Венера без лицензии

По вызову начальника является служащая, записывает текст и начинает его передавать – один, два, три раза подряд, затем перерыв, и снова по всем этажам, через десятки репродукторов разносится, оглушая людей, покупающих соски, люстры в стиле Марии-Терезии, ласты, галстуки в подарок папе, – настойчивый призыв; имя Маурилла произносится едва ли не по слогам. Когда дикторша начинает передавать текст в седьмой раз, секретарша вводит в кабинет миниатюрную блондинку, на первый взгляд совсем девочку, хотя, приглядевшись получше, всякий поймет, что она далеко не девочка.

– Маурилла? – спрашивает Маскаранти.

– Нет, я ее подруга.

– Синьор из полиции, – строгим голосом сообщает начальник. – Постарайтесь как можно четче отвечать на его вопросы.

– Как фамилия Мауриллы? – задает Маскаранти первый вопрос.

– Маурилла Арбати, – лепечет блондинка.

Маскаранти, торжествуя, заносит фамилию в записную книжку: за три минуты он нашел вторую фотомодель – вот какой молодец!

– Где она живет?

Блондинка мнется, хочет что-то объяснить, он нервничает, торопит ее: ну же, где живет эта Маурилла Арбати, я немедленно поеду к ней, привезу ее в квестуру и там мы размотаем клубок (Маскаранти еще верит в то, что клубок можно размотать), она ведь тоже фотографировалась, вот пусть и расскажет – как, зачем, кто снимал!

– Адрес! – отрывисто бросает он.

Блондинка пугается и переходит на шепот:

– Улица Нино Биксио, двенадцать. – Предельно четко, как и велел начальник.

– Вы ведь близкие подруги, верно? – делает вывод Маскаранти: чтобы знать наизусть адрес, надо быть очень близкими подругами.

Блондинка не отвечает, но это не важно, у него уже созревал другой вопрос:

– А почему Маурилла сама не явилась на вызов?

– Может, больна? – высказывает предположение начальник.

– Она умерла, – говорит блондинка и бледнеет.

Ее усаживают.

– Что же вы сразу не сказали?! – ярится Маскаранти (ведь если она умерла, значит, он не сможет ее допросить и тем самым размотать клубок).

– Она умерла год назад, – говорит блондинка. – Мне, когда я услышала ее имя по радио, прямо дурно стало – представляете, сколько времени прошло, и вдруг услышать, что ее вызывают в дирекцию, как будто она жива!

А умерла она очень просто, ушла с работы, никому ничего не сказав, даже ей, поехала в Рим, с приятелем, разумеется (блондинка, краснея, сообщает, что был у нее «один»), поехала, значит, искупаться, и там ей, должно быть, стало плохо... короче, на следующий день нашли ее в Тибре, не доезжая Рима, застряла в водорослях, как заброшенная лодка... Маурилла была в купальнике, а на берегу, почти в километре оттуда, лежали ее вещи. Блондинка узнала об этом только через неделю, от ее родителей, когда позвонила, чтобы узнать, что с Мауриллой.

Вот такая простая и понятная история.

Маскаранти записал все данные блондинки, вернулся в квестуру и позвонил в Рим. Арбати Маурилла утонула в Тибре, найдена на таком-то километре, в такое-то время, синьором таким-то. Он даже заказал в архиве прошлогодние римские газеты и прочел хроники и репортажи, изобиловавшие вопросительными знаками: несчастный случай или преступление? Утонула или убита? И не надо тут быть семи пядей во лбу: обе девушки, сфотографированные камерой «Минокс», нашли свою смерть – блондинка на первый день после этого, брюнетка – на четвертый. Одна в Милане, в Метанополи, другая в окрестностях Рима, на дне Тибра. В обоих делах имеется масса неясностей: первое – не слишком убедительное самоубийство, второе – вызывающий подозрение несчастный случай. Теперь неясностям пришел конец: убийцы довольно ловко инсценировали самоубийство Альберты, у нее в сумочке даже лежало письмо к сестре, где она просила прощения за уход из жизни (ее заставили написать или она написала его раньше, в самом деле намереваясь покончить с собой?), а затем обставили смерть Мауриллы как несчастный случай, весьма, надо сказать, странный: миланка ни с того ни с сего едет в Рим искупаться и тонет в Тибре.

Давид, только-только избавившийся от немоты, даже задал вопрос:

– А почему одну убили в Милане, а другую в Риме? – Святая наивность!

А лечащий врач очень терпеливо объяснил ему (Давид единственный, на кого у него хватало терпения):

– Потому что если бы в течение четырех дней здесь, в Милане, нашли сначала блондинку, утонувшую, скажем, в Ламбро, а потом брюнетку, перерезавшую себе вены в Метанополи, то полиция наверняка сопоставила бы эти крайне загадочные смерти и заподозрила бы преступную деятельность. А так одна утонула в Риме и поэтому никак не может иметь отношения к той, что покончила с собой в Метанополи. Таким образом, римская полиция занимается утопленницей, а миланская – самоубийцей, и ни та, ни другая, естественно, ничего не находят, потому что нет связи. Связь восстановили вы, когда передали нам пленку.

– Но тогда, – сказал Давид (порой люди от долгой немоты впадают в красноречие), – если бы я сразу отнес эту пленку в полицию и все рассказал, то, возможно, виновники были бы обнаружены.

– Возможно, – кратко ответил лечащий врач. (Опять он со своими «если бы», все комплексы налицо, ни одного не пропустил!) – Но для начала вы должны были знать, что предмет, оставленный Альбертой в вашей машине вместе с платком, есть не что иное, как кассета с отснятой микропленкой. А вы этого не знали. К тому же ваш отец, проведай он, что вы впутались в подобную историю, переломал бы вам все кости.

Смешок Карруа, который хорошо изучил своего могущественного друга, понимающая улыбка Маскаранти.

– Вы ни в чем не виноваты. Успокойтесь и налейте нам пива.

– Итак, переходим к выводам, – заявил Карруа. – Речь идет о банде. Думаю, в этом нет никаких сомнений.

Да, вне всяких сомнений. Его, медика и апостола, вдруг обуял зверский голод, и он прикончил оставшиеся сандвичи.

– Второе: речь идет о крупной банде. Это не просто какие-нибудь жалкие сутенеры, прибывшие сюда из соседней страны, по обмену опытом. Это организованная преступность, которая ни перед чем не остановится и, чтобы ее не раскрыли, пойдет на любое убийство. Это тоже, я думаю, очевидно.

Да, пожалуй, хотя он, как апостол, не очень верил в крупные организации. Здесь скорее действуют несколько изворотливых мерзавцев. Но он уже понял, куда клонит Карруа.

– Я понял, куда ты клонишь, – сказал он. – Хочешь озадачить Интерпол – наверное, это мудрое решение. В конце концов вы обязательно все раскопаете, но очень не скоро, ведь пока нет никаких следов. Будь эти девицы профессионалками – другое дело, а они дилетантки, проститутки без лицензии, взбалмошные особы, но из приличных семей. Своим ремеслом занимались от случая к случаю, по собственному желанию, а не под руководством сутенера. – Подобно Карруа, он ненавидел жаргонные словечки, которые в большом ходу у киношников – что-нибудь вроде «кот» или «папашка». – Родители, родственники, соседи даже не подозревали об их деятельности, у них была нормальная работа, и на службе о них хорошо отзывались: «Серьезные девушки, воспитанные, аккуратные», – им поневоле приходилось носить эту маску, иначе их бы сразу раскусили... Единственной уликой была пленка, но фотограф исчез, и неизвестно, кто он, а обе модели погибли... Нет, вы их, конечно, возьмете, но для этого понадобится много времени. А я тороплюсь.

У Карруа снова вырвался смешок.

– Ах, вот как! И что же ты предлагаешь, чтоб ускорить дело?

– Точно еще не знаю, я бы начал с одного предложения.

– С какого?

– Что эти мерзавцы снова работают. Испытав потрясение, связанное с пропажей пленки и необходимостью убрать обеих девушек, они ненадолго ушли под воду, скажем, месяца на три – на четыре. Но затем поняли, что полиция вполне удовлетворилась версиями самоубийства и несчастного случая, и вновь начали суетиться: ты бы на их месте так же поступил, ведь Милан – это золотое дно... Да-да, – уточнил он, хотя Карруа и не требовалось уточнений, – дельце очень доходное, и ты бы на их месте его не бросил, иными словами, снова начал бы гоняться за девушками, готовыми вступить на эту стезю, начал бы вовлекать их в свою орбиту, пока тебя конкуренты не опередили. Поэтому, я думаю, надо исходить из того, что интересующие нас лица по-прежнему работают в Милане – даже сейчас, сегодня вечером...