Лестница лет

«Обратите внимание, – писал доктор Эдуотер, – с какой легкостью мы с вами могли бы путешествовать по сороковым годам. При том что сейчас эти времена кажутся нам довольно наивными, на этот период наши современники способны оказать значительное влияние, прилагая относительно небольшие усилия».

Делия не ответила. Она прохаживалась по комнате и читала, покусывая нижнюю губу, косясь на дешевую иллюстрацию, испещренную точками, как подсохшая царапина.

– Ну... – сказала она, притворилась рассеянной и прошла в прихожую, переключившись на вторую страницу.

Эдриан последовал за ней.

– По-моему, стиль Эдуотера несколько напыщен, – говорил он, – но я не могу вводить слишком много изменений, потому что он является одним из самых больших авторитетов в этой области.

Как можно создать себе имя в области путешествий во времени? Делия почувствовала интерес, но лишь на короткое время. Ее пребывание в офисе Эдриана было всего лишь предлогом, и он наверняка это знал. Важна была возможность ходить по второму этажу, по спальному этажу, ходить и посматривать в каждую приоткрытую дверь. Эдриан спал в скучной маленькой гардеробной, он переехал туда, когда Розмари ушла от него, поэтому Делия без стеснения зашла в основную спальню, проглядывая третью страницу. Она подошла к бюро, просто потому что там было удобнее читать – из окна над ним лился свет. Молодой человек прикоснулся к ее воротнику сзади.

– Почему ты всегда носишь на шее украшения? – спросил он, приблизив губы к самому ее уху.

– М-м-м? – Она перевернула следующую страницу.

– Ты всегда надеваешь нитку жемчуга, или камею, или, как сегодня, этот кулон в виде сердца. Всегда что-то сжимает твое горло, и еще эти маленькие округлые невинные воротнички.

– Это просто привычка, – ответила Делия, но мысли у нее разбредались. Может, он имеет в виду, что она выглядит глупо, несоответственно возрасту?

Эдриан никогда не спрашивал, сколько ей лет, и, хотя Делия не стала бы ему лгать, выкладывать правду тоже не хотелось. Когда он сообщил, что ему тридцать два, она сказала: «Тридцать два! Ты мне в сыновья годишься!» Это было явным преувеличением, и он засмеялся. Делия не говорила, сколько лет ее детям, а он и не спрашивал, потому что, как большинство людей, у которых нет детей, не представлял, какое колоссальное место они занимают в жизни.

К тому же у Эдриана сложился слегка неправильный образ ее мужа. По некоторым замечаниям она поняла, что Сэм представляется ему крепким и атлетичным (из-за того, что занимался бегом) и, возможно, склонным к ревности. И Делия его не переубеждала.

Можно было однажды свести двух мужчин вместе, скажем, пригласить Эдриана на ужин, сказав, что он – их сосед, оставшийся без жены и вынужденный готовить себе сам, и ситуация утратила бы весь свой драматический потенциал. Сэм начал бы называть его «твой приятель Блай-Брайс», так сардонично, как только он умеет, дети стали бы закатывать глаза к потолку, если бы она говорила с ним по телефону слишком долго. Но Делия никому в семье не сказала о новом знакомом ни слова. И когда руки Эдриана отпустили воротник и притянули ее за плечи, не стала сопротивляться, а прижалась головой к его груди.

– Ты такая маленькая, – сказал он. Она слышала, как его голос отдается в грудной клетке. – Такая маленькая, изящная и нежная.

По сравнению с его женой, подумала Делия, и это сравнение заставило ее выпрямиться. Она отошла, поспешно пролистывая страницы. Обогнула кровать (кровать Розмари! С довольно несвежим шелковым покрывалом) и направилась к шкафу.

– Что я действительно хотела бы знать, – бросила она через плечо, – так это то, можешь ли ты действительно жить так? Потому что твой журнал такой особенный, что ли?

– О, но я ведь и не собираюсь совершать прорыв, – ответил Эдриан спокойно. – Думаю, довольно скоро мне придется закрыться. Переключиться на что-то новое. Но мне не привыкать. Прежде я издавал бюллетень для игроков в домашний бейсбол.

Шкаф был полон нарядов Розмари: топов, платьев, брюк, рассортированых от более коротких к более длинным, – они висели каждый на отдельной вешалке, а не по нескольку на одной, как у Делии. По словам Эдриана, Розмари оставила все свои вещи, когда ушла. Она взяла только черную шелковую пижаму, в которой спала, и узкую черную сумочку. Почему Делию это так волновало? Уже не в первый раз она, как загипнотизированная, стояла перед шкафом Розмари.

– А перед этим, – продолжал Эдриан, – я выпускал журнал для фанатов «Мэш».

Молодой человек снова был позади нее.

– На что ты жил все это время? – спросила Делия.

– Ну, Розмари досталось какое-то наследство. Она закрыла дверь шкафа и обернулась:

– Ты узнал об этом прежде, чем женился?

– Почему ты спрашиваешь?

– Я недавно думала о том, не женился ли на мне Сэм для того, чтобы заполучить практику моего отца, – ответила она.

Не следовало этого говорить. Эдриан посмотрит и подумает: «Да она домохозяйка, и локти у нее торчат». Но вместо этого он улыбнулся и сказал:

– Если бы я был на его месте, я бы женился на тебе ради твоих веснушек.

Делия подошла к той стороне кровати, на которой спала Розмари. Она знала, что эта половина – ее, потому что возле лампы стоял стеклянный флакончик духов. Она положила статью доктора Эдуотера на прикроватную тумбочку, а потом, как будто это было совершенно естественно, открыла маленький комод снизу. Женщина смотрела на маникюрные ножницы, пилки и бутылочки лака для ногтей.

Как ей подходило имя Розмари! Розмарин – редкое растение с острым вкусом, почти ядовитое. Если положить его в пищу слишком много, может показаться, что вы едите нефтепродукт. В этом имени не было ничего пресного, ничего сдержанного или скучного. Ничего веснушчатого.

Эдриан подошел сзади. Повернул Делию лицом к себе и обнял, и в этот раз она не отстранилась, а обвила его руками за талию и ответила на поцелуи. Он поцеловал ее губы, веки и снова губы. Он прошептал:

– Ляг со мной, Делия. Потом зазвонил телефон.

Казалось, что Эдриан его не слышит, он никогда не слышал. И никогда не отвечал на звонки. С самого начала Эдриан объяснил, что это его теща, которой зять нравился больше, чем родная дочь, и она все еще пытается свести их вместе. Делия однажды спросила: «Откуда ты знаешь, что это – не Розмари?» – а он, пожав плечами, ответил: «Розмари не любит разговаривать по телефону». И теперь он даже не дернулся, не напрягся – она чувствовала его малейшее движение. Молодой человек поцеловал изгиб ее шеи, и Делия поняла, что стоит уже вплотную к кровати. Но телефон продолжал звонить. Десять звонков, одиннадцать. Она, должно быть, подсознательно их считала. Осознание этого каким-то образом заставило женщину отстраниться, хотя и с таким чувством, будто она выныривает с глубины.

– О господи, – сказала Делия срывающимся голосом и постаралась аккуратнее заправить блузку в юбку – Мне правда пора ехать. Я оставила сумочку внизу?

Эдриан тоже прерывисто дышал. Он не ответил. Тогда она сказала:

– Да, я помню! На стуле. Мне нужно торопиться, мать Сэма придет сегодня на ужин.

Делия спускалась по лестнице. Тем временем телефон разрывался четырнадцатым звонком. Пятнадцатым. Женщина дошла до прихожей, схватила сумочку и повернулась к парадной двери со словами:

– Знаешь, мы завтра уезжаем в...

– Ты никогда не остаешься, – сказал Эдриан. – Ты всегда несешься прочь, как только приходишь сюда.

Она пробормотала что-то невразумительное.

– Чего ты боишься?

«Я боюсь оказаться обнаженной перед кем-то, кому тридцать два года от роду», – подумала она, но не сказала. Вместо этого Делия притворно улыбнулась и проговорила:

– Думаю, мы увидимся после поездки.

– Ты можешь когда-нибудь выкроить побольше времени? Всю ночь? Не можешь сказать им, что будешь у подруги?

– У меня нет подруги, – ответила Делия.

И вдруг подумала – а ведь это правда. Выйдя замуж за Сэма, она сменила круг общения и возрастную категорию знакомых, так что все ее школьные подруги остались в стороне.