Анналы

10. Даже женщины не были ограждены от опасности этого рода. Поскольку они не могли быть обвинены в намерении захватить власть, их карали за слезы, и мать Фуфия Гемина, престарелая Виция, была умерщвлена только за то, что оплакивала казненного сына[13] . Так обстояли дела в сенате; не иначе поступал и принцепс, по чьему повелению были преданы смерти Вескуларий Флакк и Юлий Марин, давние его приближенные, некогда последовавшие за ним на Родос и неотлучно находившиеся с ним также на Капреях; при посредстве Вескулария строились козни против Либона, а при участии Марина Сеян расправился с Курцием Аттиком[14] . Эти наставники в вероломстве к общей радости от вероломства и погибли. Тогда же умер естественной смертью, что для столь значительного лица было в то время редкостью, понтифик Луций Пизон, ни разу по собственному почину не внесший ни одного раболепного предложения и неизменно, когда возникала необходимость, призывавший к благоразумной умеренности. Я упоминал, что его отец был в свое время цензором, сам он дожил почти до восьмидесяти лет; за заслуги во Фракии ему были пожалованы триумфальные отличия. Но больше всего он прославил себя на посту префекта города Рима; получив эту должность, незадолго пред тем ставшую постоянной и вследствие непривычки народа к повиновению весьма трудную, он выполнял свои обязанности с удивительным чувством меры.

11. В прошлом цари и позднее магистраты, отлучаясь из Рима, избирали, дабы в городе не было безначалия, своих временных заместителей, которым надлежало вершить правосудие и действовать в зависимости от обстоятельств; сообщают, что Ромул оставил своим заместителем Дентра Ромулия, позже Тулл Гостилий — Нуму Марция и Тарквиний Гордый — Спурия Лукреция. В дальнейшем такие же поручения исходили от консулов. Подобие этого обыкновения сохраняется и поныне, когда ради латинских празднеств всякий раз назначается особый префект, к которому в эти дни переходят консульские обязанности. Да и Август в пору гражданских войн поставил во главе Рима и всей Италии Цильния Мецената из всаднического сословия; затем, уже став главой государства, он вследствие обилия населения и медлительности судопроизводства повелел выделить кого-нибудь из числа бывших консулов для обуздания рабов и тех беспокойных граждан, чья дерзость не могла быть укрощена иначе как силой. Первым эту должность занял и спустя несколько дней оставил как неспособный справиться с нею Мессала Корвин; далее, несмотря на преклонный возраст, ее превосходно отправлял Тавр Статилий и после него в течение двадцати лет Пизон, также заслуживший всеобщее одобрение и по этой причине удостоенный сенатом похорон на государственный счет.

12. Затем народный трибун Квинтилиан доложил сенаторам о Сивиллиной книге, приобщения которой к прочим книгам той же прорицательницы соответствующим сенатским постановлением настойчиво добивался квиндецемвир Каниний Галл. Сенат дал на это согласие без предварительных прений, и Цезарь прислал письмо, в котором слегка попенял трибуну, по молодости лет не осведомленному в старинных обычаях. Галла, однако, он сурово упрекал в том, что, состарившись на изучении священных обрядов, он обратился с этим делом к неполному составу сената, не выяснив притом происхождения книги, не дождавшись, пока коллегия[15] выскажет о ней свое мнение, не распорядившись, как того требовал обычай, чтобы прорицания были предварительно прочитаны и оценены магистрами[16] . Одновременно Цезарь напомнил, что так как под этим прославленным именем распространялось немало всякого вздора. Август воспретил частным лицам хранить у себя книги этого рода, установив срок, в течение которого их полагалось сдавать городскому претору. Такой же указ издали и наши предки после сожжения Капитолия в Союзническую войну[17] , ибо тогда было разыскано много прорицаний Сивиллы — одна ли она была или их было несколько — на Самосе, в Илионе, Эритрах, Африке, а также на Сицилии и в италийских колониях[18] , и жрецам было дано поручение определить, насколько это доступно разумению человеческому, какие из них действительно подлинные. Таким образом, и эта книга в конце концов была отдана на рассмотрение квиндецемвиров.

13. При тех же консулах дороговизна съестных припасов едва не повела к мятежу: несколько дней подряд народ шумел в театре, выдвигая всевозможные требования с непозволительной по отношению к императору дерзостью. Встревоженный этим, он вменил в вину магистратам и сенаторам, что они не усмирили толпы имевшимися в их распоряжении средствами, и в конце письма указал, из каких провинций подвозит он продовольствие и насколько больше, чем подвозил его Август. Итак, в целях обуздания простого народа был составлен отличавшийся старинной суровостью сенатский указ, и не менее строгие распоряжения отдали консулы. Молчание самого Тиберия объясняли не его снисходительностью, на что он рассчитывал, а надменностью.

14. В конце года погибли обвиненные в причастности к заговору Сеяна римские всадники Геминий, Цельс и Помпей; из них дружески связан был с ним только Геминий, да и то не в существенно важном, и сближала их лишь приверженность того и другого к расточительству и изнеженному образу жизни. И трибун Юлий Цельс, закованный в кандалы со свободно свисавшей цепью, обмотав ее вокруг шеи и растягивая в разные стороны, сам себя удавил. А к Рубрику Фабату была приставлена стража, так как его заподозрили в том, что, тяготясь сложившимися в Римском государстве порядками, он пытался бежать к парфянам, рассчитывая найти у них дружелюбный прием. В самом деле, обнаруженный у Сицилийского пролива и доставленный в Рим центурионом, он не мог привести никаких правдоподобных причин в объяснение своего пребывания в столь удаленном от его дома месте; тем не менее он остался в живых скорее потому, что о нем забыли, чем вследствие снисходительности.

15. В консульство Сервия Гальбы и Луция Суллы[19] Цезарь после долгого раздумья, кого бы дать в мужья своим уже достигшим брачного возраста внучкам, остановил выбор на Луции Кассии и Марке Виниции. Виниций происходил из провинциального рода; он родился в городе Калах; его отец и дед достигли консульского достоинства[20] , но все остальные в семье принадлежали к всадническому сословию; сам он был мягкого нрава и обладал даром изящной речи. Кассий происходил из римского плебейского рода, впрочем древнего и заслуженного; воспитанный отцом[21] в строгости, он располагал к себе скорее своей обходительностью, чем душевною твердостью. Итак, выдав замуж дочерей Германика Друзиллу и Юлию — первую за Кассия, вторую за Виниция, — Тиберий сообщил об этом сенату, сдержанно похвалив молодых людей. Затем, довольно смутно изложив причины своего пребывания за пределами Рима, он перешел к делам более важным и к тому, что, заботясь о благоденствии государства, он навлек на себя недовольство, и закончил письмо просьбою допускать вместе с ним в курию всякий раз, когда он пожелает ее посетить, префекта Макрона[22] и еще нескольких трибунов и центурионов[23] . И хотя соответствующий сенатский указ полностью учел его пожелания и в нем не упоминались ни звание, ни число сопровождающих императора, Тиберий не только не вошел ни в один римский дом, не говоря уже о народном собрании, но всякий раз объезжал родной город кружными путями.