразным, но непременно активным видам спорта; Рамсэй, первокурсник из института Хопкинса, готовый в любой момент упорхнуть из родительского гнезда к двадцативосьмилетней подружке, матери-одиночке, с которой он каким-то образом сошелся. (И Сьюзи, и Рамсэй были убеждены, что семейное благосостояние не позволяет им зажить самостоятельной жизнью.) И малыш Делии, ее любимчик, милый, славный Кэролл превратился в грубого подростка, вырывающегося из материнских объятий, критикующего ее одежду и с отвращением закатывающего глаза при каждом ее слове.
Как сейчас, например. Решив начать все сначала, Делия собрала покупки и спросила:
– Кто-нибудь звонил, пока меня не было? И услышала в ответ:
– С какой стати я буду отвечать на взрослые звонки.
Сын даже не удосужился придать фразе вопросительную интонацию.
Потому что взрослые покупают сельдерей для твоего любимого мятно-горохового супа, могла бы сказать Делия, но годы общения с подростками сделали ее пацифисткой. Она вышла из кухни и прошла через коридор в библиотеку, где у Сэма стоял автоответчик.
Они называли ее библиотекой, и книги действительно занимали все пространство стен от пола до потолка, но главным образом это была комната с телевизором. Бархатные занавески, постоянно задернутые, придавали помещению темно-красный отсвет старинного дома, как в кино. Кофейный столик загромождали жестянки из-под лимонада, коробки из-под пиццы и взятые напрокат видеофильмы. Сьюзи, расположившаяся на кушетке, смотрела субботние утренние мультфильмы вместе со своим приятелем Дрисколлом Эйвери. Эти двое начали встречаться так давно, что выглядели как брат и сестра, с одинаковой гладкой, чуть смуглой кожей, подтянутыми, лишенными талии фигурами в одинаковых мешковатых спортивных костюмах. Когда Делия вошла, Дрисколл слегка кивнул. Сьюзи и на это не сподобилась, только переключила канал на дистанционном пульте управления.